«Главное – не привыкнуть»

О том, как бабушка с одним классом образования и старик с отдаленного хутора смогли показать путь к Богу и Церкви, как подростку за посещение храма грозили  исправительной колонией, а также о том, что делать, если тебя «выбросили на полянку», и как отличается церковная жизнь 90-х от нашего времени, рассказывает протоиерей Владимир Носков.

О том, как бабушка с одним классом образования и старик с отдаленного хутора смогли показать путь к Богу и Церкви, как подростку за посещение храма грозили  исправительной колонией, а также о том, что делать, если тебя «выбросили на полянку», и как отличается церковная жизнь 90-х от нашего времени, рассказывает настоятель ижевского храма новомучеников и исповедников Церкви Русской протоиерей Владимир Носков.

 

Кто расскажет о Боге

Батюшка, расскажите, как начался Ваш путь к вере.

– Я вырос в деревне под Уфой, в большой семье, в которой было пятеро детей. Одно из самых ярких впечатлений детства – это моя бабушка Матрона. Помню, как она стояла перед иконой и плакала. Я ее спрашивал: «Бабушка, почему ты плачешь?» А она отвечала: «Сейчас в церкви поют Херувимскую, как мне хочется там побывать!» Но тогда не было такой возможности. Она часто думала о Боге: кто Он? Всезнающий, Всемогущий. И я бабушку об этом постоянно спрашивал, просил, чтобы она мне рассказала о Боге. Хотя сама она имела только один класс образования. И так с детства я полюбил говорить о Боге.

Еще я помню, как мы сидели у костра – в третьем или во втором классе – ребята меня просили: расскажи что-нибудь о Боге. И я начинал рассказывать. Потом, когда я был уже в шестом классе, бабушка нашла небольшую книжечку – Новый Завет. Ее я читал постоянно, сидел, бывало, за ней до полуночи; она произвела на меня сильное впечатление. Все остальные книги я тогда читать не хотел – они казались мне совершенно пустыми. Приходил в библиотеку и ничего не мог выбрать, и снова продолжал читать Новый Завет.

Я спрашивал у бабушки, нет ли у нее еще каких книг. Оказалось, что у нее есть еще Псалтирь на церковнославянском языке, но и у той все страницы были перепутаны. Мы с ней нашли 90-й псалом «Живый в помощи», она мне показала примерно, как читаются титла. И я тогда выучил этот псалом наизусть.

Затем мне бабушка сказала, мол, если хочешь почитать еще что-то, иди на хуторок Теплый Ключ. Хуторок этот располагался в трех километрах от нашей деревни, состоял из пяти дворов и назывался так, потому что вблизи протекала состоящая из родников речушка, которая зимой не замерзала. В этом хуторе жил некто Сергей Чирков. Он не вступал в колхоз из религиозных соображений, говорил, что из одной чашки с атеистами есть не будет. И даже под угрозой расстрела не вступал в колхоз. Тем не менее, этот человек вырастил шестерых детей.

 

За Библию – в колонию?

Я все думал, как же мне к нему пойти? И вот однажды, так случилось, он шел по нашей деревне, сел отдохнуть под березой, а я шел мимо, увидел его, подошел и говорю: «Дедушка, Библия у вас есть?» А он говорит: «Есть! Почитать хочешь? Я домой тебе ее не дам, но можешь приходить ко мне и читать». Я как-то выбрал время, осенью, пришел. Он мне сказал: «Библию тебе, конечно, рановато читать, но раз просишь, то читай». И так я к нему ходил на протяжении седьмого и восьмого классов и читал не только Библию; помимо этого он давал мне и другие книги.

Когда в школе узнали, куда я хожу, меня начали оставлять после уроков и отчитывать. Завуч, классный руководитель, пионервожатый, комсорг, профорг сходились вокруг меня полукругом и всячески позорили, говорили об атеизме и материализме. Но чем больше я их слушал, тем сильнее укреплялся в вере в Бога.

Однажды, между седьмым и восьмым классом, летом на Ильин день мы съездили с Сергеем Чирковым в Сергиевский собор в Уфе – это до сих пор мой любимый храм, он особенный, намоленный. В нем отпето много благочестивых людей, потому что собор этот находится по пути на кладбище. В годину гонений, говорят, Сергиевский собор был единственным ни разу не закрывавшимся храмом в Уфе.

