Режиссер Ангелина Ашман — про российские тюрьмы и работу с Дианой Арбениной
Режиссер-документалист Ангелина Ашман рассказала «Снобу» о том, как снимала кино о российских тюрьмах и что зритель узнает из ее нового фильма про Диану Арбенину.
Какие темы вас интересуют как режиссера-документалиста?
Четыре года назад я сняла документальный фильм о тюрьме «Кресты» и с тех пор в качестве режиссера не выступала, занималась продюсированием двух фильмов о Владимирском централе и Бутырке. Не так давно занялась работой над фильмом про Диану Арбенину — это документальный, но не типичный байопик. Мы сняли историю про один день из ее жизни.
Диана не давала больших интервью уже пять лет. Ради нас она сделала исключение, впустила нас в свой дом, показала семью, рассказала про свои переживания, философские мысли, про ключевые моменты жизни, которые на нее повлияли. Диана поразила абсолютной искренностью и открытой душой. В то же время я увидела в ней некоторую загадку: она фантастически сильный человек, сделавший себя сам. Для меня, как для режиссера, было важно и интересно раскрыть ее как персонажа и как человека, пробиться через ее образ.
В фильме будет показана семейная хроника Арбениных — редкие кадры, на которых Диане 4 года, она с цветами бегает по полянке, улыбается. Их обнародуют впервые. Думаю, нам в нашем проекте удалось по-настоящему показать, кто такая Диана, какой она человек, — а она бывает очень и очень разной. И эту разницу мы смогли уловить. Не только ей, но и всем ее поклонникам эта работа станет трогательным подарком: фильм будет доступен эксклюзивно на KION уже 5 июля, в преддверии юбилея Дианы, который будет 8 июля.
Что больше всего удивило вас в Арбениной?
Не стану пересказывать свой фильм и делиться спойлерами: кино скажет обо всем лучше меня. На все вопросы о Диане этот фильм даст ответы, уверяю вас. Скажу только о том, что меня удивила сцена, где Диана боксирует. Для меня это стало настоящим открытием. Мы, конечно, сняли этот эпизод, он будет в фильме, но мы ничего не знали про это ее увлечение. Меня восхищает то, в какой форме она сегодня, как она выглядит, как двигается во время своих выступлений на сцене и как заряжает пространство вокруг себя дикой энергией. Я бы хотела прожить свою жизнь так, чтобы в 50 лет выглядеть не хуже.
А еще Диана совершенно не боится людей, для нее не существует никакого барьера между ней самой и зрителями на концертах. Она может обниматься со своими поклонниками, заговорить, мужчины могут подбегать к ней и целовать руку… Это очень трогательно и дает ощущение чего-то настоящего, живого. Неслучайно Арбенина — один из немногих музыкантов в России, которые сегодня собирают стадионы. Недавно ей позвонил какой-то фанат — он сам где-то нашел ее номер — и попросил о совместной фотографии. Она не раздумывая согласилась и сказала ему пароль, который он должен был назвать ее охране, чтобы пройти к ней перед выступлением. Но его не пропустили. И тогда Диана прямо со сцены объявила на всю площадь, что ждет его. Мужчина смог пройти к ней, она спрыгнула со сцены, и они сфотографировались. Сегодня такое поведение артиста — большая редкость.
Вы сняли несколько фильмов о российских тюрьмах. Почему у вас появился интерес к этой тематике?
Все мы — дети своих родителей. Мой отец Сергей Мирошниченко в свое время снимал сериал «Георгий Жженов. Русский крест» — кино о том, как советский актер Георгий Жженов совершает путешествие по лагерям, где он сидел. В том числе и по тюрьме «Кресты». Это была первая хроника из «Крестов». Так что я уже долгие годы знакома с тюремной темой. А сама решила снять кино о тюрьме спонтанно — я ехала на поезде в Петербург и увидела из окна новое здание «Крестов». Через несколько дней узнала, что вскоре арестантов из старой тюрьмы перевезут в это новое здание, и решила, что нельзя терять время — надо запечатлеть эту часть нашей истории, показать, что это за место. Благодаря ВГТРК, которые дали нам финансирование, и неравнодушным сотрудникам ФСИН это стало возможно, хотя они вполне могли запретить съемку. Нам все только помогали. А ведь три недели круглосуточных съемок — это не шутки, это серьезное дело, которое может и помешать работающим там людям или навредить внутреннему распорядку тюрьмы.
