Выстрел в театре

110 лет назад – в конце августа 1911 года – вся верхушка Российской империи прибыла в Киев на открытие памятника императору Александру II. Повод для открытия памятника был самый прямой: в феврале 1911 года отмечалось 50 лет со дня проведения крестьянской реформы, приведшей к отмене крепостного права. Среди тех, кто прибыл на киевские торжества, был и председатель Совета Министров Пётр Столыпин.

В какой-то степени Столыпин был центральной фигурой торжеств. Как известно, крестьянская реформа Александра II привела не к решению земельного вопроса, а к нарастанию многочисленных социальных противоречий. Именно так называемые столыпинские реформы (вопрос об их истинном авторстве оставим в стороне) должны были разрешить все те противоречия, которые были порождены реформой 1861 года.

Однако фигура премьера стала центральной по совершенно другой причине. 1 (14) сентября 1911 года – в Киевском оперном театре давали спектакль «Сказка о царе Салтане». На спектакле присутствовала царская семья во главе с Николаем II, премьер-министр Пётр Столыпин, большое число министров и прочая почтенная публика.

В антракте второго акта Столыпин стоял у оркестровой рамы и разговаривал с министром двора бароном Владимиром Фредериксом и польским земельным магнатом графом Иосифом Потоцким (Потоцкий в 1887 году принял русское подданство на основании повеления императора Александра II. – Прим. ред.). Обычная светская беседа не несла в себе ничего необычного. Однако неожиданно к премьеру подошел молодой человек, который дважды выстрелил в него из браунинга.

От мгновенной смерти Петра Столыпина спас орден Святого Владимира, в который попала пуля. Она раздробила государственную награду и не попала в сердце, в которое целился убийца. Вместо сердца пуля прошла в грудную клетку, плевру, грудобрюшную преграду и печень.

Столыпина доставили в клинику братьев Маковских на Маловладимирской улице. 3 (17) сентября в киевском соборе Святого Владимира прошел молебен о выздоровлении премьера. Как вспоминают очевидцы, собор был переполнен, многие плакали. Врачи клиники Маковских надеялись на выздоровление Петра Столыпина. Более того, к 3 сентября его состояние стабилизировалось, что позволяло медикам делать благоприятные прогнозы. Однако 4 сентября состояние Столыпина резко ухудшилось, и в 22 часа 5 сентября он скончался.

Убийцей премьера оказался помощник присяжного поверенного Дмитрий Богров. Он ненадолго пережил свою жертву. Следствие длилось с 1 по 10 сентября. 11 сентября состоялся военно-полевой суд, который приговорил Богрова к смерти. И в ночь на 12 сентября он был казнен. Совершенно очевидно, что следствие и суд были слишком скоротечными, а масштаб преступления таков, что для его расследования нужно было время. Так зачем же все было проведено так быстро?

Некоторые источники считают, что скорое следствие и казнь Богрова должны были показать революционерам, что государство будет карать всех, кто будет покушаться на представителей верховной власти. Однако тут стоит вспомнить, что, когда в феврале 1905 года был убит дядя царя великий князь Сергей Александрович, то следствие и суд над его убийцей Иваном Каляевым заняли три месяца. А ведь Сергей Александрович был фигурой куда более весомой, чем Столыпин. И ситуация сентября 1911 года сильно отличалась от ситуации февраля 1905 года. В 1905 году в России реально бушевала революция, а в 1911 году наступила относительная стабилизация.

В июле 1904 года был убит министр внутренних дел Вячеслав Плеве. А его убийцу эсера Егора Сазонова не только не казнили, но и отправили на каторгу. Еще удивительнее была судьба террориста Петра Карповича, который в 1901 году убил министра народного просвещения Николая Боголепова. Его не только не казнили, но и приговорили к 20 года каторги. При этом в 1907 году он был амнистирован, сослан на поселение, откуда сбежал в Лондон.

Так почему же Дмитрий Богров был не только казнен, но казнен столь быстро?

«МЕНЯ УБЬЕТ АГЕНТ ОХРАНЫ»

Ситуация, при которой премьера могли убить в театре, уже говорит о том, что в системе охраны торжеств была своего рода «дырка», которая позволила террористу обойти все преграды. За безопасность киевских торжеств отвечали четверо: товарищ министра внутренних дел, главноначальствующий Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенант Павел Курлов, начальник дворцовой охранной агентуры полковник Александр Спиридович, вице-директор Департамента полиции Михаил Веригин и начальник Киевского охранного отделения полковник Николай Кулябко.

При этом для двоих из них – Спиридовича и Курлова – Киев был хорошо знакомым местом. Спиридович в 1903–1905 годах был начальником Киевского охранного отделения, а Курлов в декабре 1906 – феврале 1907 годов временно управлял Киевской губернией. Еще один интересный момент состоял в том, что начальник киевской охранки Николай Кулябко был родственником и протеже Спиридовича. Он был женат на сестре Спиридовича, который и привел его в Департамент полиции. Таким образом, все эти лица хорошо владели оперативной обстановкой в Киеве.

