Как Запад неверно понял Россию. Часть 7: Прагматики обращаются к геополитике

Примечание редактора: Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Это седьмая часть эссе из серии, в которой делается попытка ответить на данные вопросы.

Война России против Украины опровергла немало прогнозов, став для экспертного сообщества проверкой на способность правильно анализировать ситуацию и предвидеть развитие событий. Например, авторитетные специалисты по России заявляли, что эта страна уже стала «пост-имперским» государством, и подчеркивали, что не видят оснований для недружественных отношений между Западом и Россией или для утверждений о российском неоимпериализме. «Ностальгия по империи прошла…. Россия превращается в современное государство…. Запад снова стал союзником России», — утверждали они в 2012 году. Когда в 2014 году возник кризис, ученые мужи, провозгласившие конец антизападным настроениям и заявившие об отказе Москвы от имперском политики, оказались в затруднительном положении. Пытаясь разобраться в украинском конфликте, они решили обратиться к геополитике. Вот их новая мантра: «Ключ к предвидению следующих шагов России на Украине состоит в понимании того, что в своей политике Москва руководствуется геополитическими соображениями, которые не имеют никакого отношения к российскому экспансионизму, к имперской ностальгии, и лишь косвенно связаны с потребностью президента Путина в обретении внутренней политической поддержки». Какое интересное аналитическое изобретение!

Давайте поразмышляем, что могут означать «геополитические соображения». Неужели у них нет ничего общего с экспансионизмом и империалистической ностальгией? Почему эксперты вдруг обратились к идеям Хэлфорда Джона Маккиндера, Альфреда Тайера Мэхэна, Карла Хаусхофера и Фридриха Ратцеля? Директор Российского совета по международным делам Андрей Кортунов предлагает следующее объяснение этой новой тяги к геополитике:

Геополитическая парадигма, в которой мир рассматривается как сцена неизбежной конфронтации между рядом «крупных районов» или глобальных регионов, довольно легко обосновывает желательность и даже необходимость гегемонии «центральных» или «осевых» держав в каждом регионе. Более того, она оправдывает неотъемлемое право этих держав на исключительную сферу влияния. И наконец, географический детерминизм геополитики («география это судьба») является основой для представления о том, что государства, нации и политики следуют какой-то неизменной, линейной и исторически предопределенной миссии. Эту миссию нельзя выбрать, но ее необходимо признать, принять и выполнять, несмотря на издержки и препятствия.

Поэтому не нужно мучиться в поисках причин и мотивов внутренних событий в России, а также истоков ее великодержавных традиций: «Это же геополитика, дурачок!»

Постоянно звучащая идея о том, что Украина превратилась в «поле геополитической битвы» между Россией и Западом, постепенно превратилась в аксиому. Российско-украинский конфликт оказался в центре великого геополитического противостояния (Россия против Запада), утверждает Сергей Караганов и большинство прагматиков.

Но почему же прагматики не предупредили нас, что российско-американская «перезагрузка» и европейское «партнерство в интересах модернизации» (пользовавшиеся у них немалой поддержкой) неизбежно закончатся в соответствии с логикой геополитической конфронтации? Почему прагматики до недавнего времени говорили о «стратегическом диалоге» между Россией и Соединенными Штатами (см. часть 5), пытаясь убедить нас, что обе стороны могут сотрудничать и даже быть партнерами, если в действительности они поддерживают теории, указывающие на неотвратимость геополитического столкновения? Когда прагматики ведут себя серьезно, а когда притворяются?

Зададим другой вопрос. Неужели геополитика действительно исключает экспансионизм и империализм, как утверждают прагматики? Нет, это ключевые составляющие геополитического подхода, и чтобы увидеть эту связь, следует взглянуть на то, что пишут ведущие идеологи геополитики. Должна сказать неприятную правду: фашизм и нацистская идеология использовали геополитику в качестве своей основы. Возможно, современные фанаты геополитики не читали, например, одного из ведущих основоположников геополитики Карла Хаусхофера, и не слышали о его теории жизненного пространства, которая стала одной из посылок нацистской доктрины. Иначе, как я надеюсь, они бы дважды подумали, прежде чем обращаться к геополитике для обоснования своих выводов.

Немецкий эксперт Эгберт Ян (Egbert Jan) говорит о том, что новая популярность геополитики в России объясняется «чувством неопределенности» российской политической элиты и ее попытками избавиться от него при помощи опасных механизмов. Он отмечает, что в послевоенной Германии «геополитика как попытка создать сферы влияния или достичь мирового господства находится под запретом, так как по мнению многих, это есть стремление узаконить обслуживающую национал-социалистов идеологию, а также агрессивную и деструктивную политику». Однако то, что запрещено в Германии, стало популярной теорией в России, а следовательно, и в некоторых западных странах, где российская интерпретация часто находит отклик.

