Проектно-сметный патриотизм, или Как в Абхазии провалили инвестпрограмму
На последнем совещании в минувшую пятницу правительство Абхазии призналось в провале российского инвестиционного плана на 2021 год. Выделенные средства освоены только наполовину, работы на большинстве строительных объектов приостановлены.
Чтобы понять, что что-то пошло не так, не нужны совещания и даже цифры – достаточно ощутить на себе регулярные отключения воды и света или пройтись по центральным улицам столицы, лежащим в руинах. Укладывают, закапывают, опять раскапывают и снова укладывают… И так уже более года – «извините за неудобства».
Но на совещаниях все выглядит сложнее и запутанней: чиновники жонглируют цифрами, совершенно не стесняются противоречивости аргументов и приводят «веские» обоснования своей недееспособности. Но я, к примеру, не готова серьезно воспринимать фразу, что подрядчики проводят работы за свой счет. Каждого второго подрядчика начальник УКС награждал титулом мецената. Мне сложно представить интерес, во имя которого подрядчики вкладывают собственные средства в госпроекты. Еще больше вопросов вызывают у меня финансовые возможности подрядных организаций, которые в состоянии оплатить ремонт канализации, водоводов и так далее. Может быть, тогда правительству надо изменить ориентиры и обращаться за финансовой помощью не к России, а напрямую к собственным подрядчикам, раз они у нас такие обеспеченные меценаты?
Внутреннее совещание по срыву инвестпрограммы, на мой взгляд, логично было бы посвятить разбору деятельности подрядных организаций, которые, очевидно, не справляются со взятыми на себя обязательствами, не могут вовремя освоить деньги, не обладают достаточными ресурсами для выполнения работ и так далее. А еще после нелепого доклада начальника УКС правительство должно было задаться вопросом: а кто и по какому принципу нанимал таких подрядчиков? Но такой цели не было ни у президента, ни у премьера, а потому на внутреннем заседании нашего правительства звучали вопросы, которые надо бы обсуждать на межправкомиссии с участием российских партнеров, а не на совещании с участием подрядчиков.
Если по пунктам, то вот что, по мнению руководства нашей страны, мешает строителям: позднее финансирование со стороны России, рост цен на строительные товары и услуги, российская бюрократия. Участники совещания сошлись на том, что пора отказаться от российской экспертизы проектов и делать ее самим. Выяснилось, что у нас, оказывается, «достаточно проектировщиков, которые могут сделать проектно-сметную экспертизу самостоятельно». Этот тезис премьер-министра, поддержанный президентом, вынуждает вспомнить, что экспертиза проектно-сметной документации была введена около семи лет назад как механизм контроля над инвестиционными проектами. Идея возникла неслучайно, она была продиктована необходимостью. Внимание к этой проблеме привлек десять лет назад глава Народной партии Якуб Лакоба, который был арестован за то, что назвал главу счетной палаты России Сергея Степашина «политическим интриганом и шантажистом». Лакоба обвинил Степашина в том, что тот оставил без внимания факты нецелевого расходования средств российской инвестпрограммы.
Так вот принятие решения о проведении экспертизы было запоздалой реакцией на «нецелевое расходование» средств инвестпрограммы (думаю, никому в нашей стране не надо напоминать, как росли расходы на строительство сухумского стадиона и многих других объектов). И то, что руководители нашей страны пытаются отказаться от удаленной экспертизы проектов, не вселяет в меня никакого патриотизма и оптимизма, так как открывает еще большие возможности для коррупции на самом что ни на есть высшем уровне.
Если исходить из заботы о государстве, то ключ к решению проблем надо искать не в России, а в Абхазии. Способов для этого множество: ведение системы конкурсного отбора проектов, проведение тендеров, публичная отчетность и прозрачность. Одновременно можно было бы предусмотреть механизмы частичного финансирования проектов за счет собственных бюджетных средств или хотя бы подстраховать их на случай форс-мажорных ситуаций, когда из России не поступает финансирование или когда стоимость строительных товаров возросла. Можно, в конце концов, потратить на свою страну собственные средства. Или руководство нам нужно только для того, чтобы совершать вояжи по маршруту Сухум-Москва и сообщать народу – «нам отказано, но есть понимание»? А если в один прекрасный день Россия вообще откажется от финансирования, то президент и его команда отрекутся от страны?
