Чем опасен психоанализ?

Кадр из фильма “Опасный метод” (2011).

Сегодня дети в младшей группе детского сада уже знают, что психоанализ – это “опасный метод”. Но в чем именно заключается его опасность?

Есть по крайней мере несколько ответов на этот вопрос.

Один из основных рисков психоанализа очень живописно и убедительно показал Д. Кроненберг в одноименном фильме (“Опасный метод” (2011)), основанном на романе Джона Керра “Самый опасный метод”.

Если в двух словах: в процессе психоанализа между аналитиком и анализантом неизбежно возникают отношения. Градус накала эмоций в этих отношениях может быть очень высок. Причем, что важно, с обеих сторон. Опасность же заключается в потенциальной неспособности аналитика удержать, порой термоядерно заряженные чувствами, терапевтические отношения в рамках рабочего пространства кабинета.

Классическим примером выплескивания аналитических отношений за пределы кабинета является безумный роман 30-летнего К.Г. Юнга с 20-летней Сабиной Шпильрейн.

За более современными примерами тоже далеко ходить не надо. Уверена, буквально каждый может легко вспомнить какой-либо хорошо известный ему случай сексуальной эксплуатации клиента терапевтом.

Кстати, разрушение и распад границ психотерапевтического процесса хорошо показан, например, в сериале “Псих” (2020), в котором герой К. Богомолова женат, на секундочку, на своей бывшей пациентке; спит, на минуточку, с другой своей бывшей пациенткой; а также, вполне закономерно, оказывается объектом влюбленности нынешнего своего пациента.

В целом, интенсивные чувства пациента по отношению к аналитику – т.е. “перенос” или “трансфер”– неотъемлемая часть психотерапевтического процесса. На заре психоанализа Фрейд видел в этих чувствах досадную помеху для работы. Однако впоследствии он концептуально переосмыслил это явление и, “зарегистрировав баги как фичи”, определил острую динамику переносно-контрпереносных отношений как одну из ключевых особенностей изобретенного им метода.

Признав полное фиаско в борьбе с силами, вызывающими перенос, Фрейд стал  действовать по принципу “не можешь победить -- возглавь”. На этой волне он сформулировал одно из основных правил психоаналитической техники. Это правило до сих пор известно в поле психоаналитического дискурса как “правило абстиненции”.

По мнению Фрейда, соблюдение этого правила дает аналитику возможность продуктивно работать с явлением переноса в анализе. В формулировке самого Фрейда это правило звучит так: “Лечение должно проводиться в условиях абстиненции; под этим я не имею в виду просто физическое лишение и не лишение всего, чего жаждут, ибо этого, наверное, не вытерпел бы ни один больной. Но я хочу выдвинуть принцип, что у больных нужно сохранять потребность и страстное желание в качестве сил, побуждающих к работе и изменению, и надо остерегаться успокаивать их суррогатами. Ведь ничего другого, кроме суррогатов, предложить и нельзя, поскольку больная вследствие своего состояния, пока не устранены ее вытеснения, получить настоящее удовлетворение не способна” (“Заметки о любви в переносе”, 1915 г.)

Пафос Фрейда в целом понятен и, мне лично, глубоко симпатичен.

Он изобрел метод, с помощью которого, как он сам пишет, у аналитиков получалось в массовом порядке “искусственными заклинаниями вызвать духа из преисподней”. Все мы знаем, что это был за “дух”: сексуальные влечения, жестко репрессированные воспитанием, культурой и социальными нормами начала века, ярко проявлялись в анализе в форме трансферентной любви анализанток к аналитикам.

К 1915 году стало ясно, что скандальная история отреагирования Юнгом своих репрессированных сексуальных импульсов со Шпильрейн – это еще цветочки. К тому времени на историческом горизонте уже проявились и Виктор Тауск с Лу Саломе, и Отто Гросс с его 125 любовницами-пациентками и множество других похожих персонажей, открыто и беззастенчиво спавших со своими истерическими клиентками под лозунгом “она сама этого хотела!”.

 Фрейду стало ясно, что инициированный им процесс массового “вызывания духов из преисподней” надо регулировать каким-то этическими правилами и моральными императивами. И он сформулировал чисто техническое “правило абстиненции”. Т.е. попробовал сделать свое изобретение менее опасным и травматичным в первую очередь для приходящих в анализ пациенток.

***

“Правило абстиненции” было сформулированное Фрейдом с целью уменьшения травматичности психоаналитических отношений. Однако, парадоксальным образом оно породило опасность травматизации совершенно иного рода.

На мой взгляд, основная опасность современного психоанализа заключается в том, что каждый аналитик понимает фрейдовское “правило абстиненции” исключительно в меру своей собственной (не)проработанности.