Насколько я помню, мы приезжали в храм в течение трех дней, посещали богослужения утром и вечером, а на третий день причастились. И все три дня дедушка Сергей не спал и не ел, а готовился ко Причастию.

Видимо кто-то узнал о том, что я ездил в храм. И вот однажды я сидел на печке дома и читал книгу, которую подарил мне дедушка – Беседы на воскресные и праздничные Евангелия1855 года издания, она у меня хранится по сей день. И тут в дом заходит наш завуч и говорит моей маме: «Если еще раз Ваш сын сходит на тот хуторок к этому дедушке, то педсовет исключит его из школы, после чего ему грозит исправительная колония».

Но на тот момент я без этого старца (я думаю, что он был святым) жить уже не мог. И я нашел другой путь, как попасть к нему: шел по оврагам поздно вечером, сначала в противоположную сторону, потом обходил окольными путями, получалось гораздо больше трех километров. Так я ходил оставшиеся два года, пока учился в школе. Особенно мне запомнились из того времени утопавшие в соловьином пении заросли черемухи, которые попадались по дороге. И такое от черемухи было очень сильное, даже приторное, благоухание!

 

Почаевское чудо

Сам Сергей Чирков часто рассказывал мне удивительные вещи из своей жизни. Например, однажды с ним произошло чудо: с возрастом у дедушки Сергея сильно испортилось зрение, поскольку он занимался шитьем, чтобы прокормить себя и детей. В работе он всегда использовал сильные очки и большую линзу. Одной из его любимых икон был Почаевский образ Божией Матери, поэтому он всегда мечтал посетить Почаевскую обитель. К шестидесяти годам, когда дедушка Сергей уже почти ничего не видел, ходил с палочкой, он все же дошел до Почаева. Там дедушка помолился, причастился и уже собирался возвращаться домой. И на выходе из монастыря Сергея повстречал какой-то мальчик в подряснике и вручил ему яблоко. Как он мне потом рассказывал, съел он это яблоко и ощутил в душе такой трепет, что даже волосы на голове зашевелились. И сразу после этого дедушка Сергей начал видеть все, как будто в шестнадцать лет.

Старец этот умер где-то в году 1966-м, а спустя тринадцать лет, в 1979 году, я встретился на Пасху с одним из его сыновей – Василием. После службы тот подошел ко мне, обнял, пригласил к себе домой. В беседе за кружкой чая он сказал: «Наш папа тебя любил, наверное, больше, чем нас!» Потом я ему напомнил историю о том, как дедушке Сергею вернулось зрение в Почаевской лавре. А Василий в ответ встал и принес мне те самые очки и огромную линзу, которые его отец использовал до исцеления. Еще Василий рассказывал мне, как обновилась чудесным образом та самая его любимая Почаевская икона.

Молился этот старец бывало так, что дети его думали, что он просто-напросто забывается: вечером встанет читать правило и читает до самого рассвета. Таких «забывчивых» молитвенников сейчас уже почти не встретишь.

Вот такие воспоминания у меня остались из моей юности. Своей бабушке и вот этому дедушке Сергею я и обязан приходом к вере.

 

Приход в Церковь… снова

Но потом я выпустился из школы, пошел учиться в училище на электрика. Там, конечно, был такой контингент – ребята все далекие от Церкви. После училища служил в армии…  Потихоньку я начал забывать о вере, о Церкви. После армии работал на стройке, получил квартиру. Однажды так случилось, что на работе поранил палец, рука распухла, я не мог работать – сидел на больничном. Поскольку выдалось свободное время, поехал в Уфу, чтобы купить головной убор. На троллейбусе доехал до пригорка на берегу реки Белой, а там стоял тот самый храм, в который мы ездили еще с дедушкой Сергеем. И мне сразу стало стыдно от того, что я перестал ходить в храм.

Я зашел в церковь, там как раз шло богослужение, постоял, и тут у меня из глаз покатилась слеза. После службы подошел к иконной лавке – а выбора в то время почти не было: стояли пара книжек и меленькие иконки в алюминиевой оправе – и я приметил одну книжечку, на которой было написано «Новый Завет». Стоила она немало – тридцать рублей советских денег. Как раз столько я взял с собой, чтобы купить головной убор. И все деньги потратил на эту маленькую книжечку.

