Мифы и реальность Брестского мира
3 марта 1918 года был подписан Брестский мир. Мир – вынужденный и пахабный. Но только мир давал стране передышку и возможность собрать новую боеспособную армию для будущих побед. Эти, казалось бы очевидные вещи в наше время понятны далеко не всем. Дело в том, что его история, во время перестройки в СССР была сильно мифологизирована с единственной целью – дискредитировать советское прошлое и осуществить развал государства.
В 1991 году перестройщикам удалось это сделать. Поэтому наша задача не допустить повторения 90-х, а верный путь к этому – это знание и понимание собственной истории. Так давайте попробуем разобраться в том, что произошло в 1917-18 гг. на самом деле, и могла ли Россия продолжать войну с Германией.
В качестве предыстории отметим, что после прихода к власти большевики сразу начали переговоры о мире со всеми участниками конфликта. Однако союзники России, страны Антанты на переговоры так и не пошли (да и не собирались, о чём будет указано ниже). Россия была вынуждена продолжить переговоры с Германией и заключить временное перемирие, до того, как будут оговорены все условия. Хуже того, уже 27 января 1918 года Центральная рада Украины подписала сепаратный мир с Центральными державами, по сути, открыв дорогу германским войскам на свою территорию.
А теперь перейдём к разбору трёх главных тезисов десоветизаторов и перестройщиков.
Первый заключается в том, что «Россия была на пороге победы», а значит, обязана была продолжать войну.
На самом деле ситуация в стране и в армии была катастрофическая. Экономическая система царской России не могла выдержать затяжную войну. Проблемы начались уже после года ведения военных действий. Уже к осени 1915 года резко ухудшается техническое снабжение. Вот воспоминания Деникина в «Очерках русской смуты» говорит: «Весна 1915 года остаётся у меня всегда в памяти. Великая трагедия русской армии, отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои. Изо дня в день тяжёлые переходы, бесконечная усталость. Полками они уничтожали нас так, что мы не могли сражаться».
Снарядный и патронный голод описывает Николай Николаевич Головин (генерал царской армии, участник Первой мировой, эмигрант), военный специалист, автор нескольких научных работ по ведению боевых действий. Он говорит о том, что для пополнения убыли в течение 3-х лет войны требовалось 7 миллионов 200 тысяч винтовок. А вот как он кратко описывает облик российского командования Первой мировой в предисловии к своей книге: «В такой Армии, как старая Русская Армия, командный состав был избалован доблестью войск. Очень часто ошибки его могли оставаться незаметными под покровом излишне пролитой крови. Эта доблесть войск располагала к умственной лени. Подобно очень богатому человеку, наш командный состав привык слишком нерасчетливо пить офицерскую и солдатскую кровь».
Беда заключалась в том, что кадровый офицерский состав был выбит уже в первые годы войны. Это усугубляло проблемы командования, а армия стремительно разлагалась. Как отмечает историк Юрий Бахурин (исследователь русской армии), братания, которыми известен 1917 год, по имеющимся опубликованным и архивным материалам, начались уже в 1914 году. А в 1915 году, когда армию возглавил император Николай II, и то, к чему это привело, мы можем судить по концу 1916 года. Начальник штаба Ставки, генерал Алексеев пишет: «Я хочу уйти в отставку. Он как младенец: всё гибнет, а он не понимает, что происходит».
Но самое страшное началось после Февральской революции и прихода к власти Временного правительства. И здесь мы обязаны отметить, что Российская империя не выдержала войну не только экономически, но и политически. Неустойчивая политическая система, наполненная противоречиями и нерешёнными проблемами, рухнула под тяжестью кровопролитной войны. И этот исторический урок актуален как никогда. Без политической консолидации невозможно вести тяжёлую затяжную войну. Опыт Великой Отечественной войны, когда Красная армия несла тяжёлые потери, но те не менее продолжала оказывать сопротивление и в итоге переломила ход войны – блестящее доказательство данного утверждения. Но вернёмся к революционным событиям 1917 года.
В первые дни после свержения монархии Петросовет (а Советы тогда были вовсе не большевистскими) издаёт губительный «Приказ №1», который в двух словах можно описать как приказ о демократизации армии.