Конечно, один из самых популярных геополитических аргументов — об угрозе расширения НАТО, которая неизбежно проглотит Украину, а потом будет угрожать безопасности России. Поскольку многие эксперты очевидно понимают несостоятельность этого объяснения, они начинают говорить и об «экспансии ЕС». Вот что по этому поводу говорит бывший британский посол в России Тони Брентон (Tony Brenton): «Общепризнанно, что ЕС усугубил ситуацию, совершив грубую ошибку и слепо забредя в самый деликатный угол российского заднего двора». Его утверждению вторит Джон Миршаймер (John Mearsheimer), заявляющий, что соглашение об ассоциации Украины с ЕС похоже на окольный путь к членству в НАТО«.

Раджан Менон (Rajan Menon) и Юджин Румер (Eugene Rumer) в своей книге Conflict in Ukraine: The Unwinding of the Post-Cold War Order (Конфликт на Украине: ослабление порядка, установившегося после окончания холодной войны) представляют живой рассказ о тех факторах, которые вызвали драматические события на Украине, и поднимают важные вопросы о кризисе. Но, как отмечают авторы, возникает впечатление, что среди тех факторов, которые вызвали кризис, один занимает особое положение: азартные попытки Брюсселя вырвать Украину у России, не обращая внимания на ее болезненную реакцию. Согласно их точке зрения, Швеция, Польша и Прибалтика играют здесь довольно циничную роль; вместо того, чтобы беспокоиться о ценностях демократии, они якобы пытаются превратить Украину в буфер против России. Хотя в повествовании авторов содержится немало ценных наблюдений, оно укладывается в рамки прагматического подхода, в котором подчеркиваются геополитические причины и унижение России.

Эндрю Вайс (Andrew Weiss) также утверждает, что Европа неоднократно отказывалась выслушивать российские соображения, по сути дела, вызвав этот конфликт: ведь она настаивала на заключении торгового соглашения Украины с Европой, которое несовместимо с российским Таможенным союзом. «В определенном смысле ЕС занял максималистскую позицию в отношении русских и действовал так, будто удивлен обидой и раздражением России», — заявил Вайс New York Times.

Вопрос тем, кто считает, что соглашение с ЕС «окольный путь к членству в НАТО». Разве брюссельские чиновники не готовили соглашения об ассоциации и с другими странами, включая Азербайджан и Армению, которые не являются демократическими государствами и потенциальными членами НАТО? В соглашении об ассоциации нет даже намека на то, что оно может гарантировать немедленное вступление в ЕС, а уж тем более в НАТО. Даже сама мысль об этом стала бы настоящим кошмаром для Брюсселя. В этом соглашении намеренно расплывчатые формулировки, освобождающие ЕС от любых обязательств перед этими странами. Давайте также вспомним, что до осени 2013 года Москву не очень-то беспокоило соглашение об ассоциации, что неоднократно подтверждали лидеры ЕС, и особенно Жозе Мануэл Баррозу, который в то время общался с Путиным и не слышал никаких возражений. О какой же максималистской позиции со стороны Брюсселя может идти речь, если Москва не выражала никакой обеспокоенности? Прагматикам также стоит задать себе вопрос, почему Москва потребовала, чтобы от соглашения отказался Киев, а не Азербайджан. Может, ответ как-то связан с новой кремлевской стратегией выживания и с той особой ролью, которую в ней играет Украина?

Так или иначе, но во избежание дальнейших обвинений ЕС в 2015 году делал все возможное, дабы убедить Москву в том, что украинская торговая сделка с ЕС не нанесет ущерба российским интересам. Комиссар ЕС по торговле Сесилия Мальмстрем (Cecilia Malmström) провела 15 переговоров с украинскими и российскими министрами, но не сумела убедить российскую сторону. «Настойчивое требование России о юридически обязывающем соглашении, которое означало бы возобновление двусторонней договоренности между ЕС и Украиной, невозможно удовлетворить, и это было ясно на протяжении всех переговоров», — говорится в заявлении Еврокомиссии.

И наконец, как насчет стремления украинцев к достоинству и их готовности к жертвам ради того, чтобы стать европейской нацией? Почему это списывается со счетов, хотя такое стремление сыграло ключевую роль в развитии событий?

Одну из самых провокационных и заставляющих думать книг на эту тему написал в 2015 году Ричард Саква (Richard Sakwa). Называется она Frontline Ukraine — Crisis in the Borderlands (Фронтовая Украина — пограничный кризис). Он проводит жесткий и честный анализ олигархической власти на Украине, а его рассказы о других украинских событиях весьма информативны. Я считаю повествовательную линию Саквы особенно полезной, потому что в ней приводится самое разумное изложение тех позиций, против которых я выступаю, и она помогает мне найти контраргументы. Вот что пишет бывший руководитель программы российских и евразийских исследований из Чатэм-Хаус Джеймс Шерр (James Sherr):

Авторский анализ российской политики вероятнее всего вызовет противоречия среди его читателей. Путин в этой книге выступает в качестве неохотного и совершенно справедливо недовольного антагониста, чурающегося «не столько структур гегемонистской власти, сколько ее практики», и полного решимости «обеспечить всеобщее применение действующих норм». Но эти нормы подчеркивают такие понятия как суверенитет, равенство и территориальная целостность государств. Российские претензии на «привилегированную» роль на постсоветском пространстве признали не везде и далеко не во всем мире, и в этом суть проблемы. Как только мы признаем высокомерное утверждение Саквы о том, что Украина для России это «вопрос выживания», мы отдадим выживание самой Украины на усмотрение России.