По пути на остановку ко мне подошел какой-то дедушка, весь в наградах, и говорит: «Молодой человек, как ты притек в храм?» (именно не «пришел», а почему-то «притек»). Я ему говорю: «В детстве я здесь бывал». А он мне говорит: «Давай, чтобы тебе снова не отойти от Церкви, ты попостись эту недельку, приезжай на следующей неделе и причастись». Тогда, конечно, я не ходил ежедневно на службы, и вечером накануне Причастия не было возможности приехать. Молитвослова у меня тоже не было – тогда это был большой дефицит – Правило ко Причастию я не читал. Зато всю неделю я постился и читал Евангелие. Меня никто даже и не спросил, как я готовился и готовился ли вообще – в то время достаточно было только того, что пришел.

Тогда в храме в этом служили такие старцы, как отец Моисей, который сейчас уже канонизирован в лике преподобных. Был отец Александр, к которому, бывало, приезжаешь на исповедь, заранее заготовишь вопросы, но не успеваешь их задавать: он начинает с тобой беседовать и сам отвечает на все твои вопросы. Был еще отец Пантелеимон – тоже очень известный духовник.

Под попечение таких вот старцев я тогда попал. Господь меня вручил в руки хороших наставников. Вот примерно все, что я могу сказать о своем приходе к вере, моем долгом пути в Церковь.

 

В «двадцатке»

Батюшка, а когда Вы приняли решение стать священником? Как это произошло?

– Как я уже говорил, после армии я работал на стройке, получил квартиру в Нефтекамске, а это далеко от Уфы. Когда я не мог доехать до Сергиевского храма в Уфе, то ездил причащаться в Камбарку – там тоже в то время был храм. Вставать приходилось в три часа, нужно было сначала добраться до вокзала на автобусе, потом на поезде, потом приходилось час ждать автобус со станции… Добираться до храма было тяжело. Тогда в храме служил отец Олег Остроумов, который сегодня является благочинным Сарапульского округа. Он мне предложил приезжать не утром в воскресенье, а заранее – в субботу вечером, чтобы поучиться читать Апостол. Я, конечно, этому предложению очень обрадовался и ждал следующей недели, чтобы приехать к батюшке.

Но, в эту же неделю, возвращаясь с работы, я увидел объявление, что как раз в ближайшую субботу состоится собрание верующих по поводу восстановления храма в Нефтекамске. К отцу Олегу я не поехал, а пошел на собрание. Была сформирована так называемая «двадцатка» — приходской совет, куда меня выбрали. Мы там организовали молитвенный дом. Однажды к нам приехал отец Петр из Уфы, служил у нас целую неделю, а я алтарничал.

Потом мы поехали в Уфу к владыке, просить священника на наш приход. Правящим архиереем у нас тогда был владыка Анатолий, про которого ныне покойный владыка Николай (Шкрумко) рассказывал, что в свое время он был самым лучшим духовником Троице-Сергиевой Лавры. Владыка Анатолий нам сказал, что будет у нас на приходе священник – это некто отец Алексий, он был тогда дьяконом, его рукоположили во священники специально для нашего прихода.

 

Теперь сорок лет служить Церкви

При отце Алексии я полтора года служил алтарником в нашем храме в Нижнекамске. Все это время батюшка уговаривал меня стать священником, но я отказывался, говорил, что негоден служить у престола. Отец Алексий мне все говорил, что владыка благословляет мне стать священником, поскольку не хватает духовенства. Но никаким уговорам я не поддавался, потому что осознавал твердо, что простому мирянину спастись гораздо легче.

После многих уговоров я съездил к своему духовному отцу и, после долгой беседы, он в итоге благословил мне принимать сан. Долго беседовал я и с владыкой Анатолием. Владыка мне тогда сказал: «Ты не пройдешь мимо, если вдруг в заснеженную погоду на какой-нибудь горе найдешь избитую, обворованную мать. И никто мимо не пройдет. А ведь Церковь – это наша мать родная! Посмотри: тут и там она стоит избитая и обворованная. Неужели ты пройдешь мимо нее?» Эти слова на меня сильно подействовали, и я согласился принять сан.

