Следуя воле гения
Спектакль Михайловского театра «Опричник» – одна из главных оперных премьер этого года. 29 сентября он был впервые показан на московской сцене. Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко собрал в тот день множество ценителей высокого искусства.
Сразу скажу, что постановка этой оперы Чайковского – желание соблазнительное, но весьма непростое в исполнении.
Композитор сам не раз переделывал её и явно оставил некоторые намёки на то, что возможна ещё и иная, не вполне прописанная в партитуре трактовка, сохранившаяся только в его пометках, и правка. Режиссёр спектакля Сергей Новиков и дирижёр Александр Соловьёв, работая над современной версией «Опричника», обязаны были проникнуть в не вполне завершённый замысел Петра Ильича и, как отмечено уже многими критиками, сделали это с высочайшей достоверностью. «Она до сих пор сохранилась в Мариинке, а в музее в Клину мне удалось посмотреть её фотокопию: композитор нещадно, прямо по 5–10–15 страниц подряд зачёркивал, убирал повторы и длинноты», – говорил Сергей Новиков в интервью «Фонтанке.ру» о рукописи оперы. Признаться, удивляет, почему «Опричник» до этого не ставили так, как это произошло сейчас. Видимо, всему своё время.
Создатели спектакля не только подарили зрителям великолепное зрелище, но и вернули нам ощущение подлинности русской оперы, создали из весьма консервативного материала увлекательное полотно, где ждёшь развязки с не меньшим вниманием, чем в остросюжетной прозе или кино.
С первых минут видно, что в этом спектакле великолепный ансамбль на сцене, выстроенный гармонично, но в то же время нервно, с постоянным подтекстом, с обилием планов и максимальным уходом от условностей к живой драматургии. Помимо работы Новикова и Соловьёва следует отметить сценографию Александра Купаляна. В оперных постановках часто ставится цель показать звёзд, здесь звёзды все, никого невозможно выделить особо. Помню, как однажды Евгений Светланов говорил, что, если в спектакле выделяют декорации или какого-то исполнителя, – это тревожный сигнал всему спектаклю. В «Опричнике» всё подчинено одному – довести до предельной концентрации авторский замысел гения Чайковского, автора музыки и либретто оперы, в основе которого произведение Ивана Лажечникова.
Спектакль с первой сцены мудро ведёт читателя от вершины к вершине, от находки к находке, от кульминации к кульминации.
В первых сценах меня поразил ход с видеопроекцией. Это не просто фокус, это не навязчивое, но очень эффективное придание достоверности происходящему. Спектакль сразу переходит из ограниченного пространства сцены в московские архитектурные ландшафты той эпохи, в фактуру режиссуры мгновенно врывается воздух, свежесть. Я смотрел на это заворожённо, и, когда по небу пролетели птицы, эффект перенесения в живой антураж русского Средневековья достиг максимума. Партия Басманова отдана контртенору (заметная работа Вадима Волкова). И здесь приём сработал на все сто. Образ получается зловещим и весьма неоднозначным: гуляка, друг царя, опричник, а голос почти женский. Мне кажется, тут тонко проведена идея, что во всяких безнаказанности и буйстве таится нечто извращённое, слабое и неестественное. Венчает первое действие сцена клятвы Андрея Морозова, который идёт на компромисс со злом ради мести князю Жемчужному, своему врагу и врагу их семьи. На сцене много народа, и ни один человек не случаен, все двигаются так, как двигались бы в реальной жизни. Оркестр и хор великолепно вплетены в метафорический театральный язык, где многие движения артистов не показывают действие, а символизируют тот или иной образ в сложнейшей гамме чувств героя. Видно, что режиссёр знает лексику тех времён, все слова оперы идеально поддержаны жестами и позами героев. Блестящее сценическое противостояние героев подчёркивает огромные вокальные возможности Ивана Гынгазова (Андрей Морозов) и Алексея Тихомирова (предводитель опричников князь Вязьминский). История падения Морозова в этой сцене почти фаустовская, но образ будущего опричника всё ещё привлекателен в своих метаниях, особенно в первой половине венчающего первое действие эпизода. Однако в нём всё ширится червоточина, начало пути к нравственному краху, зашифрованное Чайковским в жёстком ритме этой сцены, в очевидном чередовании простых гармоний, в преобладании отчётливо минорных сочетаний аккордов, изумительно оркестрованных. Когда в самый кульминационный момент на некотором подобии пыточной доски появляется подросток – мороз идёт по коже. Я понял, что это намёк на то, что в Андрее убивается самое лучшее, чистое. Новый Андрей Морозов, будущий опричник, убивает в себе прежнего – честного горячего юношу.
Второе действие – своеобразное зеркало первого. В него смотрится Андрей Морозов, но видит себя другим, в него смотрятся зрители и задумываются не только о сюжете оперы (авторам спектакля удалось выявить закрученную интригу этой оперы, где Морозов попадает в ловушку Вязьминского, давнего врага рода Морозовых), но и о её морально-нравственной составляющей. Здесь важна пиррова победа Андрея над врагом их рода, Жемчужным, не только обидевшим отца Андрея Морозова, но и противящимся его свадьбе со своей дочерью (обе женские партии, Боярыни Морозовой и дочки Жемчужного Натальи, – совершенно фантастически звучат в исполнении Екатерины Егоровой и Валентины Феденёвой). Её значение выявлено тонко, не в лоб, но со всей моральной определённостью. Предательство, союз со злом – безвозвратны.
Заключительная сцена свадьбы поставлена так многомерно, с таким разнообразием контрапунктов, что за праздником остро чувствуется грядущая драма и казнь Андрея. Этот эффект создаётся за счёт светового подчёркивания того или иного места на сцене, это логично подводит к сцене казни, решённой не как драматическая гибель человека, а как его падение. Андрей реально падает на сцене с высокого места на землю. Как в преисподнюю. Декорации в этой связи выстроены весьма остроумно. И, конечно, Владимир Кехман в роли Ивана Грозного всем своим коротким перемещением по сцене создаёт тот антураж, что необходим для правильного позиционирования финала.
Наблюдать за Александром Соловьёвым за дирижёрским пультом одно удовольствие. Мне, как выпускнику дирижёрского хорового факультета, было радостно отмечать, что в его технике нет ни грамма работы на публику, только строгая горизонтальная идея. Именно это горизонтальное и вытащили Новиков и Соловьёв из «Опричника». Уверен, это то, чего хотел Чайковский, редактируя эту партитуру до самой своей кончины. Движение, постоянное движение всех пластов.
Спектакль очень красивый. Декорации, костюмы, проекции выполнены с отменным вкусом. Ярко, разнообразно, ничего утяжеляющего, ничего лишнего.
Сергей Новиков отмечал в одном из интервью, что основная задача искусства – нравственная. Что ж, в этом спектакле удалось эти задачи решить без излишней дидактичности и назидательности. Уверен, эта постановка будет долго любима слушателями всех возрастов и откроет дорогу к «Опричнику» тем, кто доселе эту оперу недостаточно ценил.
Максим Замшев