Комментарии излишни.

Тем, кто интересуется реальностью, а не мифологией, я бы порекомендовала почитать книгу старшего научного сотрудника Атлантического совета Андерса Аслунда (Anders Åslund) Ukraine: What Went Wrong and How to Fix It (Украина: что пошло не так и как это исправить). «Я предпочитаю интерпретацию, заключающуюся в том, что Путин хочет экономического краха Украины, дабы политически доказать, что демократия восточным славянам не подходит. Такая версия совпадает с его стремлением не пустить Украину в западные альянсы, и она не противоречит постепенной территориальной экспансии России», — пишет Аслунд.

Я также соглашусь с британским экспертом Эндрю Уилсоном (Andrew Wilson), который в своей последней книге Ukraine Crisis: What It Means for the West (Украинский кризис, и что он значит для Запада) подчеркивает роль российского фактора в этом кризисе. Уилсон также рассматривает ЕС, но его роль видится ему иначе. Он говорит о неспособности Евросоюза ответить на давление со стороны России.

Есть и другие объяснения конфронтации из-за Украины, которые стали составной частью новой мифологии. Например, западные и российские прагматики продолжают настаивать, что на Украине произошел переворот. В этом едины и левые, и правые. Стивен Коэн (Stephen Cohen) говорит о «незаконной смене власти» в Киеве. Ему вторит Патрик Бьюкенен (Patrick J. Buchanan), называющий события на Майдане «переворотом, приведшим к свержению избранного пророссийского правительства».

Это вполне понятно. Прагматики должны настаивать на нелегитимности нового украинского правительства, которая указывает на несостоятельность Украины как государства. Иначе будет трудно требовать, чтобы Украина ограничила свой суверенитет и позволила другим государствам решать, что она может делать на собственной территории, а чего не может. Объявив события на Украине «антиконституционным переворотом», прагматики также получили возможность считать нелегитимными происходящие в стране демократические изменения, которых многие из них боятся.

Давайте посмотрим, как группа международных экспертов проанализировала события на Украине в своем докладе для Валдайского форума, а также в ходе дальнейших дискуссий в Берлине и Париже в 2014-2015 годах. Выводы указывают на то, что Кремль способен манипулировать даже теми аналитиками, которые известны своей независимостью. Вот ключевые выводы из доклада: Майдан был «своего рода фактическим альянсом, сформировавшимся между неонацистами и национал-демократами; свержение режима Януковича было «насилием со „священными жертвами“»; оппозиция «целенаправленно нарушала договоренности и превратила протесты в гражданскую войну»; а как только Янукович бежал из Киева, «власть захватили крайне правые радикалы, давшие вооруженным националистам свободу действий». Можно только поражаться такому удивительному сближению позиций международного экспертного сообщества и пропагандистского корпуса Кремля.

Нам следует прислушаться к украинско-американскому историку и писателю Александру Мотылю (Alexander J. Motyl), который называет данное явление «сюрреализмом реализма». По его мнению, один из самых больших недостатков сторонников такого подхода состоит в «незнании Украины», которое «обширно и глубоко, и отражается буквально на всех аспектах американской и в целом западной интеллектуальной жизни…» Российско-украинская война «поставила перед реалистами такую задачу по толкованию и объяснению фактов и политики, к решению которой они совершенно не готовы. Мало кто из них читает по-русски, и как мне кажется, никто не владеет украинским», говорит Мотыль. В качестве примера провала экспертов он приводит Генри Киссинджера и Стивена Коэна, однако список вызывающих смущение комментариев об Украине длинный. Я согласна с Мотылем в том, что невежество и незнание (а также нежелание изучать и понимать!) хотя бы частично объясняют то, почему прагматики как правило заглатывают официальную российскую линию. Ключевая проблема заключается в том, что их аналитические экзерсисы по-прежнему оказывают влияние на западную и кремлевскую политику. В первом случае это порождает стремление следовать знакомым путем уступок и молчаливого согласия; во втором это вводит Москву в заблуждение относительно истинного характера Запада.

Лилия Шевцова является членом редколлегии журнала The American Interest. Автор выражает признательность Дэниелу Кеннели (Daniel Kennelly) за помощь в редактировании этой серии эссе.

This entry passed through the Full-Text RSS service - if this is your content and you're reading it on someone else's site, please read the FAQ at fivefilters.org/content-only/faq.php#publishers.