Александр Власов: светя другим, сгораешь сам…
Известно, что желание испытать на себе все, заставляло Александра Куприна попробовать профессию конокрада, шпиона и санитара в морге. Побывал знаменитый писатель даже вором-карманником. Но вот то, как он описал потрясение юноши впервые побывавшего на вскрытии, несомненно, один из сильнейших эпизодов в его творчестве. О неизбежном зачерствении и профессиональной деформации судебно-медицинских экспертов (и не только их) мы решили поговорить с директором научно-исследовательского института судебных экспертиз СТЭЛС, профессором Александром Власовым:
- Вот эта деятельность ваша, Александр Юрьевич, она, действительно вызывает оторопь, и даже ужас у большинства…, у здоровой части населения... Всю жизнь, добровольно провести в мире мертвых людей, это же сложно и, по-моему, даже удивительно…
- Да как вам сказать, Владимир Васильевич, во-первых, элемент профессионального выгорания — это практически неизбежная часть любой работы. Ведь она в силу особенностей психики человека вполне предсказуемо присутствует во всех сферах.
И я считаю, что раз зашел разговор вот об этой неординарной специфике работы в качестве судебно-медицинского эксперта, то на самом деле в этом нет ничего удивительного. Некоторое профессиональное выгорание здесь выражается просто в том, что исследуемые эти объекты уже в большинстве своем не воспринимаются на уровне эмоций. А отношение к ним формируется как к обычной работе, скажем токаря при обработке какой-то детали…
Я спокойно отношусь к дому усопших…
- А вы, лично, сколько в мире мертвых прибываете? Немножко о себе расскажите.
- Больше 50 лет уже…
- Так вы еще студентом медиком увлеклись этой необычной деятельностью?
- Да, где-то примерно начиная с 5-го курса.
- Связались с заведующим кафедрой судебной медицины Петром Ивановичем Новиковым. Попали под его чары…
- Да, и это показалось мне чрезвычайно интересным именно в познавательном плане.
- И вас после окончания института оставили на кафедре?
- Да, после института сразу на кафедре я и остался. Но на самом деле, вот от такой систематической деятельности в области конкретных исследований, ну, например, вскрытие трупов... Я уже именно в таком постоянном режиме отошел достаточно давно. В этом, может быть тоже присутствует элемент профессионального выгорания, но после того как я вскрыл сам чуть больше 20 тысяч трупов, отношение вот такого - научного интереса к чисто практической работе угасло или серьезно уменьшилось, потому что увидел уже все… Мне стало трудно найти что-то новое…
- Ну, вот вы, профессор, склонились над трупом, у вас не возникали мысли, что недавно это был человек, целый мир, вселенная, любовь… Семья у него была, какие-то планы, мечты, что он стремился к чему-то хорошему, возможно даже прекрасному. Трупы же бывают внешне симпатичные, приятные... То есть, Вы вот на эту тему не размышляли? 20 тысяч — это же так много сломанных судеб… Оборванных жизней…
- Ну, насчет приятного, здесь, наверное, элемент иронии с вашей стороны присутствует…
Смысл слова никогда, понимаешь только в морге
- Ну почему бы и нет? Ведь видно же, что симпатичный человек был. Вы видите, что явно не какой-то там негодяй, скажем... Вы сразу же наверное представляете, как он жил, любил, его любили, что, скорее всего, был хорошим человеком. Я об этом…
- В какой-то мере нам неизбежно приходится абстрагироваться вот от этого психологического фактора. Я уже говорил, что следует воспринимать…, именно как штатный объект исследования и чисто профессионального интереса. Если это экстраполировать вот на сочувствие к человеческим судьбам, то это неизбежно и вполне предсказуемо травмирует твою психику.
- Вот когда я первый раз участвовал во вскрытии, я обратил внимание, что большую часть тела, занимает кишечник. И у меня возникла невольно мысль, что человек - это довольно приземленное существо, Оранус по Пелевину, как говорится, «есть и какать», а вот эта вот духовность, романтичность это все какая-то наша надумь. У вас, уважаемый, нет такого ощущения? Вот вы смотрите на живого человека, вот допустим, заходит, прекрасная барышня, ваша сотрудница… А вы на нее смотрите и думаете: «а ведь ты, милая, умрешь через какое-то время, и будешь тоже лежать, и тебя будут вскрывать…». Вас такие мысли не посещают, глядя на живых людей?
- Ну, это же не конструктивный на самом деле подход, Владимир Васильевич…
- Так мы же не во всем управляем своими мыслями к сожалению, или к счастью….
