«Цыгане льют слезы в камеры журналистов, забывая упомянуть, что к трубе они подключились самовольно, а дома построили незаконно» — мнение
Фотокорреспондент КП.ру Виктор Гусейнов вспоминает, как был свидетелем сноса незаконного поселения цыган.
В СМИ кипят баталии по поводу тульских цыган, которые льют слезы в камеры, что сначала их отрубили от газовой трубы, а теперь и еще грозят снести дома.
Причем женщины и дети, стандартно выдвинутые на первый план, забывают упоминать, что к трубе они подключились самовольно, а дома построили незаконно. И уж тем более забывают вспомнить, что накануне их мужья и отцы устроили грандиозную бучу, с побиванием камнями газовиков, штурмом администрации, и добрыми словами в адрес приехавших наводить порядок ОМОНовцев. Ах да — ну еще они жгли не по-детски покрышки (майдановцы, блин, ай-нанэ-нанэ).
Эта история напомнила мне подобную ситуацию в другой части страны. Часть другая, а методы те же самые.
Большую часть своей жизни я прожил в Калининграде в районе мясокомбината, а дальше, за мостом и немного по дороге стоял цыганский табор. Вокруг машин на остановке «Мясокомбинат», все время вились сомнительные личности, и когда я опаздывал на работу и запрыгивал в такси, ко мне сразу подходил человек и из-под капюшона спрашивал: «Туда?», я говорил, что, нет, и человек отходил.
Дорога от мясокомбината до табора стоила 50 рублей, поэтому, когда друзья интересовались где я живу, я отвечал: «В пятидесяти рублях от табора», и все понимали, что местечко непростое.
В самом таборе практически в открытую торговали героином, а поле рядом с ним окрестили полем смерти, из-за того, что там часто находили полуразложившиеся человеческие останки наркоманов, умерших от передозировки.
В цыганских домах располагались так называемые столовки — небольшой сарай, где человек мог принять дозу наркотика. Милиционеры периодически устраивали там облавы на наркоманов, но толку от этого не было никакого.
В соседних с табором районах была катастрофическая криминогенная обстановка. Наркоманы в поисках денег на очередную дозу обворовывали квартиры и кидали зазевавшихся людей на деньги. Периодически можно было найти свои вещи в ломбардах.
И все это было настолько нагло и неприкрыто, что соседство табора для людей было уже привычно. Ну, да, ну торгуют, но что с ними сделаешь, это же цыгане!
Так и жил Калининград с рассадником разврата на окраине.
Но в какой-то момент в область из самой Москвы назначили нового губернатора — Георгия Бооса, который искренне удивился такому соседству и приказал табор снести.
«То есть как это — снести? Никто не может так просто избавиться от табора!» — удивились местные чиновники, некоторым из которых такой бизнес, наверняка, был на руку.
Тут кто-то может заметить, что чиновники были белые и пушистые, но давайте вот без этого, если цыгане безнаказанно годами торговали наркотой, то ведь наверняка кто-то этот бизнес крышевал.
Но Боос уже принял решение, он никого не слушал даже, просто решил и все. К тому же повод к сносу был неплохой — большинство из цыганских домов были построены вообще без каких-либо документов.
Вторым аргументом было то, что в таборе хотя бы видно, где все торговцы наркотиками сосредоточились, а снеси его — так они по городу расползутся, и не поймешь, где их контролировать. Но этот аргумент тоже не прижился.
Когда цыгане поняли, что земля под ними дрожит — они начали звать к себе журналистов и рассказывать, какие они хорошие, мол смотрите — женщины вешают белье сушиться, а детишки играют на улице — все как у людей!
А то, что тут некоторые торгуют «герычем» — так их немного, и мы не можем им ничего запрещать, не по-цыгански это, мы свободный народ. Но их никто даже слушать не стал — настолько их репутация была очевидна.
Я был очень рад снимать конец этой эпохи в виде бульдозеров, которые ровняли землю на месте табора. Да и не было в Калининграде нормального человека, который расстроился бы этому событию.
Во время сноса я отлучился в поле по нужде и нашел в траве очередной труп. Сколько таких валялось в окрестностях, было неясно. Ясно было одно — новых теперь тут не появится. Да и в соседних районах стало поспокойнее, а про губернатора тогда вообще заговорили, мол, молодец мужик!