Вспоминая Никулина

или Ещё раз о войне глазами плохого солдата

Сперва довольно длинная цитата:

–...21–го ноября ночью наша маршевая рота, в которой было несколько сотен человек, вдоль берега Невы, мимо памятника русско–шведской войне 1809 года, пошла на передовую.
Одеты мы были в ватники и обмотки на ногах, оружие было у половины, сказали, что получим винтовки на подходе к передовой. У меня была короткая винтовка–«драгунка».
Мы прибыли в Долину смерти, в район Усть–Тосно, где нас влили в состав 252–го стрелкового полка 70–й стрелковой дивизии. Утром 22 ноября в этом полку было 1200 красноармейцев и командиров, а к вечеру в полку осталось меньше ста человек в строю.
Помню фамилию командира батальона, в который я тогда попал – старший лейтенант Дягусаров.
Я смог продержаться в этой мясорубке целых три дня, пока меня не ранило, но эти три кошмарных дня, как не старался, забыть не смог…
– Прежде чем мы продолжим, я бы хотел привести данные из оперативной сводки –«На 18–е ноября в 70–й СД осталось в строю: в 252–м СП – 42 активных штыка, в 329–м СП –70 активных штыков, в 68–м СП –130 активных штыков. В дивизию прибыло пополнение – 800 человек необученных, оружия на всех не хватает…»… Как выглядела передовая через четыре дня, 22–го ноября, когда вы прибыли в 252–й стрелковый полк?
– Есть такое выражение – зрелище не для слабонервных, оно как раз здесь к месту.
Окопов не было, была вырыта вместо траншеи, какая–та канава, глубиной меньше метра, а весь бруствер был прикрыт трупами убитых красноармейцев. Вся «нейтралка» перед нами была забита трупами, в основном нашими, там ногу негде было поставить, сплошной настил из трупов, а впереди штук восемь наших сгоревших танков. Просто приподнять голову и посмотреть на «нейтралку», было смертельно опасно, я только на мгновение приподнял голову, так сразу рядом ударила снайперская пуля. Что можно было успеть заметить, так это два моста перед нами: шоссейный и железнодорожный. Первый день нас просто выставили на расстрел, на убой — немцы беспрерывно вели минометный и артиллерийский огонь по нашей траншее, а спрятаться от разрывов и осколков было негде. Уже через несколько часов я видел, как на моих глазах некоторые от страха и нечеловеческого напряжения сходили с ума, другие пытались руками и штыками рыть ниши–пещеры под бруствером, но спасения не было.
Так сидели до ночи и ждали, каждый своего снаряда или мины…
Бездарная гибель многих сотен людей, которую ничем нельзя оправдать.
Но приказ Жукова по Ленфронту – «Ни шагу назад!» никто не нарушил…
Ночью в наши окопы вновь пригнали массу народа, мы выбрасывали трупы или куски мяса, руки, ноги от разорванных снарядами тел из своей разбитой взрывами канавы, и снова плотная людская масса заполнила передовую. Видимо, планировалось общее наступление.
Но что это было за пополнение… Запомнился один интеллигентного вида человек, в очках в золотой оправе, который спрашивал у меня –«Как заряжать винтовку?»
Было очень холодно, и хотелось жрать, но никто не доставил питания на наши позиции.
Кстати, за все три дня мы так и не получили никакой еды, никто не принес хотя бы с флягу с водой, так вместо воды мы ели снег, покрытый тротиловой копотью.
Зато нам принесли ящики с папиросами «Беломор», курева было навалом.
На второй день немецкий обстрел усилился. И тут, днем, командиры решили провезти вылазку, все было похоже на разведку боем. Погнали вперед всех, кто под руку попался, кто был неподалеку. Проход был на участке разбитой «траншеи», возле него стоял лейтенант, и каждого подгонял пинком. Я когда это увидел, то решил, что если лейтенант меня ударит, я его сразу пристрелю. Передернул затвор, он это заметил, и молча, пропустил меня вперед, без «напутствия ногой». Только мы проползли пятьдесят – семьдесят метров, как немцы открыли огонь из всех видов оружия и нас всех быстро перебили, но мне повезло, я успел, прикрываясь трупами, живым отползти под огнем назад. И снова немцы методично, не прерываясь, расстреливали из орудий и минометов нашу линию. Я стал удивляться, почему до сих пор не ранен и не убит…
На третий день, когда остатки полка перемешались с новым пополнением, я вдруг оказался на фланге, среди моряков – балтийцев, рядом со мной были матросы на ленточках бескозырок которых было написано «Рысь», кажется, была такая канонерская лодка.
В ночь на 25 ноября снова приказали атаковать немцев. Поставили задачу – незаметно добраться до сгоревших танков, а затем, по сигналу, подняться в атаку и захватить немецкие позиции. Вместе с матросами, которых было человек сорок, я пополз, считай что, буквально по трупам, вперед, замирая при каждой вспышке осветительной ракеты, но нас заметили и опять вся немецкая передовая обрушила на нас свинцовый ливень. Я уже достиг первого сгоревшего танка, который стоял метрах в двадцати от немецких окопов, спрятался под ним, а что было делать дальше — не знал, рядом никого из своих не было, а из–за плотного огня было невозможно было поднять голову. Прямо передо мной бил немецкий пулемет. Немцы стали бросать гранаты, которые летели через меня, а с нашей стороны уже почти никто не стрелял, всех поубивало.
Я решил, что надо отходить, иначе попаду в плен, но как только отполз метров на пять от танка, меня, видно, немцы заметили, и совсем рядом разорвалась граната…
Осколок попал мне в живот… Я как–то смог выползти с поля боя, и когда перевалился через бруствер обратно в свою траншею–канаву, то увидел моряка, капитан–лейтенанта, который произнес, обращаясь к кому–то –«Смотри, еще один живым выполз»…
Я еще на своих ногах дошел до ПМП, до места сбора раненых, откуда меня быстро переправили в медсанбат в Усть –Ижору, так как раненых в живот эвакуировали в тыл в первую очередь.
В санбате меня занесли в операционную, врачи начали надо мной работать.
А на соседнем столе лежал лейтенант с пулевым ранением в грудь.
Я еще был в сознании, и тут врачи меня оставляют и кидаются к лейтенанту, у него случилась остановка сердца. Все плыло как в тумане, но помню, как лейтенанту вскрыли грудную клетку и делали, как это называется – прямой массаж сердца, но все усилия оказались бесполезными, он умер на операционном столе. Меня после операции санитары отнесли в палату смертников – здесь лежали раненые в живот, а медсестрой в палате была девушка с моей школы.
К утру в живых еще оставалась половина палаты, а еще через день, из всех «старых» раненых в живот остался только я один,… остальных – на погост…
Через неделю я оказался в госпитале в Ленинграде.
– В каком госпитале лежали?
– В здании педагогического института имени Герцена, это на Невском проспекте, окна палаты выходили на Мойку. Лежали мы в аудиториях бывших Бестужевских курсов…

