Ну ты, Гумилёв, даёшь!

Он возобновил свою работу после ремонта 1 октября, в день рождения писателя, учёного Льва Гумилёва – сына Анны Ахматовой и Николая Гумилёва. Также в этот день на Никольском кладбище в Александро-Невской лавре была совершена панихида по Л. Гумилёву.

Музей находится на втором этаже дома № 1 по Коломенской улице, в 2004 году он получил статус филиала музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Это единственная отдельная квартира Льва Гумилёва, здесь прошли его последние годы – с 1990 по 1992-й. До этого он жил в коммунальных квартирах. После смерти учёного обстановку в квартире сохранила его вдова Наталья Гумилёва-Симоновская.

Лев Николаевич прославился многочисленными научными трудами, а также знаменитой «теорией пассионарности», споры о которой продолжаются до сих пор. Однако немногие знают, что он, сын двух поэтов, сам писал стихи. Приехав в 1933 году в Москву, переводил авторов – представителей республик СССР. И начал писать сам, а строгим редактором выступала мать, Анна Ахматова.

Качается ветхая память
В пространстве речных фонарей.
Стекает Невой меж камнями,
Лежит у железных дверей.
Но в уличный камень кровавый
Ворвались огни из подков
И выжгли в нём летопись славы
Навек отошедших веков.
Сей каменный шифр разбирая
И смысл узнавая в следах,
Подумай, что доля святая
И лучшая – память в веках.

Сочинял он и когда его посадили на десять лет. Сначала отправили в лагерь под Карагандой, а затем в Саяны. Приходилось в жестокий мороз без зимней одежды и обуви валить в лесу деревья, стоя по пояс в снегу. А в это время в его голове рождались строки, которые потом были запечатлены на бумаге:

Как только я вдруг вспоминаю
Таёжную ночь и ветра,
Байкал без конца и без края,
Дымок голубой от костра,
Гольцов величавые дали,
Ручьи на холодных камнях,
То сердце болит от печали
И слёзы в сомкнутых глазах.
Там небо туманами щедро.
Там гнётся под ношей спина,
Но там высочайшие кедры,
Там воды вкуснее вина.
Там в шорохе сосен таёжных
Я древнюю слышал мольбу
К тому, кто мятежной, тревожной
И страшною сделал судьбу.

Сохранились его стихи об освобождении Варшавы, в котором Гумилёв, уже солдат, принимал участие:

Мы шли дорогой русской славы,
Мы шли грозой чужой земле,
И лик истерзанной Варшавы,
Мелькнув, исчез в январской мгле.

А впереди цвели пожары,
Дрожала чуждая земля.
И знали тяжесть русской кары
Её леса, её поля…

Воевал Лев Гумилёв, как и его отец, храбро. Как он сам вспоминал, однажды на Одере, когда на его часть пикировали немецкие самолёты, он вышел на берег и стал вслух читать Гёте… по-французски. На это командир батареи развёл руками и сказал: «Ну ты, Гумилёв, даёшь!»

Андрей Соколов