Отстоять человеческое: о метафизическом измерении российско-западного конфликта
Отражая натиск Запада, Россия защищает не только саму себя, не только русский мир. Она защищает человека как такового, уверен доктор философских наук Владимир ВАРАВА.
От Возрождения к разложению
– Русские любят акцентировать внимание на леволиберальных крайностях современного Запада. Это ставится нам в укор – мол, мы преувеличиваем, возводим частности в общее правило. Однако эти крайности выпячивает сам Запад. Не скоро пройдёт шок человечества от церемонии открытия Олимпиады-2024 в Париже, где организаторы надругались над христианством, популяризировали ЛГБТ* и посмаковали революционную казнь королевы.
– Да, много шума вокруг этой церемонии. На мой взгляд, даже слишком много, потому что ничего иного от неё ожидать и не следовало. Коллективный Запад не сегодня и не вчера определил свои мировоззренческие приоритеты. Я предпочитаю говорить именно так – не «Запад», а «коллективный Запад». Представители западной культуры, литературы, философии, музыки далеко не всегда разделяют идеи коллективного Запада, но он обладает ресурсами, финансами, достаточной мощью, чтобы продвигать свою культуру – мелкую культуру. Речь не о большой культуре Запада, не о великой культуре, которая истощилась, исчерпала себя и переместилась в музеи, – нет, речь о мелкой культуре. Она наиболее агрессивна, враждебна. И старается утащить с собой на тот свет как можно больше доброго-светлого-разумного. Стремится нанести максимальный ущерб человеку и человеческому. Говоря философским языком, коллективный Запад отказался от гуманизма в пользу постгуманизма и трансгуманизма.
– И что это за такие «пост» и «транс»?
– Исследователи обычно разделяют постгуманизм и трансгуманизм. Постгуманизм развивают более серьёзные философы, а трансгуманизм – это, с позволения сказать, философская попса. Но я рассматриваю то и другое в едином русле: и там и там речь идёт об избавлении от «рудиментарного» человека. О том, что вместо человека должно сформироваться нечто иное – постчеловек. Существо с усиленными физическими и когнитивными способностями, причём усиленными прежде всего за счёт развития биотехнологий. Словом, не человек, а какой-то киборг. В идеале – бессмертный. А ведь «бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие», писал Достоевский.
Религия, классическая философия, классическое искусство – всё это якобы тянет человека назад. Что нужно сделать для дискредитации традиционного человека? Нанести удар по тем учениям, которые хранят традиционный человеческий образ. Это прежде всего христианство, согласно которому человек есть образ Божий и подобие Божие. Кроме того, традиционный образ человека сохраняется, сколь бы странным это кому-то ни показалось, в эволюционной науке, классической биологии – она тоже рассматривает человека как высшую форму развития. И по ней тоже наносится удар: отсюда всё это экспериментаторство со сменой пола.
У всех классических мыслителей всегда были вопросы к человеку, но никогда не было попыток его уничтожить, измельчить, размазать и на его место поставить нечто иное. Коллективный Запад осуществляет поход против человека, против исторического человека. Именно это манифестировала церемония открытия Олимпиады: мол, традиционные ценности – труха, мы создадим новую культуру. В действительности – антикультуру.
– Но почему именно на Западе возникла эта антигуманистическая идеология? Ведь Запад является родиной гуманизма – классического, ренессансного.
– Совершенно верно: где человек культивировался сильнее всего, там-то он теперь и отрицается. Гуманистический идеал действительно возник в эпоху Возрождения. Средневековье несколько умаляло значение человека, акцентировало внимание на том, что телесность греховна, – а Возрождение реабилитировало человеческую плоть.
Поначалу Ренессанс находился в контексте христианства: человек – творение Божие, поэтому он прекрасен душой и телом – и нагим телом в том числе. Античный идеал эротической телесности был соединён с христианским идеалом человека как образа Божия – отсюда и голые полнозадые ангелы, и Мадонны, которые в первую очередь красивые женщины. Человеку стали поклоняться, поклоняться его красоте, способностям, талантам (считалось, что титаны Возрождения, такие как Леонардо да Винчи или Микеланджело, могут сотворить невероятное). И постепенно божественное стало вытесняться человеческим.
Один из крупнейших наших философов А.Ф. Лосев в книге «Эстетика Возрождения» показал, что Ренессанс был обречён на провал: человек эпохи Возрождения надорвался, он слишком возгордился, потерял христианскую совесть, сделав ставку на грешное тело и творческие силы, а не на помощь Божию. Поэтому после Возрождения началось постепенное падение человека. Христианский идеал уступил в Новое время место человеку как природному существу, в котором божественное уже не замечается. А то, что являет собой коллективный Запад сегодня, – это уже финал, финишная прямая. Последняя стадия метастазов.
А у нас?
– Почему же в России не так? Вы упираете на христианские идеалы, но наша страна в массе своей не религиозна.
– Я говорю не об уровне религиозности, в данном случае это не важно. Я говорю о духовном генофонде нации, о наших корневых ценностях, которые хранятся в культуре, в философии, в характере народа.
Путь от гуманизма к постгуманизму и трансгуманизму, проделанный Западом, – это не наш путь, потому что западный гуманизм не в традициях русской мысли. Говоря христианским языком, гуманизм – это культ грешного человека. Для России такое несвойственно, в нашей мысли преобладает другое. Преобладает то, что лучше всех выразил Достоевский, – сострадание к грешному человеку, оправдание, прощение. На Западе царила антрополатрия, то есть преклонение перед человеком, а в России – антроподицея, то есть прощение человека и его преображение, спасение. Совершенно другие установки. В XIX веке это различие проявилось очень зримо.
