Разговорно о важном. Как Сергею Ожегову удалось сломать «проклятье словарей»

125 лет назад, 22 сентября 1900 года, в селе Каменное Новоторжского уезда Тверской губернии (ныне город Кувшиново) у инженера-технолога тамошней бумажно-картонной фабрики родился сын, названный Сергеем. Спустя почти полвека его книги будут буквально сметать с прилавков.

Но как так? Ведь никакого худо-бедно известного писателя по имени Сергей в том году на свет не появилось.

Предтеча интернета

Но охотиться читатели могут не только на книги авторов художественной или научно-популярной литературы. Советский лингвист Анастасия Евгеньева писала: «Ваш словарь в Ленинграде был в продаже в течение часа-двух во всех магазинах, куда он поступил. Очереди за ним выстроились до его появления на прилавке. Словарь Ваш нужен всем... » Адресовано это письмо 1949 года было доктору филологических наук Сергею Ожегову.

Официально его «Словарь русского языка» называется «нормативным толковым словарём общеупотребительной лексики». А в разговорах между собой его чуть ли не с первого издания, которое состоялось в 1949 году, стали называть запросто: «Словарь Ожегова».

Только при жизни филолога, ушедшего в 1964 году, словарь выдержал 6 изданий. Всего же в СССР его издавали 23 раза. Общий тираж – более 7 миллионов экземпляров. (Для сравнения: тиражи Александра Дюма, который в СССР был сверхпопулярен, достигали 14 миллионов экземпляров. Но это совокупный тираж всех его книг на всех языках народов СССР.) Разгадка такой популярности, в общем, проста. Надо только ответить на вопрос: куда мы сейчас лезем, чтобы узнать значение какого-нибудь незнакомого слова, или узнать, как пишется знакомое? Правильно – в интернет.

А в те годы, когда жил и работал Ожегов, таким вот интернетом, вернее, его справочной службой, и были словари. Работа с ними шла в разы медленнее. Но зато у них не садились аккумуляторы и информацию они выдавали на 100% верную, без фейков и суррогатов. Иметь дома словарь Ожегова – значило получить доступ к актуальной информации, сравнимый с нынешним доступом к сети.

«Проклятье словарей»

Ключевое слово – «актуальной». В этом и состояла западня под условным названием «проклятье словарей», в которую Сергей Иванович загнал себя добровольно. Суть её описал его ученик лингвист Лев Скворцов: «Даже самые лучшие словари при своём появлении отражают вчерашний день языка».

Многие сетуют, что сейчас язык меняется уж очень стремительно, – составители современных словарей просто не поспевают за новыми веяниями. Что ж, обратитесь к опыту Ожегова, которому поручили разработать план словаря в 1940 году. Послереволюционный период и времена первых пятилеток, когда менялся не просто язык, а реальность как таковая. Декреты, субботники, колхозы, ликбез, физкультура, красноармейцы и краснофлотцы, лишенцы, комсомольцы, юннаты, ударники, стахановцы... Ничего этого раньше не было. Но появилось и вошло в плоть языка.

В то же время впереди был 1941 год. И то, что тогда началось, повлияло на язык ничуть не меньше, чем революционные преобразования. Скажем, в 1943 году было реабилитировано слово «офицеры» – до этого оно тащило за собой сплошной негатив «зверств белогвардейцев». Да и фронтовое братство представителей разных профессий и разных регионов страны меняло язык стремительно. Именно в годы войны из узкоспециальных профессиональных словечек стали общеупотребимыми такие выражения, как «с первого захода» в значении «с первого раза», «дать прикурить» в значении «задать трёпку», «снять стружку» в значении «выругать».

Из областных выражений в язык попало прекрасное «наломать дров». До того в значении «сделать с ошибками» его употребляли лишь на Дону – там дровами называли хворост, который ломали, собрав в пучок. Получалось неравномерно – где короче, где длиннее – и в целом производило впечатление некачественной работы. Выражение моментально ушло в народ.

Держать удар

Но для попадания в словарь нужно было, чтобы автор-составитель не просто отслеживал, что народу нравится, а что – нет. Сам Ожегов всегда подчёркивал: «Распространённой и часто повторяющейся в языке может быть, как известно, и ошибка. Языковая норма есть исторически обусловленный факт, проявление исторических закономерностей развития языка и типических для каждой эпохи тенденций развития, поддержанное и одобряемое обществом в его языковой практике». То есть каждое выражение и каждое слово подвергалось анализу, неоднократно проверялось и перепроверялось – с отслеживанием его жизнеспособности и перспектив.

А было таких слов более 50 тысяч – именно столько вошло в первое издание словаря Ожегова. Ему удалось избежать западни – он был одновременно и историчен, и современен. Потому-то и расхватывали словарь – попал в яблочко. Потому-то его и ругали. Одним не нравилось «преклонение перед иностранщиной»: «Уже несколько лет назад иноземное слово «лозунг» заменено в нашем языке хорошим русским словом «призыв»!» Другим – наоборот, архаика: «Много далёких от современности слов, таких как «аббат, архипастырь... » Последнее было особенно опасным – Ожегову могли припомнить, что его мать происходила из рода псковских священников. Но он умел держать удар: «Советский читатель должен иметь возможность узнать значение малопонятных для него слов. Так, имя известного деятеля мира аббата Булье часто встречается на страницах нашей прессы. Сообщалось в газетах о том, что архипастыри русской, грузинской и армянской церкви подписали воззвание мира... »

Словом, Ожегов работал по всем фронтам. И до самого конца. В марте 1964 года он писал: «Я нахожу нецелесообразным дальнейшее издание словаря стереотипным способом. Я считаю необходимым подготовить новое, переработанное издание. Предполагаю включить новую лексику, вошедшую за последние годы в русский язык, расширить фразеологию, пересмотреть определения слов, получивших новые оттенки значения... » В декабре его не стало. Но его словарь по-прежнему с нами.

А что сейчас?

Языковая движуха

8 августа этого года в Академический словарь русского языка был включён ряд новых слов. Среди них хватает иностранных – «стриминг», «пауэрбанк», «даркнет», «брускетта». Но прилично и отечественных – «едальня», «движуха», «личка», «раф». Последнее хоть и кажется чужим, но оно наше – так, по имени посетителя московской кофейни, которого звали Рафаилом, назвали новый вид кофейного напитка – отечественное изобретение. Всё по заветам Ожегова, о котором коллеги говорили: «Разговорная русская речь во всех её проявлениях (включая городское просторечие, жаргоны, арго и профессиональную речь) – основной объект его работ».