Что там в кино: "Хороший, плохой, коп", "Кошачьи миры Луиса Уэйна" и "По соседству"
«Хороший, плохой, коп» (Copshop)
Мошенник и плут Тедди Мурретто (Фрэнк Грилло) что есть сил несется по хайвею. Погоня утихла, но останавливаться нельзя — за его головой кто только не охотится (и на то достаточно причин). Сотрудничал с ФБР. Донес на влиятельных людей. Украл много денег. Отчаянные времена требуют решительных действий: чтобы попасть в тюрьму, где можно отсидеться, Тедди нападает на офицера полиции Валери Янг (Алексис Лодер). Но за решеткой едва ли безопаснее, чем снаружи. Среди копов — «крыса» (Райан О’Нан). На подступах к участку — настоящий психопат (Тоби Хасс). Привезенный в ту же ночь пьянчужка в камере напротив (Джерард Батлер) — наемник Боб Виддик (на самом деле трезвый как стеклышко), готовый разделаться с Мурретто хоть сейчас. Других гостей не предвидится, наступает затишье перед бурей.
Джо Карнахан и Тейлор Шеридан (еще один поклонник прерий и ковбойских шляп) — последние бродяги высокогорных равнин, чудом осевшие на Голливудских холмах. В эпоху, когда вестерн вновь стал нишевым явлением на отшибе стримингов, оставаться верным жанру непросто, приходится мимикрировать под изменчивый мир. Шеридан годами повторяет и совершенствует одни и те же вводные на больших (и малых) экранах, меняя своим героям профессии (землевладелец, пожарный, агент ФБР). Карнахан мыслит грубо и размашисто, пересобирая вестерн в формате боевика, который легко принять за очередную «бэху». «Хороший, плохой, коп» — история, как кажется, банальная. Но, отвлекаясь на перестрелки и прочее bloody fun, Карнахан не забывает про свою благую миссию — беречь преемственность традиций.
Архетипический доблестный шериф в фильме — Валери. Она, как и в старые добрые времена, чтит свой значок, не якшается с наемными убийцами и рада бы пропадать на работе днями и ночами, но иногда приходится возвращаться домой. На противостоянии между представителями правопорядка и негодяями вне закона держится Америка (так было и так будет). В этом искренне убежден Карнахан, должен принять на веру и зритель. Когда в середине семидесятых Джон Карпентер выпустил «Нападение на 13-й участок», он вдохновлялся классическим вестерном Ховарда Хоукса «Рио Браво». Тогда мораль была проста: побеждай объединившись. Карнахан уважительно кивает Карпентеру (цитируя «Нападение»), но предпочитает обособить своих героев — нынче верить некому (обстоятельства, впрочем, иногда вынуждают).
Полицейские между делом дурачатся, изображая ковбоев. Наемники ссорятся из-за работы, и передразнивают друг друга, словно обиженные мальчишки. Режиссер не скрывает восторга от бравурного духа приключений (на шестом-то десятке). Отличительная черта фильмов Карнахана (помимо здорового идеализма) — это юношеский задор. Настоящее мужество (по любую из сторон закона) восхищает. Дежавю — не случайность, а коллективная память. Если и умирать, то с азартом. Даже пиратское перемирие в «Копе» — не пустой звук, а те, кто его попирает, долго не проживут. Такой вот кодекс чести: наивный, праведный, искренний, как и сам рубаха-парень Джо.
«Кошачьи миры Луиса Уэйна» (The Electrical Life of Louis Wain)
Бремя главы семейства не по плечу для Луиса Уэйна (Бенедикт Камбербэтч). После смерти отца на его попечении осталось пятеро сестер и пожилая мать (каждая требует денег и жаждет признания в высшем свете). Луис, вопреки наставлениям, витает в облаках. Его пленит электричество (патенты! изобретения!), но заработка ради приходится рисовать. Благодаря таланту Уэйн получает ставку иллюстратора в газете и впоследствии мировую славу, которой он так и не сумеет воспользоваться грамотно. Далека душа поэта от земных забот.
Луис, смущаясь как подросток, зовет Эмили (Клер Фой), гувернантку своих сестер в театр. Так, высшему свету назло, начинаются их отношения. Брак для светского общества неравный, при таких обстоятельствах (в любом душеспасительном байопике) хэппи-энд, вопреки всем бедам, неминуем. Но никакого «долго и счастливо» не предвидится. Она тяжело заболеет. Он начнет рисовать кошек и найдет в этом утешение. Со смертью Эмили закончится и фильм. Все, что случится в судьбе Луиса после, — сплошная сумятица. Уйдет ясность и гармония (Камбербэтч и Фой — красивые артисты, которые прекрасно смотрятся вместе). Путаница в сознании главного героя, станет для режиссера Шарпа удобным оправданием: помутневший рассудок не терпит последовательности.