Вот как описывает в своих воспоминаниях последствия приказа Пётр Краснов, тот самый Петр Краснов: «Потребовать и восстановить дисциплину было невозможно. Солдаты расстреляли на воздух данные им патроны, заявивши, что они воевать не желают и не будут. Один полк был застигнут праздником Пасхи на походе. Солдаты потребовали, чтобы им даны были яйца и куличи. Ротные и полковые командиры бросились по деревням искать яйца и муку, но в разоренном войною Полесье ничего не нашли. Тогда солдаты постановили расстрелять командира полка за недостаточную к ним заботливость./…/ целая рота явилась его расстреливать. Он стоял на коленях перед солдатами, клялся и божился, что употребил все усилия, чтобы достать разговения, и ценой страшного унижения и жестоких оскорблений выторговал себе жизнь».
А вот как относился к приказу Петросовета генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич: «Я был убеждён, что созданная на началах, объявленных приказом №1, армия не может не только воевать, но и сколько-нибудь организованно существовать».
Глава русской разведки Павел Алексеевич Игнатов вспоминал о приказе так: «Я ощущал, что повсюду нарастает беспорядок. Зловещий приказ №1 начал действовать. Дисциплина исчезла. Русские войска во Франции стали потихоньку терять прежний порыв, испытав на себе последствия пропаганды».
А вот что описывает в своих мемуарах Густав Маннергейм, тот самый Маннергейм: «Сразу же по прибытии на фронт [в марте 1917 года] я понял, что /…/ революция распространилась, как лесной пожар. Первый известный приказ Советов начал действовать, поэтому дисциплина резко упала. Усилились анархические настроения, особенно после того, как Временное правительство объявило о свободе слова, печати и собраний, а также о праве на забастовки, которые отныне можно было проводить даже в воинских частях. Военный трибунал и смертная казнь были отменены. Это привело к тому, что извечный воинский порядок, при котором солдаты должны подчиняться приказам, практически не соблюдался, а командиры вынуждены были всерьез опасаться за собственные жизни. По новым правилам солдат мог в любой момент взять отпуск или, попросту говоря, сбежать. К концу февраля дезертиров было уже более миллиона человек».
Кандидат исторических наук Юрий Бахурин так описывает ситуацию, сложившуюся на фронтах к 1917 году: «… генерал Корнилов, главнокомандующий в 1917 году, был вынужден ввести так называемые ударные отряды… Ударные отряды Корнилова расстреливали «братальщиков»… Именно эти, так называемые «батальоны смерти», в которые, в том числе, входили и женщины. Вдумайтесь: война, которая, якобы, ведёт нас к победе, принудила женщин взять винтовки».
Профессор Владлен Логинов в статье «В шаге от пропасти» пишет: «У нас журналисты до сих пор жуют старую, давно потерявшую вкус жвачку: вот, дескать, если бы Россия дотянула вместе с Антантой до победы в Первой мировой, то были бы в числе триумфаторов. Забывают о том, что капитуляцию Германии нельзя свести к её военным поражениям. Она стала результатом революции, которую при поддержке рабочих принесли в Германию немецкие солдаты, возвращавшиеся после Брестского мира с русского фронта и из плена. Забывают и о том, что после оккупации немцами в 1915 и 1916 гг. более десятка западных российских губерний, Польши, Прибалтики на протяжении всего 1917 г. Российская армия терпела поражения: в апреле – на реке Стоход, в июле – под Тарнополем, в августе – у Риги, в сентябре – на Моонзундских островах, в октябре – на Двинском плацдарме и на Кавказском фронте. Не помогали ни речи Керенского, ни заградотряды Корнилова. Нам был нужен любой мир, как выразился один из солдат, «пусть даже похабный». Молодой военный министр Временного правительства генерал Верховский, и тот понял, что у страны иссяк запас сил, и требовал заключения сепаратного мира. «Всякие попытки продолжать войну, – говорил он, – только приблизят катастрофу».
Второй тезис антисоветчиков заключается в том, что в описанном выше развале армии виноваты большевики.
Но это совершенно противоречит данным исторической науки. За период с марта по октябрь 1917 года усилиями кадетов, а затем эсеров, которые и были у власти во Временном правительстве и Советах в отставку были отправлены 374 генерала, увольнению подвергалось высшее офицерство, начался полный бардак. В 1917 году эти же силы меняли командующих всех фронтов, командиров всех 14-ти армий. То есть эти политические силы боролись за влияние в российской армии. Влияние же большевиков на армию было практически ничтожным. И это подчёркивает человек, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к большевикам. Речь идёт о генерале Деникине. Вот что он пишет:«Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм являлся решительной причиной разложения армии. Он нашёл лишь благодатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме».