В наши дни, перейдя к постгуманизму и трансгуманизму, Запад неслучайно усилил свои агрессивные стремления по отношению к России, потому что именно она является оплотом традиционного человека. Именно она, а не Индия и не Китай – при всём уважении к нашим партнёрам. В Индии никогда не культивировалась личность как образ Божий, там касты, там идея реинкарнации-перевоплощения – надличностные, космические принципы. Точно так же и с Китаем: если всмотреться в их философскую матрицу – в конфуцианство и даосизм – увидим, что в конфуцианстве доминирует государство, человек является лишь винтиком, а в даосизме главное – природа, мистический абсолют, Дао, поглощающий личность.
В России на мировоззренческом уровне сохраняется высокий статус человека. Это главная традиционная ценность. Она даже первичнее, чем ценность семьи: если почитается человек, то и никаких перверсий быть не может. Сохраним традиционного человека – остальное приложится, а если упустим традиционного человека – начнутся трансгендерные кульбиты и прочие всевозможные уродования.
– Вы сейчас говорите о России в целом, а что насчёт российской философии? Не увязла ли и она сегодня в этих враждебных идеях?
– Тяжёлая, больная тема. Увязла, причём значительно. В течение последних десяти лет я работал в нескольких вузах – в столице и в провинции – и могу сказать, что преобладающая часть профессорско-преподавательского состава придерживается либеральных прозападных ценностей. Соотношение в пользу либеральной мысли – три к одному, а где-то и пять к одному.
В начале девяностых радовались, что рухнула коммунистическая идеология, которая скрывала от нас достижения и западной мысли, и, главное, отечественной, дореволюционной. Произошло возрождение русской философии, в страну вернулось наследие «философского парохода». У многих, в том числе и у меня (на тот момент аспиранта), была надежда, что это возвращение совершит чудеса, чудеса преображения жизни. Тем более что русская философия наиболее практически ориентированная, занимается не только абстрактными вещами, но и вопросами хозяйства, труда, экономики, политики, культуры, воспитания.
– Но что-то пошло не так…
– Да, победила другая линия – западная. Хорошо, что к нам пришли Ницше и Хайдеггер, это нужно для развития философской культуры. Однако произошёл перекос: все девяностые к нам приезжали гуру западной мысли, выступали в ИФ РАН и МГУ. Перед ними преклонялись как перед богами. И пусть бы распространялась классическая западная мысль, но пошли идеологические диверсии. Фонд Сороса, фонд Макарторов купили большинство нашего профессорско-преподавательского состава грантами. Пошли гендерные исследования, вопросы толерантности, терпимости, диалог культур под эгидой Америки, глобализация… Зарплаты наших преподавателей невелики, а тут дают денег – лишь бы Россию не хвалили, не пропагандировали русские ценности. Были, конечно, исследования и по русской философии тоже, но в ничтожных объёмах.
Каждое десятилетие Запад подкидывает новые «тренды», и самый новый из них – это трансгендер, трансгуманизм, постчеловек. Взгляните на крупнейшие российские интернет-библиотеки современной научной литературы (Elibrary, Сyberleninkа). Во-первых, там остаётся и либеральная цензура, а во-вторых, после начала СВО стало появляться больше работ по гендеру, трансгуманизму. Да, оказалась реабилитирована военная тематика, русская военная философия, появилось много статей, которых до СВО не было или почти не было. Но параллельно этому усилилось и трансгуманистическое направление.
– Что же делать? Если среди вузовских преподавателей философии, как вы говорите, преобладают либералы – разве всех их уволишь?
– Не надо увольнять. Репрессии – вчерашний день. Начать надо с реформирования министерских программ, учебников, в которых русской философии уделено ничтожное внимание – она не участвует в смыслообразующих процессах. Надо сказать, с девяностых годов общественно-патриотическая педагогическая мысль не сидит без дела: есть кадры, разработаны концепции, которые ждут своего часа. Я уверен, реформы будут, потому что предпосылки серьёзнейшие. А поскольку преподаватели-либералы – это морально слабый класс, умеющий «переобуваться», то серьёзного сопротивления ожидать не приходится.
Наша задача – создание полноценной духовной среды. Я не говорю об ура-патриотизме и даже не говорю об идеологии, слово «идеология» испорчено. В начале XX века философ Павел Новгородцев ввёл важное понятие – агиократия, власть святынь. Именно это нам нужно – восстановление ценностей и святынь. На это и должна прежде всего работать система образования и просвещения – на изучение и популяризацию национальных святынь для школьников и студентов. А если у кого-то возникает желание подискутировать – прекрасно, в нашей истории всегда были споры об идеях. Почему нет?
В конце XX века наше государство утратило органические механизмы привития любви к «отеческим гробам». Но Россия – страна удивительная, она всегда воскрешается, как феникс из пепла. Жить в России трудно, даже взрывоопасно, но чрезвычайно интересно. Жители Запада, имеющие авантюрный склад характера (в хорошем смысле), говорят так: у нас тут скука, мещанская рутина, а у вас, русских, – живая непредсказуемость. Похоже, Россия начала разворот в своё, и на этом пути нас ожидает много интересного и радостного.