Без характера никуда: Александр Пашутин — о профессии актера, военных фильмах и истории

Список киноролей Александра Пашутина более чем впечатляющий и давно перевалил за две сотни. А его кинодебют состоялся 55 лет назад в телефильме «Штрихи к портрету Ленина».

Перед встречей с Александром Пашутиным я посмотрел его телеинтервью, в одном из которых узнал, как настойчиво он отговаривал дочь от выбора актерской профессии.

— И аргументировали вы свой совет, Александр Сергеевич, тем, что помимо таланта, артисту нужен еще и характер. Но разве не должны актеры быть «служивыми людьми», полностью под режиссерами «ходить»?

— Характер нужен в любой профессии!

— Ну как это? Режиссер говорит Пашутину: «Саша, надо то-то и так-то сделать!» А Александр Сергеич возражает: «Нет, я так не считаю!»

— Нет-нет… Такого никогда не было. Характер для чего актеру нужен? Вот, допустим, роль не получилась или взяли на нее кого-то другого… И в этот момент важно не сникнуть, не смякнуть, уметь держать удар, а они в нашей работе бывают очень чувствительными. Вот, например, моя любимая Люся Гурченко, с которой я имел счастье сниматься... Уж как по ней били, был период, когда ее не снимали, и какие-то статьи подметные выходили, и это было очень тяжело. Это ж какой надо иметь характер, чтобы выстоять, не спиться, не впасть в отчаянье, держать себя в форме!

Джеки Чан водил нас по ресторанам: актриса Нонна Гришаева сравнила российское кино с голливудским

— А в вашей карьере были периоды, когда вас не снимали?

— Нет. Сейчас вот что-то не снимают. А раньше — не было такого. Другое дело, что не всегда были крупные роли. Но я почти на все шел. По многим причинам. Прежде всего финансовым: надо было кормить семью, и убирал я свое самолюбие в одно известное вам место.

— Но плохо же сочетается — «нужен характер» и «убрать самолюбие»?

— А что делать? А как? Чтобы дочка голодала? Недоедала?

— Ну, до такого не доходило все-таки?

Актриса Марина Федункив рассказала о тонкостях жизни русско-итальянской семьи

— Не доходило, поэтому я и снимался. Но я знаю многих людей, у которых и до этого доходило. Я думаю, что все равно обо мне будут судить по каким-то значимым картинам, в которых я сыграл…

— А какие картины из своей фильмографии вы к таким относите?

— «Парад планет», «Плюмбум», «Одиссея капитана Блада»… Если брать из последних, очень люблю «На безымянной высоте»…

— Хотелось бы вам в какой-то классике сыграть, в костюмном фильме?

— Хотелось бы, но чтобы это была какая-то сочная, яркая работа.

— Так любую же роль можно сыграть сочно, ярко…

— Ну, не любую, материал все-таки должен быть, основа. У меня были роли, от которых я отказывался. Я даже хотел вести дневник, чтобы записывать их туда. Клянусь, не вру.

— Вам с режиссерами везло. Вы с такими работали титанами! А что-нибудь есть общее у великих режиссеров?

— Талант.

— Это понятно. А отношение к актерам у всех одинаковое?

— Да. Все они любят актеров. А у Никиты (Михалков. — «ВМ»), смею его так называть, потому что знаком с ним 63 года, атмосфера на площадке просто удивительная, актер для него — все. Он заботится, чтобы артисту было удобно и хорошо, чтобы он думал о роли, а не о том, где поесть, чтобы был обогрет любовью группы.

— А вот на Рязанова мне многие жаловались, что он мог быть грубоват. Может быть, он по-разному к актерам и актрисам относился?

— Ну, со мной такого не было, хотя я у него в нескольких картинах снимался. Если его что-то не устраивало, он мог наорать, накричать, человек был темпераментный, но моментально отходчивый, в секунду просто.

— Вы на своих студентов орете?

— Нет, что вы. Я их всех так люблю! Как они играют! Некоторым актерам надо у них поучиться. Но суть даже не в этом. Я хочу, чтоб они вышли из Института театрального искусства с уверенностью, что педагоги их любили. Вот я в Школе-студии МХАТ учился, и когда покидали ее стены, мы знали, что педагоги не только хотели нас научить профессии, но при этом еще и любили. И я знаю, как важно это ощущение для ребят, пусть даже не все из них в дальнейшем станут актерами.