Есть мнение, что тюрьма в России чуть ли не часть культурного кода, очень важная составляющая нашей истории и ментальности. Чем так сильно наша ситуация отличается от происходящего в других странах, где исторический опыт похож на наш, а уровень преступности наравне или выше?
Эта тема интересует всех, в любой стране. Я бы не стала говорить, что в России интерес к ней сильно выше, чем где-либо, и искать каких-то глубоких причин для объяснения этого естественного любопытства, порождаемого тюрьмой. Безусловно, его подкрепляет массовое аудиовизуальное искусство — фильмы и сериалы про криминал, песни. Если раньше это был «блатняк», то сегодня — кальянный рэп. Многое в него перешло из старых блатных песен эпохи СССР.
В России создается много такого контента, из-за чего может происходить некоторая романтизация, но мой документальный фильм посвящен, конечно, другому. Он задумывался как один эпизод сериала о тюремных замках, то есть в фокусе нашего внимания была не сама тюрьма как явление, а именно история, стоящая за конкретными зданиями: «Крестами», Владимирским централом и «Бутыркой». Хотелось рассказать и об архитектуре, и о тех известных важных людях, которые были заточены в этих тюрьмах, и о том, кто и как там живет сегодня.
Как вы думаете в чем различие российских тюрем от зарубежных?
Несколько лет назад Netflix создал сериал «Внутри самых суровых тюрем мира». Его ведет британский журналист Рафаэль Роу, который отсидел 12 лет за преступление, которого не совершал. Он приезжает в разные страны, чтобы какое-то время посидеть в местных тюрьмах. Авторы этого проекта вышли на связь с нами, чтобы организовать съемки в «Черном дельфине» — самой строгой российской колонии для пожизненно осужденных. Почему-то весь мир считает, что это чуть ли не подземелье с кандалами, что это в принципе одна из самых чудовищных тюрем на свете. Поэтому английские журналисты надеялись увидеть и снять ржавые трубы, обшарпанные стены, цепи — словом, типичный реквизит комнаты ужасов. Как же они удивились, когда мы сказали им, что у нас такого нет! В «Черном дельфине» нет такой фактуры, как в хоррорах. Ничего ужасающего нельзя найти даже в самой строгой нашей колонии. Это неожиданно для иностранцев.
Из нашего фильма про «Кресты», кстати, не вырезали ни одной сцены. К тому же мы не снимали каких-либо сцен исподтишка или на скрытую камеру. Все было сделано в открытую, с прямого разрешения сотрудников ФСИН. Наверное, им было важно приоткрыть завесу тайны, которой окружена жизнь российской тюрьмы.
Вы находились в тюрьмах, не покидая их до окончания съемок? Как был устроен ваш быт?
Мы ночевали в гостинице напротив «Крестов», спали буквально по два-три часа, а все дни напролет проводили в тюрьме на съемках. Забавно, что наше оборудование хранилось в настоящей тюремной камере. Питались мы тем же, что едят заключенные. Хлеб, который пекут внутри тюрьмы, оказывается, очень вкусный. Его едят не только арестанты, но и сотрудники «Крестов». Мне было важно поставить себя в одни условия с героями, рядом с которыми я находилась.
Почему люди, которые работают в тюрьмах, не уходят со своих должностей десятилетиями? Что обычно вынуждает их выбрать такой путь?
Каждый имеет свою мотивацию. Могу сказать только, что герои моего фильма про «Кресты» пришли работать в тюрьму, потому что ощущали огромное чувство личной ответственности. Кто-то должен там работать, кому-то нужно следить за порядком в таких учреждениях.
