«Дело вернется в суд к лету. Если вообще вернется…»

Сергей Лавреньтев, один из адвокатов Николая Сандакова — о том, почему его доверитель был выпущен под залог, тактике защиты и ближайших перспективах уголовного дела против бывшего вице-губернатора Челябинской области.

— Главный итог сегодняшнего заседания суда известен — ваш подзащитный отпущен под залог в 10 миллионов рублей. Но ведь речь идет не только об этом?

— Именно так. Кроме того, что мой подзащитный был выпущен из-под ареста, суд вернул дело в прокуратуру, удовлетворив ходатайства как стороны защиты, так и самого надзорного органа. Причина возвращения дела — устранение препятствий рассмотрения его судом. Думаю, прокуратура в свою очередь возвратит это дело назад в следственные органы.

— Что это за препятствия?

— Главное — были нарушены права Николая Сандакова. Дело в том, что в части 5 статьи 217 Уголовно-процессуального кодекса сказано, что по окончании ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами дела следствие обязано разъяснить обвиняемому его права на ходатайства. Этого сделано следователем просто не было. Кроме того, мой подзащитный успел ознакомиться с материалами дела, однако их изучение так и не было закончено, поскольку с ним не ознакомлены его адвокаты, то есть я и мои коллеги. Это нарушает права Сандакова на защиту, а это препятствие для рассмотрения дела судом по существу.

Кроме того, напомню, что дело было переквалифицировано следствием со статьи «получение взятки» на статью «мошенничество». Так вот, «взяткодатель» Евгений Тарасов так и не признан следствием потерпевшим по этой статье! То есть обвинение в адрес Сандакова есть, а человек, в отношение которого якобы было совершено «мошенничество», формально даже не считается обманутым! И таким образом следствие, по сути, нарушило права и интересы не только Сандакова, но и самого Тарасова! Дело есть, а пострадавшего — нет! И на это суд также обратил внимание.

— Удивительно.

— Для нас тоже. Это, в общем-то, базовые ошибки следователя, свидетельствующие о его квалификации. Напомню, на них обратила внимание даже прокуратура.

Наконец, прокуратура же заявила о возможном предъявлении Сандакову нового, более тяжкого обвинения. Но комментировать это пока трудно — мало конкретики. 

— А что насчет той части дела, которая касалась статьи 272 УК (неправомерный доступ к компьютерной информации — прим. редакции)

— По ней суд никак не высказался, сохранив де-факто статус-кво (хотя у нас вопросы к следствию имеются).

— Часто ли встречаются случаи, когда подобные дела судом возвращались в прокуратуру? 

— (после раздумья) нечасто. Навскидку можно вспомнить дело в отношении Олега Грачева (экс-вице-губернатора Челябинской области — прим. ред. ), когда прокурор не подписал обвинительное заключение следствия, но это все же совсем другая ситуация.

— На странице Николая Сандакова в фейсбуке, не так давно появлялась запись, в которой следователь по его делу Игорь Бедерин едва ли не обвинялся в служебном преступлении (цитата — «...к передаче дела в суд следователь И. Бедерин, уже похоже вообще ничего не боясь (или терять нечего?), взял и поверх подписей моей и защитников просто дописал в протоколах нужную ему информацию. Другой пастой, в другое время — это легко доказывается»... - прим. редакции).

— Это нашел мой коллега, Сергей Колосовский. Мы увидели в деле документ, который мы не помним, чтобы приобщался к материалам дела во время одного из допросов. Это было сделано уже после ознакомления... Но что это за документ, я пока говорить не стану.

— Похоже, ваша тактика защиты — доказать, что следствием допущены в деле нарушения, а как минимум часть доказательств были собраны с нарушением закона, что делает их недопустимыми и исключает из дела. 

— В том числе. Это лишь одно из оснований. Прежде всего, мы считаем, что в части мошенничества не было самого события и состава преступления. Есть серьезные претензии и к обвинению и в части статьи 272.

— Насколько известно, Сандаков был выпущен из-под стражи еще до внесения залога в 10 миллионов рублей. А такое вообще возможно?

— Пожалуй, первый подобный случай за 20 лет моей практики. Но ситуация немного сложнее — у Николая Дмитриевича 25 марта в принципе заканчивался предельный срок ареста — 12 месяцев. А 26 марта — суббота-выходной день. И он уже находился бы в СИЗО незаконно. В тоже время отмечу, что судья, возможно, могла бы оставить его под стражей до внесения залога, но проявила гуманность. Предупредив нас о последствиях, которые ждут нашего подзащитного в случае невнесения залога до понедельника.

— Залог будет внесен?

— Его еще надо собрать... Но думаю, это будет сделано в максимально короткий срок.

— Ваш прогноз — как будут дальше развиваться события?

— Прокуратура вернет дело в следственные органы, которые будут устранять препятствия — заново разъяснять моему подзащитному права, дать ему и его защите время на ознакомление с делом, наконец, признать Евгения Тарасова потерпевшим (улыбается).

— Это будет делать тот же следователь?

— Не уверен (улыбается). Хотя, по сложившейся практике, могут и ему, мол, ты это начинал, ты и разгребай.

— А потом — новое обвинительное заключение, и через прокуратуру — снова в суд?

— Если обычным порядком, то — да. Но в нашем случае, как мне видится, возможны варианты. Во-первых, из 4-гоСледственного управления дело могут передать еще куда-то, «повыше». А во-вторых, утверждать его, возможно, будет уже не замгенпрокурора Пономарев, а кто-то в Москве... Ну, и я не уверен, что оно снова попадет в суд.

— Сколько это «устранение противоречий» займет времени?

— Ну, не день и не два. Если обычным порядком, то, наверное, не раньше лета. 

— Все это время Сандаков останется под залогом?

— Да. 

— Какие это ограничения накладывает на него?

— По сути, это чем-то похоже на подписку о невыезде — он обязан являться по вызовам следователя и суда, в случае отъезда куда-то — согласовывать это со следствием. Бывали случаи, когда и заграницу отпускали на время. В том числе — самого Николая Дмитриевича следователь Бедерин незадолго до ареста отпускал в Турцию. Другое дело, что если он нарушит условия залога, скроется, то тогда эти деньги пропадут. Но это вряд ли.

В остальном же — никаких особых ограничений, ни в общении, ни в чем-то еще. Разве что мы ему не рекомендовали общаться с потерпевшим и свидетелями, чтобы не быть неправильно понятым.

Для нас же главное, что все это время Николай Дмитриевич проведет на свободе, дома, в окружении семьи и друзей.

— Он был у​дивлен этим решением суда?

— Да. До последнего не верил в такую возможность. Хотя и надеялся, конечно...