— Никогда не было сожаления, что вы для себя эту профессию выбрали?

— Даже секунды сомнения не было! Я верил в свои силы, знал, что смогу.

— А пять лет, проведенные вами в Суворовском училище, даром не пропали?

— Конечно, нет! Я там, вопервых, пел, ведь я пришел туда из хора Локтева, будучи солистом. И потом, у нас была драматическая студия. И вела ее Капитолина Максимовна, я, к сожалению, не помню ее фамилию. Она была актрисой Театра имени Кольцова в Воронеже. Это она ввела мне «театральную вакцину », назовем это так. Я в студии играл дворника. Помню, борода, усы у меня были… И так мне все это понравилось: «Все, буду артистом!» В общем, понеслось. Я написал письмо в студию при Театре Станиславского, мне сказали: «Приезжай!» Я приехал и был совершенно счастлив, когда Лев Яковлевич Елагин ( актер, режиссер, педагог, годы жизни 1918–1986. — «ВМ») принял меня в студию.

— А когда потом вам роли предлагали, опыт Суворовского училища пригодился?

— Конечно. Я знал, как говорится, кухню изнутри, например, как разговаривает военный с вышестоящим по званию. Вот я в одном фильме видел — сидит генерал за Т-образным столом, а на другом конце стола... сидит майор. Такого быть не может! Никогда. Точно так же вы никогда не могли бы увидеть маршала Жукова в распахнутом мундире. Потому что еще в юности у курсантов вырабатывается привычка: все должно быть аккуратно, никакой расхлябанности. А иначе — два наряда вне очереди, иди туалеты мыть.

— Но имеют ли значение детали, если интересна фабула, если актеры хорошо играют? Может, не стоит обращать внимания на такие мелочи?

— Ну как не стоит?! Для меня в этом плане пример фильм Алексея Германа «20 дней без войны». Какая там точность в деталях! Вот тогда ты веришь в то, что видишь на экране. Или его же картина «Мой друг Иван Лапшин», там каждая деталь — из того времени, в котором происходят события ленты.

А недавно посмотрел фильм: 1941 год, война только начиналась, а Сталин на портрете — уже генералиссимус, уже в погонах... Но званието только в июне 1945 года ввели!

— А в советскую эпоху не было таких накладок?

— Конечно, нет! Потому что были консультанты. Возьмите любой военный фильм времен СССР и прочтете в титрах: «Консультант — генерал-майор такой-то, полковник такой-то…».

— Одни люди считают, что снимать фильмы про войну сегодня вообще не надо, поскольку есть много хороших советских военных фильмов и надо почаще их показывать. А другие говорят, что снимать надо — для того чтобы рассказывать историю уже новым киноязыком. Ваше мнение?

— Не знаю… Я очень люблю две картины про войну: «Апостол» и «Ликвидация». Могу смотреть с любого места. Потому что они сняты в лучших традициях советского кино.

— Многие ваши коллеги считают, что для актера главное — все-таки театр, а не кино. Вы придерживаетесь другой точки зрения?

— Вы знаете, 50 на 50… Смотря какой театр и какой актер. Скажем, Кирилл Лавров в «Мещанах» на сцене БДТ и Лавров в фильме — это равнозначно. Или возьмите «Юнону и Авось» Театра Ленком; Коля Караченцов на сцене и на экране — это равнозначно.

— Кстати, многие из поклонников Николая Караченцова, не говоря уже о вдове, возмущались тем, что спектакль продолжал идти после его ухода. Вы, если бы были на месте Марка Анатольевича Захарова, сохранили бы спектакль для зрителей?

— Рассказываю. Мы с Колей играли в теннис, это был тот самый день, когда он вечером попал в аварию. Помню, отыграли, он сидел, отдыхал, курил, сын его тут же был. И Коля признался: «Саша, я хочу, чтобы уже кто-то другой играл эту роль. Я столько играл… У меня уже возраст…» Я говорю: «Коля, неважно, сколько тебе лет, сколько ты играешь. Я был на твоем спектакле с дочкой, а теперь хочу прийти на него уже с внучкой, тебя посмотреть». Короче, Караченцов уже тогда хотел, чтобы его кто-то заменил. Мы с ним разъехались: «Коленька, пока!» — «Пока-пока». А вечером с ним случилась беда.