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Чтобы понять, что что-то пошло не так, не нужны совещания и даже цифры – достаточно ощутить на себе регулярные отключения воды и света или пройтись по центральным улицам столицы, лежащим в руинах. Укладывают, закапывают, опять раскапывают и снова укладывают… И так уже более года – «извините за неудобства».
Но на совещаниях все выглядит сложнее и запутанней: чиновники жонглируют цифрами, совершенно не стесняются противоречивости аргументов и приводят «веские» обоснования своей недееспособности. Но я, к примеру, не готова серьезно воспринимать фразу, что подрядчики проводят работы за свой счет. Каждого второго подрядчика начальник УКС награждал титулом мецената. Мне сложно представить интерес, во имя которого подрядчики вкладывают собственные средства в госпроекты. Еще больше вопросов вызывают у меня финансовые возможности подрядных организаций, которые в состоянии оплатить ремонт канализации, водоводов и так далее. Может быть, тогда правительству надо изменить ориентиры и обращаться за финансовой помощью не к России, а напрямую к собственным подрядчикам, раз они у нас такие обеспеченные меценаты?
Внутреннее совещание по срыву инвестпрограммы, на мой взгляд, логично было бы посвятить разбору деятельности подрядных организаций, которые, очевидно, не справляются со взятыми на себя обязательствами, не могут вовремя освоить деньги, не обладают достаточными ресурсами для выполнения работ и так далее. А еще после нелепого доклада начальника УКС правительство должно было задаться вопросом: а кто и по какому принципу нанимал таких подрядчиков? Но такой цели не было ни у президента, ни у премьера, а потому на внутреннем заседании нашего правительства звучали вопросы, которые надо бы обсуждать на межправкомиссии с участием российских партнеров, а не на совещании с участием подрядчиков.
Если по пунктам, то вот что, по мнению руководства нашей страны, мешает строителям: позднее финансирование со стороны России, рост цен на строительные товары и услуги, российская бюрократия. Участники совещания сошлись на том, что пора отказаться от российской экспертизы проектов и делать ее самим. Выяснилось, что у нас, оказывается, «достаточно проектировщиков, которые могут сделать проектно-сметную экспертизу самостоятельно». Этот тезис премьер-министра, поддержанный президентом, вынуждает вспомнить, что экспертиза проектно-сметной документации была введена около семи лет назад как механизм контроля над инвестиционными проектами. Идея возникла неслучайно, она была продиктована необходимостью. Внимание к этой проблеме привлек десять лет назад глава Народной партии Якуб Лакоба, который был арестован за то, что назвал главу счетной палаты России Сергея Степашина «политическим интриганом и шантажистом». Лакоба обвинил Степашина в том, что тот оставил без внимания факты нецелевого расходования средств российской инвестпрограммы.
Так вот принятие решения о проведении экспертизы было запоздалой реакцией на «нецелевое расходование» средств инвестпрограммы (думаю, никому в нашей стране не надо напоминать, как росли расходы на строительство сухумского стадиона и многих других объектов). И то, что руководители нашей страны пытаются отказаться от удаленной экспертизы проектов, не вселяет в меня никакого патриотизма и оптимизма, так как открывает еще большие возможности для коррупции на самом что ни на есть высшем уровне.
Если исходить из заботы о государстве, то ключ к решению проблем надо искать не в России, а в Абхазии. Способов для этого множество: ведение системы конкурсного отбора проектов, проведение тендеров, публичная отчетность и прозрачность. Одновременно можно было бы предусмотреть механизмы частичного финансирования проектов за счет собственных бюджетных средств или хотя бы подстраховать их на случай форс-мажорных ситуаций, когда из России не поступает финансирование или когда стоимость строительных товаров возросла. Можно, в конце концов, потратить на свою страну собственные средства. Или руководство нам нужно только для того, чтобы совершать вояжи по маршруту Сухум-Москва и сообщать народу – «нам отказано, но есть понимание»? А если в один прекрасный день Россия вообще откажется от финансирования, то президент и его команда отрекутся от страны?
Мнения, высказанные в рубриках «Позиция» и «Блоги», передают взгляды авторов и не обязательно отражают позицию редакции