Происхождение и вызовы консервативной стратегии
Консервативная внешнеполитическая идеология России является ответом на то давление, которое на международный порядок оказывает Запад, пишет программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачёв по итогам XVIII Ежегодного заседания Валдайского клуба.
При всех многочисленных издержках, которые были органически присущи международному порядку после холодной войны, его важнейшим достижением стало то, что ни одна из держав, испытывавших чувство несправедливости в отношении своих интересов, не оказалась униженной настолько, что это потребовало бы от неё революционного поведения. Сейчас, после разрушения этого международного порядка, Россия, одна из двух сильнейших в военном отношении стран мира, провозглашает в качестве своей внешнеполитической доктрины консерватизм.
Обращаясь на прошлой неделе к участникам ежегодной конференции клуба «Валдай», президент России Владимир Путин подчеркнул, что «сейчас, когда мир переживает структурный слом, значение разумного консерватизма как основы политического курса многократно возросло именно в силу множащихся рисков и опасностей, хрупкости окружающей нас реальности». Это заявление, вместе с целым рядом других прозвучавших в его выступлении тезисов, позволяет определить Россию как единственную державу, которая не стремится перестроить или ликвидировать существующий международный порядок, а хотела бы его укрепить и видит в действующих правилах и нормах основу своей стратегии выживания. Такая политика формулируется в условиях, когда основные противники и друзья России всё больше готовы, если не к революционному слому основ существующего порядка, то к его решительной ревизии в свою пользу. Достаточно долго именно Москву обвиняли в ревизионизме – попытках, наряду с Китаем, пересмотреть основные правила и обычаи, возникшие после того, как на смену холодной войне пришло доминирование Запада в рамках Либерального мирового порядка. Эти обвинения строились на гипотезе о том, что именно этот порядок содержит в себе основания для долгосрочной устойчивости мировой политики и экономики. Поэтому соотношение прав и возможностей, установленное в его рамках, являлось, по мнению США и их союзников, наиболее справедливым. А Москва и Пекин, по мере появления у них для этого новых силовых ресурсов, стремились нарушить эту устойчивость ради своей выгоды.
И соответственно, именно действия России и Китая привели, по наиболее широко распространённому мнению, к постепенному ослаблению существовавшего порядка и его окончательному крушению в наши дни. В действительности это не может считаться верным диагнозом. Обе великие державы был удовлетворены своим положением в мировых делах в том виде, как его фиксировал формальный порядок ООН, где они оставались постоянными членами Совета безопасности. Россия пока не выдвигала требований по пересмотру тех достижений институтов Запада, которые стали наиболее значимыми после конца холодной войны – расширения НАТО и Европейского союза. По большинству принципиальных вопросов нераспространения или контроля над вооружениями Россия и Китай также традиционно придерживались консервативной позиции и постоянно выступали солидарно с другими членами СБ ООН по проблемам ядерной программы Северной Кореи или Ирана.
Со своей стороны, США и их европейские союзники практически с самого начала двигались к тому, чтобы отказываться от унаследованных со второй половины XX века правил и норм международного общения. Именно эти державы уже с середины 1990-х годов ставили вопрос о пересмотре композиции Совета безопасности ООН, призывали к отказу от таких базовых положений Устава ООН, как неприкосновенность суверенитета отдельных государств, с начала 2000-х годов осуществляли ревизию существующих соглашений и договоров в сфере вооружений. Решительным шагом по слому существующего международного порядка стало создание США системы противоракетной обороны.
Европейцы, в свою очередь, не только поддерживали своих союзников по НАТО, но на региональном уровне создавали систему, в которой правила ЕС становились бы выше Устава ООН и ведущей региональной организации ОБСЕ. Эти многочисленные проявления «стратегической фривольности», если и не могут рассматриваться нами как пример революционного поведения, то точно имеют ревизионистскую природу по отношению к легитимным основам международного порядка после холодной войны.
Поэтому сейчас нет ничего удивительного, что именно Россия риторически обращается к консервативной идее, когда стремится сформулировать фундаментальные положения своей внешней политики в условиях «осыпающегося» мира. Нужно, видимо, понимать, что важнейшим стимулом для Москвы здесь становится именно политика Запада, граничащая с революционностью. Но нельзя забывать и про Китай – с этим государством Россию сейчас связывают наиболее дружественные отношения, однако Пекин также может при определённых обстоятельствах оказаться неспособным сдерживать своё могущество в пределах существующих правил и норм.