Например, есть известный тезис о том, что “аналитик не дает пациенту ничего кроме интерпретаций”. Или, как говорила мой второй аналитик, “мы, аналитики, удовлетворяем потребности пациента, но фрустрируем его желания”. Когда я спросила ее, а каким именно образом вы, аналитики, отличаете “потребности” от “желаний”, в частности, например, при работе онлайн, она сослалась на магическую силу психоаналитической интуиции.

“Да твою ж за ногу!” подумала я.

И мне припомнился очень яркий клинический случай, который Ральф Гринсон описывает в своем классическом учебнике “Техника и практика психоанализа” (1967).

Гринсон вспоминает о том, как он курировал работу молодого аналитика. Тот пришел на супервизию и рассказал, что “одна из его пациенток потратила большую часть своего сеанса, описывая ужасную тревогу, которую она испытывала в предыдущую ночь из-за внезапной болезни своего маленького сына. У малыша был сильный жар с судорогами, и мать совершенно обезумела, пока смогла вызвать педиатра”.

Пересказывая события трудной ночи, женщина несколько раз плакала. Во время ее рассказа супервизант Гринсона молчал, как рыба об лед. Клиентка закончила свой рассказ. Аналитик продолжил молчать.

Аналитик и анализантка посидели в молчании несколько минут. Затем молодой человек проинтерпретировал молчание женщины, сказав ей, “что <таким образом> она, должно быть, сопротивляется”. Пациентка ничего на это не ответила, и вскоре сеанс завершился.

На супервизии Гринсон спросил аналитика: удовлетворены ли Вы своей работой на том сеансе? было ли что-то еще, что Вы могли сделать? Супервизант ответил, что, мол, он думал, что длительное молчание пациентки на сеансе, “возможно, означает, что она чувствует себя виноватой за свои репрессированные желания смерти по отношению к ее сыну, но он думал, что ему следовало бы подождать до тех пор, пока это станет более очевидным”.

Гринсон конфронтировал подопечного, сказав, что “возможно, у пациентки и были глубоко скрытые желания смерти по отношению к мальчику, но я чувствую, что ее тревога и печаль были гораздо более очевидны и заслуживали ответа от него во время сеанса”. В ответ на это замечание молодой человек чопорно напомнил Гринсону, что “Фрейд говорил о том, что в наши обязанности не входит удовлетворение инстинктивных и нарцисстических желаний наших пациентов”.

История продолжилась.

На следующий день пациентка пришла на очередной сеанс. Она не сказала ни слова, а только “молча вытирала слезы, которые струились по ее лицу”. Время от времени супервизант Гринсона спрашивал ее, о чем она думает. Но женщина ничего не отвечала. Сеанс окончился. За все время встречи пациентка так и не произнесла ни единого слова.

Во время очередной супервизии  Гринсон снова спросил молодого аналитика: “нет ли у него еще каких-либо мыслей о том, что он еще мог бы сделать. Он пожал плечами. Я спросил его, выяснил ли он, что случилось с малышом. Он сказал, что пациентка ничего не сказала, а он не спрашивал”.

Пациентка пришла еще на один сеанс. (Да-да, будучи в переносе люди совершают странные поступки: например, продолжают ходить на сессии к таким “аналитикам”.) После некоторого молчания она объявила, что прекращает анализ.

Когда супервизант Гринсона спросил ее “почему так?”, женщина ответила, что, на ее взгляд, “он болен больше, чем она”, оплатила счет и ушла.

В итоге никто так никогда и не узнал, что случилось с ребенком.

Какое мнение о сущности  психоанализа на основании этого опыта составила молодая женщина можно только догадываться.  Горе-супервизанту Гринсон настоятельно посоветовал возобновить собственный анализ.

На том и порешили.

***

Экстремальная опасность психоанализа как метода (да и любой психотерапии в целом), на мой взгляд, заключается в том, что нет абсолютно никакого способа заранее предсказать, кого вы встретите, заходя в реальный или виртуальный кабинет.

Возможно, это будет сексуально фрустрированный Юнг. Или прикрывающий “заветами Фрейда” собственный садизм чей-то неталантливый супервизант.

Будучи в роли клиента, мы никогда не знаем заранее. (Равно, как и будучи в роли терапевта.)

Мы можем только надеяться, что нам повезет. И что на противоположном конце коммуникативного поля нас встретит честный профессионал, проработавший свои основные внутренние конфликты в собственном анализе и готовый ко встрече с Другим.

Поразительным образом иногда нам действительно везет.

---

Мария Кутузов, PhD | dr.maria.kutuzov@gmail.com | WhatsApp: +1-780-982-97-95