Более того, перед торжествами Киев был очищен от «крамольных элементов». Только членов партии эсеров было арестовано 22 человека. Владельцам домовладений было предписано держать ворота закрытыми. В городе существовало 26 видов пропусков (!) на официальные мероприятия.

26 августа в здание Киевского охранного отделения был доставлен подозрительный человек, который покончил жизнь самоубийством. В тот же день в доме начальника охранки Кулябко прошел обед, после которого тот предложил Спиридовичу и Веригину встретиться с неким человеком, который принес интересные известия. Им оказался как раз тот самый Дмитрий Богров, который станет убийцей Петра Столыпина. Кулябко охарактеризовал его как своего давнего и доверенного секретного сотрудника под оперативным псевдонимом Аленский.

Действительно Богров был хорошо знаком сотрудникам киевской охранки. Он был завербован в 1906 году для работы против киевских групп анархистов-коммунистов. Причем он сам добровольно предложил свои услуги.

Дмитрий Богров поведал своим собеседникам, что примерно год назад общался в Петербурге с функционером эсеровской партии под псевдонимом Николай Яковлевич. И вот опять-таки примерно месяц назад этот самый Николай Яковлевич вновь появился в его жизни, когда приехал на дачу Богровых под Кременчугом и попросил предоставить ему конспиративную квартиру для троих человек и моторную лодку для плавания по Днепру. Из его слов Богров сделал вывод, что готовится покушение на кого-то из сановников.

31 августа Богров сообщил в охранку, что Николай Яковлевич вместе с некоей Ниной Александровной приехал в Киев и остановился у него дома. По словам Богрова, Николай Яковлевич просил его достать билет в Купеческий сад. Из этого он сделал вывод, что готовиться покушение либо на премьера Столыпина, либо на министра народного просвещения Льва Кассо.

В 6 часов утра Кулябко докладывает информацию Богрова губернатору Фёдору Трепову, а в 10 утра – Курлову. В 11 утра Дмитрий Богров встречается с Веригиным и сообщает, что террористы вечером назначили ему встречу на Бибиковском бульваре. В 15 часов проходит совещание у Курлова.

С 16 до 20 часов на городском ипподроме проходят скачки, на которых присутствует все высокопоставленные гости. А к 21 часу вся делегация перемещается в театр. Примерно в 20 часов Богров получает от своих кураторов билет № 406 в 18-м ряду партера. По утверждениям Кулябко, Богров должен был выслеживать террористов во главе с Николаем Яковлевичем, если те появятся в театре. И вот тут возникает сразу серия вопросов.

Во-первых, уже сам допуск Богрова в театр был нарушением существовавших в тот момент правил оперативной деятельности, запрещавший допускать агентов для наружного наблюдения.

Во-вторых, существование этого самого Николая Яковлевича было ничем не подтверждено, кроме слов самого Богрова.

В-третьих, в первом антракте Богров уходил из театра домой, и, вернувшись, заявил, что Николай Яковлевич находится у него дома.

В-четвертых, налицо странное поведение самих жандармов. Сначала Кулябко пропускает Богрова, вернувшегося в антракте из дома в театр, а потом Спиридович бросается на него с шашкой после покушения на Петра Столыпина. И лишь чудо спасло террориста от гибели.

Странности продолжились и после ареста Богрова. Жандармский полковник Иванов, спасший убийцу премьера от сабли Спиридовича, начал допрос террориста прямо в театре. Однако тут же явился посланец от Кулябко, который потребовал переместить арестованного в охранное отделение. Однако Иванов заявил, что никому отдавать Богрова не будет.

Еще большим сюрпризом был обыск в доме Богрова, который показал, что никаких Николая Яковлевича и Нины Александровны не существует. Да и сам Богров признал, что все сказанное им Кулябко – блеф.

Таким образом, ситуация вполне подходила под определение самого Столыпина: «Меня убьют, и убьет агент охраны». Возникает вопрос: имело ли место головотяпство политической полиции, которая допустила в свои ряды агента, изначально игравшего двойную игру, или чины охранки вполне умышленно вели заговор против премьера?

«ГЛУПОСТЬ ИЛИ ИЗМЕНА?»

Имеющиеся у нас мемуарные источники ярко характеризуют Дмитрия Богрова как социопата, который использовал сотрудничество с охранкой в своих интересах. Конечно, частично эти свидетельства выходили из-под пера его друзей и родственников, которые стремились преуменьшить его агентурный вклад. Более того, архивы Департамента полиции показывают, что «стучал» Богров не просто охотно, но и очень результативно.