5 ноября 1990 года мне исполнилось сорок лет. 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции вечером, я принял ставленническую присягу, а 8 ноября, в день памяти великомученика Димитрия Солунского я принял диаконский сан. Мне тогда старые священники сказали: «Тебе недавно исполнилось сорок лет, теперь сорок лет нужно послужить Церкви».

Служил я диаконом в своем родном Нефтекамске. В следующем году в марте меня владыка снова вызвал и благословил стать священником. Я, конечно, снова начал отказываться, поскольку с диаконов спроса меньше, но все же пришлось согласиться. В 1991 году 10 марта, на Крестопоклонную неделю, меня рукоположили во священники и отправили служить в село Красный Холм  – это тоже в Башкирии, а через два года отправили в село Ангасяк – там нужно было восстанавливать храм, в советские годы превращенный в клуб. После я служил в Николо-Березовке.

Не так давно вместе с владыкой Викторином мы ездили туда, как раз в тот храм, который я пять лет восстанавливал. Владыка мне тогда сказал: «Как ты ушел из такого прекрасного места?». Место это действительно прекрасное: на берегу Камы стоит огромный храм – колокола расположены на высоте 35 метров (это выше девятиэтажного дома, который имеет высоту 27 метров). В нем было три престола: в честь Пресвятой Троицы, во имя святителя Николая и во имя великомученицы Екатерины Александрийской. До революции в храме служило семь священников, тут же во время паломничества молилась преподобномученица Елисавета. Место очень намоленное – с ним связано очень много чудес. Даже за тот период, пока я восстанавливал храм, сам стал свидетелем некоторых очень явных чудес.

Потом сложились некоторые обстоятельства, из-за которых я был вынужден уйти из Николо-Березовки и даже перебраться в другую епархию. Тогда я очень скорбел об этом, но позже понял, что на все была воля Божия. Когда я рассказывал о своих переживаниях по этому поводу отцу Виктору из Поршура (прот. Виктор Максютин (1931–2011), бывший духовник Ижевской епархии – прим. ред.), он мне говорил: «Доверимся Богу. Если бы не было Его воли, то Уфимский владыка бы тебя не отпустил, а Ижевский бы не принял». Так вот я оказался в Удмуртии, где с тех пор и служу.

 

«Выбросили на полянку»

Батюшка, Вы в своей священнической практике застали два периода: 90-е годы и наши дни. Как бы Вы охарактеризовали каждый период? Когда было легче служить, а когда тяжелее?

– В то время перед всеми нами стояла одна главная задача: восстанавливать храмы. Среди священников даже ходила поговорка: «Выбросили на полянку». То есть тебя рукополагают, отправляют в какое-либо село, а там только разрушенный храм – и больше ничего. И вот начинаешь потихоньку организовывать приход, проходишь регистрацию в налоговой, в Минюсте, собираешь приходской совет – «двадцатку», собираешь хор, а еще надо успевать служить…

Работы было очень много, но было воодушевление: вот совсем недавно еще мне грозили колонией за посещение храма, а тут мы восстанавливаем церкви! На душе в те времена была пасхальная радость. Казалось, каждый священник тогда был готов на любые трудности, а о деньгах, о материальном благосостоянии никто не думал. Мы восстанавливаем храмы – это такое счастье!

 

Молитва каждый день должна быть новой

Многие из прихожан сейчас вспоминают о тех временах, подходят ко мне и рассказывают: «Батюшка, тогда такое время было благодатное! Так умилительно было на душе, так молитвенно!». Я на это им отвечаю: «Тогда каждого из нас Ангел вел за руку, а теперь настало время трудиться и молиться». Люди начали искать каких-то услаждений в своей духовной жизни: тут в храме хорошо поют, в том храме красиво читают, в ином храме – иконы красивые. Но ведь тот, кто ищет этих услаждений, не найдет ни их, ни Бога. Но если я иду в храм и ничего не ожидаю от Господа: ни рая, ни ада, ни здоровья, ни денег, а хочется только побыть с Богом – такое вот состояние должно быть у каждого, кто идет в храм.