Я всегда привожу один выдающийся пример — царя Федора в спектакле «Царь Федор Иоаннович» в свое время блестяще играли три гениальных актера: Иван Москвин, Василий Качалов и Борис Добронравов. И еще должен был сыграть Николай Хмелев, но умер на репетиции... И у каждого был свой рисунок роли, у каждого был свой Федор Иоаннович. Но это нормально, это театр.

— В советское время был такой формат, как «телеспектакль»: постановки специально снимались для телеверсии. Вот эти записи, по-вашему, имеют какую-то ценность или спектакль надо смотреть только в театре?

— Я убежден: обязательно надо снимать и показывать телеверсии! Благодаря им мы можем, например, посмотреть сегодня спектакль «На дне» с великим Качаловым или ту же «Юнону и Авось» с Караченцовым. К счастью, есть запись «Мещан», и я смотрю и просто оторваться не могу от игры Евгения Лебедева. К тому же на записях таких актерских работ можно учить студентов.

— Разве не надо их затачивать специально для экрана или для сцены?

— Нет. И Татьяну Доронину, и Олега Басилашвили, и Олега Ефремова никто не учил сниматься в кино. Учили театральному искусству, а дальше уже — пожалуйста. Фантазия — та же самая, правда существования — тоже. Как Доронина поет «Опустела без тебя земля» в фильме «Три тополя на Плющихе», с ума сойти!

— Кстати, насчет пения. Я знаю, что вы ведь не только исполнитель, но и композитор, романс написали.

— Какой я композитор?! Хотя в титрах так и написали, да. Тут такая история. Я в Театре имени Моссовета репетировал одну хорошую роль. И для нее сочинил романс. Спел под гитару Хомскому (Павел Хомский, в 2000– 2016 гг. — художественный руководитель Театра имени Моссовета. — «ВМ»), и романс вставили в постановку. Но потом спектакль по определенным причинам со мной не состоялся, а романсик остался. Затем Юрий Грымов вставил его в свою картину. И когда я увидел в титрах, что я композитор, я упал под кресло! И никогда больше не буду этим заниматься.

— Почему? Не удовлетворены результатом?

— Нет-нет, я доволен, но столько есть замечательных песен, например, у Олега Митяева. Он сказал мне однажды: «Александр Сергеич, пойте, пойте все, что вам нравится из моего репертуара!» Позже, когда мы с ним встретились, он спросил: «Вы поете?» — Отвечаю: «Я пою!» Но я понял, что должен ему бутылку виски.

— Прошлый год у вас — юбилейный. Когда перешагиваете через очередное десятилетие, меняется отношение к жизни?

— Да нет. Поехали дальше... Я, как спортсмен, должен просто бежать длинную дистанцию. На все воля Божья. Вот когда он скажет: «Санечка, ну-ка иди сюда!», ну что тут поделаешь… Так что не надо подводить итогов.

— А теннис с какого времени в вашей жизни появился?

— Это был год восемьдесят первый. Мы все в футбол играли — Никита Михалков, Саша Пороховщиков, Карен Шахназаров… И вдруг я узнаю, что Никита играет в теннис. А я, значит, не играю?!

И вот мы снимали фильм «Профессия — следователь» в Таллине, и там я купил ракетку, называлась она «Дуэль», 13 рублей 50 копеек стоила. Вернулся в Москву и начал учиться… Но должен сказать, что это дорогой вид спорта. А как мы играли с 7 до 8 утра во время съемок «Парада планет»! Алеша Жарков, Сережа Шакуров, Олег Иваныч Борисов… А позже в Санкт-Петербурге я играл с великой Навратиловой.

— Вот вы и ответили на вопрос, который я не задавал: как вам удается поддерживать форму...

— Да, смотрю на время — 7 часов вечера. Рядом — кот, напротив — телевизор, здесь — сумка со всей амуницией теннисной. Жена Люба говорит: «Саша, ну давай, вставай!» Как же тяжело бывает поднять одно место с кресла! Но подымаю и иду.

— Характер налицо!

ОБ АВТОРЕ

Евгений Додолев — известный журналист и медиаменеджер, в настоящее время ведущий авторских программ на каналах «Россия 1» и «Москва 24».