Как отметил кандидат исторических наук Павел Марченя: «После того, как февральский режим девальвировал русскую идею – национальную, патриотическую, православную, монархическую - после этого армии воевать было не за что. А без идеи русская армия победить не могла. И армии не было из-за действий Февралистов».
А вот как описывает последствия всех этих событий профессор Владлен Логинов: «Главные участники октябрьских событий 1917 года буквально до последнего дня старались избежать вооружённого столкновения. В сентябре 1917, когда всё переплелось, перемешалось, когда русские войска сдали Ригу, Моонзунд, открыли врагу дорогу на тогдашнюю столицу, когда остро встал вопрос о судьбе Петроградского гарнизона, мощный социальный взрыв был неизбежен: оказался бы там Ленин или нет. Ну что такое 350 тысяч большевиков на огромную империю – от Прибалтики до Тихого океана? Невольно вспомнилась сцена, красочно описанная Майн Ридом: табун мустангов несётся к пропасти. Что делать, чтобы спасти его? Обогнать, повести за собой и у последней черты свернуть в сторону…У большевиков была великая историческая заслуга: они сумели хоть как-то канализировать взрыв народной ярости и ненависти. Более того, они смогли собрать уже развалившуюся по кускам страну…». («В шаге от пропасти». «Литературная газета», 25 июля 2007 года).
Тем временем, страны центральной Европы во главе с Германией и Антанта продолжали войну. Ленин на съезде отмечал, что именно эта уникальная ситуация, когда империалистические страны заняты войной друг с другом и позволила избежать немедленного внешнего давления, которое должно было начаться на Россию сразу после прихода Советской власти. Но так будет не всегда, уточнял Ленин. Именно поэтому вопрос о мире с Германией, который позволит ещё выиграть время для формирования новой боеспособной армии молодой Советской России, был таким важным. Вопрос о соотношении «потери пространства и выигрыше времени» Ленин назвал философским.
И Ленин был совершенно прав. Дело в том, что сразу после свержения самодержавия и прихода к власти в феврале 1917 года страны Антанты начали разыгрывать «карту победы» без России.
Вот что пишет историк Анатолий Смолин, который долгое время изучал историю белого движения, и как мне кажется, изучал его с симпатией к белогвардейцам: «В результате апрельской встречи в Вашингтоне представителей Англии, Франции и США была выработана формула об интернационализации проливов. Самостоятельная Польша виделась теперь союзником в качестве барьера на пути России в Европу. А Бессарабия должна была отойти к Румынии. Причем русских об этом даже не поставили в известность. И только из выступления президента Вильсона о целях войны они узнали, что проливы должны быть интернационализированы. Это крайне неприятно поразило русскую дипломатию и Временное правительство… Все последующие действия союзников на конференции 12 и 13 июля 1917 года в Париже и 25 и 26 июля в Лондоне показали, что с Россией считаться никто не намерен… С 28 ноября по 3 декабря 1917 года в Париже проходила конференция Верховного совета Антанты… В декабре 1917 года между Францией и Англией было заключено тайное соглашение о разделе сфер влияния в России». («Парижская мирная конференция – мир без России», Смолин Анатолий Васильевич – доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета).
Дальнейшее развитие событий продолжалось том же ключе. Большевики, которые, начав решать вопрос о мире, наткнулись на противодействие стран Антанты. Вот что пишет сопредседатель «Российского исторического общества» Александр Чубарьян в своей книге «Брестский мир»: «8 ноября 1917 года в помещении английского посольства в Петрограде состоялось совещание послов западных стран. На этом и последующих заседаниях послы приняли решение Советскую власть не признавать и ни на какие предложения о мире ответа не давать. В таком же духе были составлены инструкции руководящих деятелей США, Англии и Франции, данные ими своим представителям в России… В конце ноября 1917 года в Париже собралась межсоюзная конференция стран Антанты, на которой обсуждался «русский вопрос»… Конференция подтвердила решение ни в какие переговоры и контакты с Советской властью не вступать и поддержать антисоветские силы в их борьбе за реставрацию в России.… Встретив враждебное отношение стран Антанты, Центральный Комитет большевистской партии и Советское правительство приняли решение начать переговоры с представителями германо-австрийского блока».