Наше время характерно каким-то спадом этого духовного энтузиазма, охлаждением или привыканием: православная вера стала для многих обыденностью. Привыкают и священники, совершающие службу в алтаре – теряют трепет, привыкают и прихожане, молящиеся в храме. Но ведь это не правильно, молитва каждый день должна быть новой, как в первый раз.

Сегодня наша главная задача – это не привыкнуть. Не охладеть к вере, к духовной жизни. Какие бы мы ни проводили масштабные мероприятия на приходах, какую бы деятельность не вели, все же нельзя забывать слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи вокруг тебя спасутся». Духовная жизнь должна быть на первом месте.

 

Исповедовать и учиться

Батюшка, Вы сейчас являетесь духовником епархии. Какие обязанности лежат на Вас?

– Хочу сразу сказать, что духовник я только лишь по назначению, по указу владыки, а не «по природе». На эту должность меня назначал еще владыка Николай. Он был человек духовно опытный, молитвенник, поэтому я безропотно доверился его решению. К тому же тогдашний духовник епархии отец Виктор Максютин болел и не мог исполнять свои обязанности, поэтому я решил, что это временное назначение.

В качестве духовника епархии мне поручено исповедовать священников, но, понимая собственное недостоинство, я стараюсь использовать это послушание как возможность самому учиться от каждого священника, приходящего на исповедь; брать от каждого его духовный опыт подобно тому, как пчела собирает нектар с разных цветков.

Если ко мне приходят люди и просят стать их духовным отцом, то я показываю им на таких, как, например, отец Ювеналий (архимандрит Ювеналий (Рожин), клирик Александро-Невского собора Ижевска – прим. ред.). Себя же я не считаю духовником. Духовник – это тот, кто духовно родил человека, как пишет апостол Павел: «я родил вас». Я не могу назвать себя духовником, но все же когда приходят и спрашивают совета, стараюсь помогать, делюсь своим опытом.

Когда проходит общая исповедь священства епархии, поначалу думаешь: «Как исповедовать столько человек!» Потом же, когда уезжает последний батюшка, становится немного грустно, потому что со многими священниками мы редко видимся, а тут выдается возможность повидаться и пообщаться с каждым.

Говорят, что духовник епархии должен докладывать архиерею, если узнает о каком-либо грехе священника, не совместимом с его служением. На этот счет у своего духовника я спросил, и он мне дал совет: чтобы не нарушить тайну исповеди, отпусти грех такому священнику, но скажи: «Твой путь к престолу – только через архиерея. Расскажи о своем грехе владыке, если он разрешит, то будешь служить дальше». В моей практике, слава Богу, этот метод практиковать не доводилось.

Как духовник я только выполняю благословение. Есть такие духовники, которые от Бога, к таким я не отношу себя.

 

Когда ты с Богом, то и небо другое, и облака другие

Какой бы совет Вы могли дать нашим читателям как опытный священник?

– Я бы хотел пожелать каждому найти тропинку подобную той, что в свое время была у меня, когда я бегал к старцу Сергею Чирткову, через которого пришел к Богу. Первый снег, цвет черемухи, пение соловьев, дождик поздней осенью – все времена года я встретил, пока в течение двух лет ходил по этой тропинке. Но какая бы ни была погода, на душе всегда было так светло, что вспоминается песня: «У природы нет плохой погоды, каждая погода – благодать». Когда на душе такое состояние, тогда на душе Царство Божие.

Мне бы очень хотелось, чтобы мы все оторвались от компьютеров, от телевизоров и взяли в руки Новый Завет. Но нужно помнить, что Слово Божие читают не головой, не мозгами – его читают сердцем. Когда его читаешь сердцем, в нем все понятно.

Еще что меня очень беспокоит сегодня – это положение нашей Родины. Нам всем нужно начать искать Бога. Общество раздирают различные течения – политические, религиозные. Мне бы хотелось, чтобы граждане России ни к каким течениям ни примыкали, а искали прежде Царства Божия, и все остальное нам приложится.

Мой личный опыт с детства говорит о том, что когда ты с Богом, то и небо другое, и облака другие, и на душе всегда Пасха!

Беседовал Игорь РЫСАЕВ

Материал основан на публикации
информационной службы Ижевской епархии

Фото сайта храма
 новомучеников и исповедников (Ижевск)