Однако истероидный комплекс, склонность к поведению в стиле Герострата у Богрова были всегда. И вполне вероятно, что идея убить Петра Столыпина как способ «уходя громко хлопнуть дверью» у него могла возникнуть сама собой. Однако если представить себе, что он обманул охранку и убил Столыпина, то получается, что все четверо высших руководителей российского сыска – Курлов, Спиридович, Веригин и Кулябко – были идиотами, которых можно легко обмануть. Действительно поведение некоторых участников этой четверки во время киевских торжеств было странным. Так, например, Веригин постоянно злоупотреблял спиртным, что было зафиксировано даже в полицейских отчетах.

Однако даже если это и так, то трудно поверить, что такие опытные профессионалы как Курлов и Спиридович могли поверить Богрову. Более того, его ложь о Николае Яковлевиче могла быть легко разоблачена с помощью наружки. Значит, как минимум, чины охранки понимали, что Богров имеет террористические намерения в отношении Столыпина. Вопрос: они только это понимали или направляли действия Богрова? Ответ на этот вопрос вряд ли может быть получен в нынешних условиях. Сами главные участники событий представили обществу превратную картину происшедшего. А попытки расследования обстоятельств деятельности охранки в истории со Столыпиным не было проведено на должном уровне ни в царское, ни в постреволюционное время.

Однако можно почти стопроцентно говорить о том, что врагов у Петра Столыпина было немало. К этим врагам относилась значительная часть окружения самого Николая II, недовольная тем, что премьер пользовался поддержкой матери императора Марии Фёдоровны (между ней и окружением сына была сильная вражда), большое количество консервативных помещиков, недовольных аграрной политикой главы кабинета министров. К этой же антипремьерской оппозиции относилось и руководство Министерства финансов. Дело в том, что премьер хотел поставить под контроль МВД часть банковского сектора, связанного с аграрной сферой (в первую очередь, Крестьянский банк).

 

ВЫНОС ТЕЛА П.А. СТОЛЫПИНА ИЗ БОЛЬНИЦЫ

БР. МАКОВСКИХ. ФОТО: WIKIPEDIA.ORG

Отметим, что особый мотив был и у Курлова. Будучи формально вторым лицом МВД, он в последние годы жизни Петра Столыпина пытался играть первую роль в ведомстве, пользуясь тем, что премьер все больше вынужден сосредоточиться на своих основных обязанностях. Более того, у Курлова были все основания опасаться возможной инспекции своей деятельности в МВД со стороны Столыпина. Ведь незадолго до гибели премьера Курлов вторично женился, и этот шаг потребовал значительных финансовых расходов. И по ряду оценок Курлов весьма вольно пользовался казенными финансами, которые обычно используются для оперативных расходов.

В этой ситуации план ликвидации Столыпина мог зародиться, как в головах Курлова и Ко, так у влиятельной части двора, которая имела компромат на Курлова, Спиридовича и других и просто манипулировала ими. Окончательный ответ на вопрос о подлинных механизмах убийства Столыпина мы вряд ли получим.

Однако история убийства Столыпина – это не только история про то, как политическая полиция то ли заигралась со своим агентом, то ли сама устранила премьера, манипулируя агентом-психопатом. Это еще и история, которая опровергает многие постсоветские мифы о Петре Столыпине, в которых он предстает как сильный, умный и решительный политик, способный спасти самодержавие. Если он был такой умный и проницательный, то, как же он смог просмотреть у себя под носом заговор в собственном ведомстве.

Кроме того, ситуация конфликта Столыпина со всеми – левыми и правыми – была порождена его политикой. Кстати, сразу заметим, что так называемые столыпинские реформы не являются детищем исключительно Петра Аркадьевича. Они являлись лишь адаптацией Столыпиным идей некоторых своих предшественников. В первую очередь, бывшего премьера Ивана Горемыкина, которого почему- то принято считать серой мало понятной личностью с элементами маразма.

 

Реформы Столыпина не только не привели к созданию новой опоры для самодержавия в лице класса крепких мелких и средних сельских хозяев, но и усилили конфликтность в российском обществе. Крепкий мелкий и средний сельский хозяин расколол традиционную сельскую общину и усилил ее оппозиционность по отношению к самодержавию. Кроме того, Столыпин чуть не поссорил монархию с крупными землевладельцами.

В политической сфере Столыпин так и не смог найти себе опору среди существующих политических партий, представленных в Государственной думе. Его блок с октябристами и лично с их лидером Александром Гучковым был достаточно ситуативным. А премьер довольно быстро стал врагом, как ультраконсерваторов, так и либералов.

Отдельно следует сказать о национальной политике Столыпина. Его откровенная ставка на русский национализм в многонациональной империи привела не к русификации окраин, а к росту ответного этнического национализма.

Таким образом, Столыпин быстро настроил против себя всех. Хотел он того или не хотел, но он стал не стабилизатором системы, а катализатором имеющихся в ней противоречий. А значит, и к радикализации существующих методов политической борьбы. Жертвой всех этих процессов стал в итоге и сам Пётр Столыпин, оставив своим преемникам ворох проблем, который и привел к обеим революциям 1917 года.