Тюрьма — это про выстраивание долгосрочных отношений, здесь важна личная ответственность каждого. Поэтому очень хорошо, что люди приходят работать туда всерьез и надолго. Это значит, что человек полноценно осознает степень собственной ответственности и не случайно оказался на своем месте. От уровня образования, воспитания, духовного развития таких людей будет зависеть то, как живет огромный коллектив. Когда старое здание «Крестов» закрывалось, начальник тюрьмы, проработавший там долгие годы, сказал нам: «Я, как капитан, ухожу вместе с тонущим кораблем». И он оставил свой пост, чтобы в новом месте заключенные и другие сотрудники привыкли к новому начальнику.
С другой стороны, эти люди на своей работе сталкиваются с таким количеством интереснейших историй, что им хватает впечатлений на всю жизнь. Например, в фильме про Владимирский централ снялся человек, который работал в этой тюрьме и помнит, как в ней сидел сын Сталина! Он рассказал нам про то, как от них скрывали, кого на самом деле привезли в тюрьму, как Василий Сталин смастерил там тележку, чтобы возить в ней камни…
Как вас изменило знание о жизни в тюрьме?
Когда в качестве продюсера я работала над фильмом про «Бутырку», я прочувствовала одну важную вещь. В этой тюрьме очень много молодых ребят, которые один раз по глупости оступились и получили срок по 228-й статье УК РФ. А это домашние, тепличные дети! Как мой сын, которому сейчас 15 лет. Я понимаю, что молодые люди и девушки зачастую совершают преступления такого рода из-за недолюбленности, из-за нехватки родительской заботы. И это огромный повод задуматься над тем, как мы относимся к своим детям. Это очень серьезная причина стать внимательнее и дружелюбнее с ними. Наркотики — это главная болезнь ХХI века. Нам нужно думать, как от этого обезопасить наших детей, пока они не попали в финальную точку — в тюрьму. Потому что сотрудники ФСИН не будут ни от чего их спасать, будет уже поздно.
Что на свободе больше всего похоже на тюрьму?
Знаете, Бродский говорил, что тюрьма — это недостаток пространства, возмещаемый избытком времени. А мне кажется, что вне стен тюрьмы больше всего ее напоминает избыток пространства при отсутствии свободного времени. Потому что в нашей жизни день пролетает как час, час — как минута. Человек не успевает ни о чем подумать и ничего прочувствовать. Пока я работала над проектами о тюрьмах, я поняла, что человеку необходим момент уединения, посвящение какого-то времени исключительно самому себе. Без этого вся жизнь будет напоминать заключение в невидимой клетке.
Однако ни с каким другим социальным институтом я бы не стала сравнивать тюрьму. Это отдельная часть жизни нашего общества. Аналогии проводить незачем и не с чем. Было бы очень хорошо, если бы мы просто знали о том, что эта часть жизни существует. На нее надо обращать внимание. Это многому учит.
В Российской империи и в СССР отношение к каторжникам и арестантам было в народе скорее сочувственным, чем осуждающим. А как общество настроено к ним сейчас?
Трудно сказать. Ответ на этот вопрос зависит от того, чьи свидетельства об этом вы читаете. Но вообще нашему народу свойственна доброта, сочувствие и умение прощать, поэтому не удивительно, что эти качества проявляются и по отношению к преступникам. Пожалуй, это актуально и для сегодняшнего исторического момента. Для себя я сразу решила, что не вправе судить кого-либо. Это моя принципиальная позиция, как верующего человека.
Кто из арестантов запомнился вам больше всего и почему? Чья-нибудь история тронула вас, вызвала сочувствие?
Во Владимирском централе я разговаривала с заключенным, который убил более 60 человек. Мне нельзя называть его имя по правилам безопасности заключенных, но вы, наверное, понимаете мои эмоции. Мне пришлось вести разговор с ним — это работа. Документалист не имеет права испытывать страх, иначе ему нельзя затрагивать ту тему, которой он решил заняться.
В тюрьмах мне встречались и другие люди, которые попали за решетку из-за того, что просто оступились. Нескольких таких ребят, уже отбывших срок, мы смогли устроить работать в киноиндустрию.
Беседовал Алексей Черников