Консервативная внешнеполитическая идеология России является ответом на то давление, которое на международный порядок оказывает Запад. Он хотя и теряет в результате изменения баланса сил способность к слому общепризнанных правил, но может постепенно разрушать их в силу того, что занимает центральное место в глобальной силовой композиции.
В последние годы революционное поведение Запада распространяется через этическую сферу. Задача от этого не меняется – добиться слома существующего порядка и создания на его основе нового, более благоприятствующего интересам США и союзников. Порядок, который был после холодной войны, уже не может, вместе со своими институтами, быть источником развития для сообщества либеральных рыночных демократий.
Баланс сил, сместившийся в пользу Китая и других азиатских стран, лишает либеральный мировой порядок всякого смысла в глазах его создателей. В результате они ведут активную политику по его разрушению.
Среди всех современных великих держав именно Россия в наибольшей степени приспособлена для такой стратегии.Во-первых, она сама является многонациональным государством, управление полиэтничностью для которого является важнейшей задачей выживания в его современном качестве. Это само по себе создаёт необходимость поиска внутреннего баланса, единственно верной основой которого может быть уклонение от революционных решений в вопросах политики, экономики и идеологии. Принятая в России традиционная риторика по вопросу семейных ценностей обращается к базовым культурным основам составляющих её народов и поэтому неизбежно вступает в конфликт с революционным подходом Запада. Геополитически Россия является государством наименее зависимым от способности оказывать влияние на международный порядок. Она обеспечена собственными ресурсами и может себя защитить без опоры на союзников. Но при этом Россия является слишком сложной по своему устройству для того, чтобы вести резкую внешнюю политику.
Однако, обращаясь к консервативной доктрине в своей внешней политике, России необходимо принимать во внимание несколько структурных особенностей такого подхода. В первую очередь, консервативная внешняя политика – это наиболее сложный вид стратегии для крупного государства. Тем более когда речь идёт о ядерной сверхдержаве, военные возможности которой всегда создают предпосылки для более решительных действий, если не на глобальном, то на региональном уровне. Такая стратегия требует от государственных деятелей экстраординарной способности к пониманию природы процессов и явлений международной жизни, а также глубокой психологической проницательности. Эти качества являются, по общему признанию, отличительными чертами современного главы российского государства, однако они с трудом передаются институционально. Поэтому мы не можем быть уверены, что смена лидера на том или ином отрезке истории не потребует дополнительных усилий для того, чтобы компенсировать такие уникальные личностные особенности, которые есть у Владимира Путина.
Во-вторых, консервативная внешняя политика по своей природе предполагает не «боязнь перемен» или «игру на удержание», а способность постоянно гибко реагировать на действия других значимых держав или структурные изменения в международной политике. В этом плане российская внешняя политика последних лет действительно консервативна – она не предполагает строгого следования некоему пути, а находит решения соответственно возникающей ситуации. Смысл консервативной стратегии выживания в том, чтобы своими действиями постоянно поддерживать баланс сил среди всех значимых для международного мира держав.
Другими словами, консервативная внешняя политика предполагает опору на манипулирование, а не силовое давление. Поскольку такой подход неизбежно связан с ограниченностью ресурсов, то на первое место выступает вопрос об их распределении в конкретных ситуациях. Однако под давлением тех держав, которые ведут себя революционным образом, проводник консервативной стратегии всё чаще будет сталкиваться с ситуациями, которые потребуют от него применения силы ради недопущения революционных изменений.
В прошедшем десятилетии Россия уже успешно сделала это в отношении положения на Ближнем Востоке. Военное вмешательство в Сирии привело этот регион к балансу и остановило его сползание в пропасть «войны всех против всех». Твёрдая российская позиция внесла особый вклад в сохранение легитимного правительства в Венесуэле и постепенно оказывает влияние на положение дел в Африке, где теряющие свои позиции страны Европы готовы согласиться с наступлением хаоса. Но мы не можем рассчитывать, что поводы для силового вмешательства России будут сокращаться.
И наконец, консервативная стратегия требует постоянного укрепления внутренней ресурсной базы. Для того чтобы сотрудничество с Китаем не перестало быть для России дипломатическим выбором, превратившись вместо этого в основное условие выживания, ей и дальше нужно будет основные усилия сосредотачивать на своём собственном совершенствовании. Это означает неизбежность крайне внимательного отношения к динамике развития российского общества и выбору тех рецептов, которые будут применяться для решения возникающих при этом задач. Иначе говоря, консервативная держава должна вырабатывать в себе способность жить своим умом и действовать с минимальной зависимостью от внешнего идейного воздействия в значимых для сохранения социальной и политической стабильности областях.