Забежим чуть вперёд и отметим, что готовилась иностранная интервенция и на Дальнем Востоке России. Причём как со стороны США, так и со стороны Японии. И после провокации связанной с убийством нескольких японских служащих, Япония уже в начале апреля 1918 года начала интервенцию под предлогом защиты своих граждан. Как следствие к разделу «российского пирога» подключились и Соединённые Штаты, которые не желали усиления японского влияния в дальневосточном регионе.
Оказавшись брошенная вчерашними союзниками, обескровленная Россия с разрушенной экономикой и армией не могла продолжать войну. Народ, большинство которого составляли крестьяне – требовал мира, и не желал гнить в окопах и гибнуть на полях этой непонятной войны. В этом смысле, политика большевиков была предельно прагматична, то есть отвечала конкретной исторической ситуации во всей её сложности.
Другой важный момент, который необходимо учитывать при рассмотрении исторического момента – это региональный сепаратизм (на который, как правило, и рассчитывали интервенты, когда обсуждали сферы влияния), который уже давно охватил Россию. Так сепаратные соглашения о мире с Германией и её союзниками подписала Центральная украинская рада, которая на тот момент действовала автономно, и независимо от Петрограда.
Из воспоминаний Петра Врангеля: «После позорного Брест-Литовского (он говорит о мире который подписала Украинская рада 27 января 1918 года) мира на Украину двинулись немецкие войска. Они заняли Крым, большевики бежали. Я испытывал странное, какое-то смешанное чувство. Радость освобождения от унизительной власти хама и больное чувство обиды национальной гордости».
То есть отметим, что новая украинская власть, которая функционировала с момента февральских событий, пошла на сепаратные переговоры с немцами, за спиной у большевистского правительства. То есть по факту украинская рада уже давно не считала себя частью России и сделала всё, что бы на штыках стран оси удержать свою власть на Украине. Всё это отчасти (а все аналогии хромают) напоминает современные события на Украине.
Также независимость обрела Финляндия, в которой практически сразу началась гражданская война между «красными» и «белыми» финнами. Белофины (как и Центральная украинская рада) сделали ставку на союз с Германией, с которой воевала Россия, и практически на немецких штыках пришли к власти. Всё это не только лишило реальной независимости вновь образованные государства, но и определило вектор их внешней политики – антироссийский.
Таким образом, тяжелейший вопрос о мире обсуждался в этих непростых внешнеполитических условиях. Молодая Советская Россия, автоматически получала крупных империалистических врагов. Но, что хуже всего, появилась опасность получить новых врагов из числа региональных элит окраин бывшей Российской Империи. Дальнейшее развитие событий показало, что России, ослабленной войной и бездарной политикой Временного правительства, пришлось давать отпор практически по всем направлениям.
И тут важно упомянуть о третьем тезисе десоветизаторов, который связывают Брестский мир с началом Гражданской войны.
На самом деле провал летнего наступления вызвал жесточайший правительственный кризис. Всё это усугублялось проблемами с продовольствием и с топливом в Петраграде. В конце июня вводится карточная система на некоторые продукты. Не лучше обстояли дела и на фронтах. «Если просмотрим сводки тех лет, касающиеся поставок на фронт мяса, хлеба, крупы и другого провианта, легко обнаружим: выполнены эти поставки где-то на 40%, где-то на 50%, а в 1917 г. эти цифры вообще соответствовали на четверть или треть от требуемого», – сообщает профессор Владлен Логинов. А ведь русская армия была, по сути своей, армией крестьянской. Не мудрено, что на этом фоне в русской деревне усилилась борьба крестьян против помещиков, начались захваты земли. В свою очередь Временное правительство пыталось подавить эти процессы, чем вызывало недовольство крестьянских масс.
В итоге 3 июля кадеты отзывают министров из правительства, провоцируя тем самым социалистов. Меньшевики и эсеры формируют новое правительство, и несмотря на то, что они являлись социалистами, они продолжали заигрывать с буржуазией. На фоне всего этого происходит ужесточение законов (применение силы против демонстрантов, введение смертной казни на фронтах и т.д.), которое явным образом сыграло на раскол в обществе. Да и в самих партиях меньшевиков и эсеров начинается процесс размежевания, там начинают формироваться лево-радикальные группы. Стоит отметить, что VI съезд большевиков, из-за угроз арестов проходил на полулегальном положении, именно на нём было принято решение о вооружённом восстании.
