Рыбинск спасающий

84 года назад, в сентябре 1941-го, началась блокада Ленинграда. Наш город помогал эвакуированным ленинградцам: приютил, накормил, дал работу С первых дней Великой Отечественной войны в тыл потянулись жители прифронтовой полосы, один за другим ехали эшелоны с переселенцами. Причем эвакуация жителей Ленинграда шла только через Ярославскую область. Всего из города и пригородов выехали 1,7 млн человек.

Рыбинск как важный транспортный узел на воде и железной дороге активно принимал приезжих: за первый же военный месяц к нам прибыли 853 ленинградца. Для их приема уже 7 июля создали эвакопункт в клубе железнодорожников им. Кустова на ул. Вокзальной, 4. Здесь были баня, медпункт, санпропускник, для детей – молочная кухня, где им выдавали булочки, сахар, молоко, масло.

Переночевать, подождать следующего поезда эвакуированным предлагали в клубе водников, клубе Кустова, помещениях музея. Детей без родителей размещали в общежитии при школе 17, где за ними присматривали педагоги и медики. Прибывали беженцы и по воде. В мае 1942-го первый этаж Спасо-Преображенского собора отдали под береговой эвакоприемник. Большинство эвакуированных после отдыха отправлялись в глубокий тыл: Молотовскую (Пермскую), Челябинскую, Омскую области.

Но были и те, что оставались в Рыбинске. Таким горожане помогали в меру сил – собирали для них деньги, теплые вещи. Так, пункт приема вещей от населения Сталинского района осенью 1941-го выделил переселенцам две сотни зимних пальто, белье, шапки, обувь. Деньгами помогал и городской бюджет: за полгода войны город выделил беженцам около 50 тысяч рублей – на еду, лекарства, билеты. Рыбинские заводы и организации предлагали приезжим работу. Их прикрепляли к фабрике-кухне. «Исполком просит директора горторга отпустить керосин эвакуированным ленинградцам, проживающим в домах завода № 36, всего живет 15 семей», — гласит записка от марта 1942 года. А в апреле записка летит в ремесленное училище № 5: «Просим предоставить место в общежитии учащемуся Васильеву, эвакуированному из Ленинграда. Временно он проживал где придется, далее так жить невозможно, тем более сейчас самая распутица, а у него нет теплой обуви и одежды».

К концу января 1942-го поток беженцев в Рыбинск стал настолько мощным, что один эвакопункт в клубе им. Кустова уже не справлялся. Беженцев стало негде размещать. Им выделяли места в рыбинских клубах, общежитиях, гостиницах, их подселяли в квартиры к горожанам, вернув практику уплотнения, – на человека по 4 кв. м. Но места все равно не хватало.

— Тогда город обратился за помощью к районным колхозам – и в крестьянские избы стали заезжать переселенцы. Чтобы они прибыли в деревню не с пустыми руками, Рыбинск собрал эвакуированным «приданое». За три дня горожане сдали 2200 детских и взрослых кроватей, 1400 матрасов, 350 столов, 1500 тарелок и мисок, 5500 ложек, 2400 чашек и стаканов, — сообщают рыбинские архивариусы. Не хватало сил обеспечить всех прибывших питанием, медпомощью, санобработкой. К делу подключились городские врачи, и так перегруженные работой, – ведь многие их коллеги ушли на фронт, оставшимся приходилось работать за троих.

Гостеприимство имело оборотную сторону. Расселение эвакуированных привело к развитию эпидемий. Заболеваемость сыпным тифом выросла в 10 раз, брюшным тифом – в три раза, все чаще ставили диагноз дизентерия. От сыпного тифа умирал каждый десятый заболевший. В Рыбинске больные ленинградцы лежали в Пироговке и других больницах: в мае 1942-го их лечится почти 300 человек.

— Большинство больных в стационары Ярославской области прибывают в чрезвычайно тяжелом состоянии. Преобладают дистрофия, туберкулез, дизентерия, воспаление легких и даже сыпной тиф. Зимой резко выросло число трупов, снимавшихся с эшелонов. Так, в январе 1942-го с эшелонов сняли 185 больных и 7 трупов, в феврале – 712 больных и 109 трупов. Позже трупы просто выбрасывали из вагонов, статистика их уже не учитывала, — читаем в докладе главному санинспектору РСФСР «О медико-санитарном обслуживании эвакуированных из Ленинграда, следовавших через Ярославскую область». Немало среди больных и раненых было детей. Поступающие в Рыбинск малыши были истощены, страдали пеллагрой, дистрофией. И каждый был психологически травмирован, измучен разлукой с домом, потерей родителей, бомбежками, голодом. Так, карточка 5-летнего ленинградца Евгения Гаврилова гласит: «Глазной тик, заикается, ранен в руку».

Многие дети так и не оправились от стресса – не могли учиться, страдали память, речь, воля. Об этом говорят характеристики малышей из рыбинских детдомов: «Валерий Евдокимов, 12 лет. Отец погиб на фронте, мать арестована. Учится плохо, обладает плохой памятью. Но вежлив и очень аккуратен». Или такая: «Владимир Заводов, 11 лет. Родители погибли в блокаду. Очень неряшлив к вещам и одежде. Малоспособный, трудно усваивает арифметику. Знания непрочные».

Рыбинцы спешили согреть и приютить маленьких ленинградцев. Почти 200 сирот горожане взяли в семьи только в 1942 году, они усыновили 24 ребенка, взяли на патронат 75 детей, на воспитание – 85. «Прошу дать мне на воспитание девочку 3-4 лет из эвакуированных. Семья моя состоит из трех человек: муж работает на 36-м заводе, дочь – студентка и я. Материально обеспечены, от госпособия отказываюсь», — пишет в мае 1942-го горожанка Ираида Мухо.

Оставшихся размещали в местных детдомах, в 1942 году туда определили 74 ленинградца. Подростки постарше осваивали на рыбинских заводах рабочие профессии.

— В ремесленные школы Рыбинска поступили 89 ленинградцев, в фабрично-заводские школы – 132. На производства переданы 85 человек: в Промкомбинат – 24, на «Дормашину» – 12, на Полиграфзавод – 33. Семеро устроены на катерозавод, девять – на сапожную фабрику «Заря», — перечисляют рыбинские архивариусы.

Забота и ласка творили чудеса, маленькие ленинградцы постепенно росли и крепли.

— Год назад сюда эвакуировали детей, чьи матери погибли в Ленинграде. Дети были очень истощены, косточки да мешочки, но наша простая и сильная природа пришла им на помощь. И к тому времени, когда запел соловей, детишки оправились, забегали, запели, защебетали, — рассказывает писатель Михаил Пришвин, живший в войну в Переславле-Залесском. Туда тоже отправляли эвакуированных малышей. Всего в области на май 1942-го проживали 95 тысяч эвакуированных детей: 35 тысяч из Ленинграда и еще 60 тысяч – из других мест. Сеть детдомов в регионе увеличилась в 12 раз, домов малютки – в три раза.

В годы эвакуации ленинградцы всех возрастов испытывали острую ностальгию по покинутому городу, мечтали вернуться туда, где была их работа, дом, тосковали о потерянных близких. А выживать в чужом краю им помогала поддержка простых рыбинцев.