- Если будем концентрироваться вот на такого рода пессимизме, то это прямой путь к каким-то психическим нарушениям…
- Сдвигам в психической деятельности. А у вас вообще, если честно сказать, имеют место сдвиги от такой вот пятидесятилетней деятельности? Она, все-таки, на мой взгляд, достаточно бесчеловечная деятельность…
- Я не могу сказать, что это нанесло какой-то катастрофически удар по моей психике.
- А может быть, окружающие замечают в вашей психике какие-то особенности? Ведь, что за профессор без странностей…
- По крайней мере, никто мне никогда об этом не говорил.
И каждый умерший – индивидуален…
- То есть, вы, таким образом, становитесь ницшеанским сверхчеловеком, или скажу проще, просто в вас заканчивается все человеческое? Как это точнее сказать...
- Ну нет, Владимир Васильевич, вот как раз не это я хочу сказать. Насчет обесчеловечивания.., тут я категорически с вами не согласен, это две вещи, которые развиваются параллельно и независимо друг от друга....
- Смотрите, молодая девчонка у вас в институте экспертиз работает, которая в клинической ординатуре по судебной медицине еще и обучается – приятная, симпатичная молодая женщина. Казалось бы, ей радоваться жизни надо, цветочкам, там зелени, детишкам, птичкам, зайчикам, а она каждый день ходит на вскрытия, и в мире мертвых пребывает…
- Мир мертвых и исследование этого мира на самом деле представляет очень серьезный научный интерес. Это всегда какая-то интрига, каждое исследование оно абсолютно своеобразно. Судебно-медицинский эксперт на самом деле, как бы во всех случаях покупает кота в мешке с множеством неизвестных факторов…
- Это-то понятно. Ну, так все-таки вот, про профессиональную деформацию (или деградацию – кому как нравится…) судебного медика-эксперта... От чего, почему и в чем она проявляется?
- Ну, это же результат вообще двойственности всей человеческой природы. В которой вступают в противоречия законы биологического мира, общие для всего живого, и социальные законы реального существования в обществе. Конечно, для окружающих, для семьи умершего человека, любящего человека или любимого человека это всегда трагедия и такого рода аргументы о том, что это неизбежно, они…
Если человек умер,
его нельзя перестать любить…
- Так вот, что я и говорил…, вокруг вас-то сплошные трагедии. Вы как какой-то греческий актер, в мире трагедии прожили всю свою жизнь. То есть, каждый день с утра у вас играла траурная музыка и все ходили в черном, и у всех на физиономиях «Lacrime rarum», мировая скорбь, а вам вот так вот сидеть, и нагло улыбаться нельзя было же… И вы невольно тоже скорбели, грустили вместе со всеми. Невольно сопереживали… Мне интересно, вы вообще стали-то таким вот вечно скорбным, печальным человеком?
- Да нет, ничего подобного. Конечно, некоторые элементы соболезнования и сочувствия они присутствуют…, безусловно…, но естественно они реализуются в более сглаженном варианте, чем у непосредственных участников всех этих событий.
Признаюсь, Владимир Васильевич, что какой-то налет трагичности неизбежно присутствует, не повсеместно, но в целом ряде случаев он есть.
И это же нормальная реакция любой человеческой психики. А смерть - это нормальный ход событий, неизбежность…, и к этому, в конце концов, надо относиться философски.
- Я, вообще-то имел в виду, убийства, с которыми вы как судебные медики почти ежедневно сталкиваетесь, то есть прерывание жизни в рассвете её, ведь гибнут и дети… Вот вспомните про Ашинскую трагедию, про то, что вас действительно задело, потрясло.
- Нет, это, безусловно, задевает, конечно, это задевает, и сильно. То есть, говорить о том, что эксперты абсолютно бесчувственные люди, которые равнодушны полностью к любым трагическим событиям, это большое преувеличение…
- Что интересно, когда мне Валентин Казаков предложил работать в межобластном отделении судебно-психиатрической экспертизы, он сказал: «Мы вот как-то стараемся мужчин больше подыскивать, хотя у нас много женщин-экспертов, так получается... Но женщины, в силу их эмоциональности, уже через полгода работы экспертом начинают становиться тревожными, а по вечерам они заглядывают под кровать, под диван, не прячется ли там маньяк…». То есть, постоянная жизнь в мире кошмаров, в мире уголовных дел, вот этих историй со всякими еще не пойманными расчленителями, серийными убийцами в том числе, она же все равно как-то отражается на человеке?
- И тут я не согласен с этой вашей позицией, что она отражается так…, и в качестве аргумента могу привести такой пример, что профессиональные эксперты, которые много лет уже отработали…, я не говорю о тех…, есть и такие, которые один-два года проработали, разочаровались в этой специальности полностью и ушли. Но абсолютное большинство, мастера, которые уже втянулись в эту свою специальность, они никуда не уходят до конца жизни….
Окончание следует