В «зеленые» двадцать лет Уэйна играет артист Камбербэтч. С наступлением глубокой старости — вновь Бенедикт (но уже в плохом гриме). Чудаковатый мальчишка, эксцентричный муж, заторможенный старик — во всех фазах британец видит своего героя блаженным, иногда юродивым, неизменно обходясь без полутонов. Во внешней легкости стихийного поведения Луиса заметно тягостное исполнительское усилие. Так же как и в посредственной тусклости его будней, очевидно непонимание Шарпом внутреннего и внешнего света полотен Уэйна. Благодаря его рисункам коши вошли в моду, будни окружающих изменились к лучшему, а в садах поспели вишни. Достаточно было бы этой оптимистично преувеличенной биографической справки.
В оставшийся хронометраж режиссер повторяет одни и те же конфликтные сцены. Обуреваемый страхами Луис не находит себе места. Непримиримая к человеческой неполноценности буржуазия ищет слабых. Обреченная на трагедию любовь переходит в многолетнюю неспособность к смирению. Джентльменский набор британского благородного байопика. Драматические флешбеки из детства Луиса краткосрочны и напоминают студенческий этюд, сделанный под влиянием Тима Бертона (фильм, в общем-то, тоже). Шарп видит в сумасбродном характере Уэйна и физика, и лирика. Творчество и электричество. Музыкальное созвучие и порядок. В попытке примирить непримиримое Шарп забывает о том, что Уэйн был, прежде всего, ранимым и уязвимым человеком трудной судьбы. За исключением семейной драмы, жизнь Луиса кажется практически бесконфликтной. Кошки, свежий воздух, сон (иногда походы на выставки домашних питомцев). Сестры ругаются, бедность наступает, но мирское ему, кажется, безразлично. Сделало ли творчество Уэйна мир добрее и теплее? Наверняка. Ведь листать слайды с картинами Луиса не в пример познавательнее, чем смотреть «Кошачьи миры».
«По соседству» (Nebenan)
Безоблачное утро идеализированно-человечной кинозвезды. Частный лифт в многоквартирном доме, чтобы не сталкиваться с соседями, — вот и все привилегии. Прочий распорядок, как у земных людей. Зарядка на износ. Декламация реплик под отрезвляющим душем. Прощание с супругой, подмигивание детям. Даниэль (Даниэль Брюль) направляется в аэропорт: в Лондоне предстоит неприятное прослушивание в голливудский супергеройский блокбастер — ставки высоки. Нервозно. Приходится отдохнуть за чашечкой кофе в баре, где за Даниэлем внимательно наблюдает неприветливый бугай Бруно (Петер Курт). Между мужчинами завязывается разговор. Сначала Бруно хамит собеседнику, а после рассказывает то, что заставляет Даниэля позабыть о поездке.
Режиссерский дебют артиста Брюля сделан по принципу «и себя показать, и на жизнь других посмотреть». «По соседству» — кино умеренно-саркастичное, снятое патологическим отличником. Брюль «открывает Америку»: в семьях с обложек глянцевых журналов все бывает не слава богу! Непроста доля кинозвезды. Прохожие, досаждающие просьбами о фото, легко раздражаются, если им отказать. Какие амбиции? Очередная супергеройская чушь манит международной славой, только и всего. Даниэль бубнит строчки, ориентируясь на единственную страницу секретного сценария, которую выдала студия. «Ты прорываешься сквозь тьму!» — с театральным отыгрышем цитирует свои потенциальные реплики главный герой. Сам он, впрочем, давно заблудился, никакого движения. Вместо желаемого сценария блокбастера (одной сцены мало, нужно понять мотивации), к Даниэлю в руки попадает хроника его жизни в цифрах (выписки с банковского счета), которые, в отличие от навязанного на пробах текста, не врут. Бруно не замолкая разбрасывается чужими тайнами и собственными суждениями, проливая свет на все, что ранее умалчивалось. Так неуклюже Даниэль и «прорвется сквозь тьму».
Деконструировав образ киноактера с безукоризненным имиджем (тут уж как получилось: то, что любой человек бывает жалок и злобен, — не великое откровение), Брюль желает поговорить о национальных травмах последних пятидесяти лет. Ты «Западный», я «Восточный» — между нами метафизическая Берлинская стена, она стоит на века, и из-за этого все беды. Но стоит только заговорить о личном, Брюль отшучивается. Бар — место публичное, зеваки приходят и уходят. «Даниэль, вы прямо наш Том Круз!» «Даниэль, а какой Уэс Андерсон в жизни?» «Даниэль, а будет ли второй сезон того самого сериала?» Хорошо, если некая исповедальность фильма стала для режиссера терапевтическим актом душевного эксгибиционизма (поди догадайся, где правда о Брюле, а где выдумка). Но одного недоуменно-подвешенного состояния, в котором барахтается Даниэль, мало. Иногда нужно принимать чью-то сторону, пересекать черту, говорить, что думаешь. Но даже в общих социальных вопросах Брюль излишне осторожен. Иначе кто-нибудь подслушает и настучит! Лучше помалкивать.