Теперь документы.
Да, действительно ветеран провоевал две недели — 11 ноября призван, 25 — убыл по ранению.
Да, действительно в том самом 252 полку.
Печалька была в том, что в документах полка за эти числа тишь и благодать, ничего похожего на описанную ветераном картину — обучение пополнения, даже ругань начальства, что, мол, часть учится, а часть по тылам бродит, и впредь за такое будет трибунал.

Напоминаю — по версии ветерана, никого ничему не учили и в первый же день выставили полк на убой.
И тут нашлась чудесная бумажка — боевое донесение по дивизии от 06.00 24.11.41 г.:

Когда стало понятно, что искать, нашёл ещё два донесения того же майора; 22.11 в 23.00 он сообщал:

И в 12.00 23.11 констатировал:

Всё, уже в боевом донесении от 18.00 того же дня 3 батальон не упоминается.
Нашёлся и лейтенант, фамилию которого запомнил ветеран. И его послевоенный наградной. А в наградном — указание, что он был как раз командиром 3 батальона:

Снова напоминаю: по версии ветерана, полк три дня лежал в окопах, теряя сотни людей от обстрела. А по документам, ветеран 23.11 в составе неплохо укомплектованного батальона передан в 43 сд и в этот же день вступил в бой, причём вполне активный, а не тупо лежал в канаве. Видимо, это то, что ему запомнилось как "разведка боем", однако и тут он причитает, что атаковали из разбитой огнём траншеи — никакого марша!
А вот и траншеи нашлись:

И даже Дегусаров:

Вики:
"10–15.11.1941 дивизия вместе с 85–й стрелковой дивизией и 124–й танковой бригадой наступала в районе Усть–Тосно с задачей выбить противника с железнодорожного моста через реку Тосна, переправиться на другой берег и освободить деревню Ивановское. Однако в тяжёлых боях прорвать немецкую оборону не удалось."
Танки и трупы большей частью оставались с тех попыток.

Начало ноября. До атаки ветерана ещё три недели.

Вывод: то, что неопытному и мало провоевавшему ветерану запомнилось как "пригнали и оставили помирать в траншеях", было следствием ряда объективных и субъективных причин: неплохо подготовленная сама по себе операция споткнулась о быстрое ранение довольно опытного комбата, умевшего взаимодействовать с артиллерией. Неопытная пехота (да–да, и ветеран в том числе), увидев ужас–ужас, вместо наступления непосредственно за огневым валом и сближения с противником осталась в траншеях, где и была избита.

Винить тут, на мой взгляд, особо некого, кроме войны и её организаторов.

Написал старший майор ГБ mercaptan на 1941-1945.d3.ru / комментировать