Первый выстрел произошёл в конце июля 1917 года. Однако попытку государственного переворота предприняли не левые, а правые силы. Именно они организовали попытку установить военную диктатуру. Мятеж возглавил генерал Лавр Корнилов, он продолжался с 27 по 31 августа и закончился неудачей. И надо отметить, что во время мятежа 29 августа крупнейшая буржуазная газета «Утро России» выпустила редакционную статью под названием «Гражданская война началась».
А вот как описывает настроения «правых» профессор Владлен Логинов: «Генерал Лукомский писал позднее Деникину, что для созыва Учредительного собрания необходимы два условия. Первое – «отстранить от выборов чернь и тёмную массу»; второе – «пройти через диктатуру». Издержки никого не пугали. «Другого выхода нет, – говорила член ЦК кадетской партии Ариадна Тыркова. – Только через кровь»».
Нежелание власти решать два главных вопроса о мире и земле, нерешительность и слабость Временного правительства, чехарда министров и военного командования, стали причиной провала на фронтах и раскола в России. Мы объективно фиксируем, что политическая борьба перешла в сферу насилия началась ещё при февралистах.
Обострение достигло такой фазы, что 13 августа правительство принимает решение о перемещении арестованной семьи гражданина Николая Романова в Тобольск. Тобольск на начало ХХ века в России считался, образно говоря, «концом географии».
И наконец, важно отметить, что в течение 8 месяцев у власти были силы, которые кандидат исторических наук Павел Марченя метко описал одной цитатой: «Кадеты – они, собственно говоря, не имели ничего общего ни с народом, ни с народным понимаем свободы. Все их ценности оказываются в вопиющем антирезонансе с народом. Меньшевики, которые считали себя мозгом революционной демократии, – они объявляли все русское азиатчиной, говорили о том, что пока не пришло их время, что российская история еще не смолола той муки, из которой можно выпечь пшеничный пирог социализма. И, наконец, эсеры, – вся сила которых была в лозунге «Земля и воля», но которые фактически от выполнения этого лозунга отказались и начали пытаться разрабатывать вот эту самую «совершенную в мире конституцию».
Так вот, мы можем совершенно справедливо предположить, что все эти силы, попробовав вкус власти, а затем, потеряв её, ради возвращения власти могли пойти на сделку с любыми антибольшевистскими силами. Как показала история, в итоге это и произошло.
Но вернёмся к проблемам большевиков и страны, которые в отличие от Временного правительства решали их стремительно, по сути, взвалив на себя обязанность посткатастрофической сборки России. А вина за катастрофу как мы показали выше лежит на руководстве царской России и низложивших монархию февралистах.
Отметим, что усугубляло реальность то, что Советская Россия получила по наследству аграрное государство. Страны Запада, которые тоже были ослаблены затянувшейся войной, имели индустрию и мощные высокотехнологичные по тому времени производства, способные выпускать, в том числе и военную продукцию в больших объёмах. Россия же, не могла обеспечить армию, которая в основном состояла из пехоты, даже порохом. Недостаток артиллерии, практически полное отсутствие танков и самолётов делали нашу армию в технологичном ХХ веке отсталой. Также следует учитывать то, что в основном армия состояла из крестьян, на чьи плечи легли все тяготы войны, и которые мечтали о мире и земле. Более того, есть сведения, что о мире мечтали не только крестьяне, но и пролетариат. Вот цитата из статьи «Известий Московского совета рабочих депутатов» от 26 сентября 1917 года «О настроениии рабочих Прохоровской мануфактуры»: «Два вопроса сейчас волнуют рабочих: вопрос о хлебе и о войне. Хлебный вопрос стоит остро, дети у многих отосланы в деревню, но и взрослым не хватает хлеба,… Что касается войны, то ясно чувствуется, как гибельно её продолжение, но в тоже время пока не видят способа её окончания, что создает тяжелое недоумение. Вообще чувствуется жажда выхода из настоящего положения, разочарование в том, что до сих пор так мало достигнуто. Это заставляет обращаться к тем партиям, которые еще не были у власти и обещают выход. ...Пусть большевики возьмут власть в свои руки, может быть, они, действительно, найдут выход».
В итоге большевики нашли выход. И каким бы тяжёлыми не был договор - он закончился аннулированием, после того как в Германии началась... социалистическая революция.