Травма, насененная врачами. Как петербурженка попала в психиатрическую больницу и создала группу поддержки для прошедших через это

— Почему вы решили создать группу поддержки для прошедших через госпитализацию в психиатрический стационар?

— Я решила заняться правозащитой и психологической помощью прошедшим через психиатрический стационар, потому что сама вышла из такой больницы в феврале 2022-го. Я провела в стационаре почти два месяца. И там же я заболела ковидом — меня поместили в «красную зону», куда не пускали посетителей.

Это был самый страшный опыт в моей жизни, потому что «красная зона» для психиатрических больниц всего одна на весь Петербург и Ленобласть. Все лежали вместе — не просто люди разных полов, но и в разных состояниях. Там были недееспособные пациенты из ПНД, которые не могли ни говорить, ни ходить.

Для человека, который туда попал, например, с депрессией, это дополнительная травматизация. Люди выходили оттуда в еще более плохом состоянии. После прохождения «красной зоны» мне в 12 раз увеличили дозу нейролептиков.

Я и до госпитализации думала о помощи людям в психиатрии, но в 2022-м все идеи ушли на второй план. Год назад я во время общения с приятельницей-психологом Катей Абрамовой сказала, что ничего не могу делать и всё время думаю о психиатрии и проблемах этой сферы. Катя предложила мне запустить такие психологические поддерживающие группы. Так появилась наша маленькая команда.

Позже к нам присоединились исследовательница Аня Трошина, а также веб-дизайнер, арт-директор и креативный директор.

— Почему в психиатрии нужна именно правозащита, а не только психологическая помощь?

— Пациентам психиатрических больниц нужна юридическая помощь, потому что часто возникают проблемы с диагнозами. Люди хотят их оспорить, потому что с некоторыми диагнозами запрещено, например, работать с детьми и преподавать. Если учитель не согласен со своим диагнозом, он может его оспорить. Иначе он лишится работы.

Часто в психиатрических больницах пациентам совсем не называют их диагнозы. Я до сих пор не знаю, что мне диагностировали. Юрист помог мне составить заявление на получение копии выписок из медицинских карт, но я до сих пор не решаюсь пойти в ПНД и потребовать выдачу документов.

Когда я пыталась в больнице узнать свой диагноз, врач мне ответил: «Зачем тебе навешивание этих ярлыков?». По мнению врача, пациент может зациклиться на своем диагнозе и строить вокруг него свою идентичность.

После выписки из государственной больницы я ходила к частному психиатру и мне заново ставили диагноз. Но я не знаю, совпадает ли он с первым диагнозом.

Еще одна причина важности правозащиты в психиатрии — отсутствие внешнего контроля в этой закрытой сфере. В больницы должны ходить общественные наблюдательные комиссии (их формирует Общественная палата в каждом регионе для защиты прав человека в местах принудительного содержания — прим. «Бумаги»). Они часто попадают в тюрьмы, но об их визитах стационары я почти не слышала.

— С чем сталкиваются пациенты психиатрических стационаров?

— Пациенты постоянно сталкиваются с насилием или становятся его очевидцами. Например, я видела, как пациенты круглые сутки лежали на вязках — их руки и ноги привязывали к кровати. По закону нельзя так долго держать человека привязанным. Я и сама провела на них несколько часов. Кого-то могли ударить.

Меня до сих пор триггерит шампунь «Чистая линия», потому что его постоянно выдавали в душевых. Каждый раз при виде его в магазине у меня перед глазами появляется грязная душевая с плесенью в углах и закрашенными белой краской окнами.

В стационарах совершенно отсутствует личное пространство. Даже туалеты общие и без каких-либо перегородок между унитазами.

Из психиатрической больницы люди часто выходят не только со своим первоначальным диагнозом, но и с травмами ятрогенного характера (травма, возникшая из-за действий врачей — прим. «Бумаги»). Они попадают в замкнутый круг: им нужно ходить в ПНД за рецептами на препараты, но они боятся туда идти. Из-за этого им становится хуже и их помещают в стационар.

Это затрагивает довольно большую часть жителей России. Не все могут себе позволить ходить к частному психиатру.

— Как сотрудники стационаров относятся к пациентам?

— Отношение в больнице зависит от должности сотрудника. Чем больше у человека власти, тем, как ни удивительно, легче он ею распоряжается. Врачи равнодушны. Медсестры скорее раздражены всеми. Санитары злятся на пациентов и называют всех на «ты». Такое обращение создает дополнительное неравенство — пациенты продолжают обращаться к санитарам на «вы».

Это системная проблема: из-за низких зарплат и высокой нагрузки младший и средний медперсонал выгорает и ужесточается. Для санитаров и медсестер пациенты — это конвейер. 

— Как пациенты взаимодействуют друг с другом в стационаре?

— Я была в больнице во время пандемии, когда не разрешали встречи с близкими. Поэтому все пытались по максимуму общаться друг с другом. Это было приятное общение, конфликтов почти не было. Были споры за место на раздаче еды. Если ты помогаешь санитарам, то получаешь дополнительные сигареты или другие поблажки.

Еще была женщина, которая помогала медсестрам обыскивать наши тумбочки. Никто не хотел сидеть с ней за столом и ничего не обсуждал, потому что она рассказывала всё персоналу.

— Как проходят ваши встречи?

— Мы собираем небольшие группы по пять-семь человек, чтобы каждая могла высказаться. Мы считаем группу состоявшейся, если на ней присутствуют минимум три человека. Первая группа собралась 5 июля, а сейчас идет вторая. Всего через проект прошли около 14 женщин.

Группа собирается около семи раз. На первой встрече все знакомятся и рассказывают, какие у них ожидания. Затем мы обсуждаем сам опыт в психиатрической больнице — каждую тему участницы выбирают перед встречей в общем чате. Обычно людей волнуют изоляция, реабилитация, проблемы с питанием и гигиеной.

Все делятся личным опытом и вытаскивают из себя всю невысказанную боль. Когда она выходит, начинается рефлексия. И группа поддержки начинает напоминать дискуссионный клуб. Мы размышляем об устройстве психиатрического лечения, о персонале — был ли он жесток или лишь равнодушен и почему.

И на последней встрече люди делятся впечатлениями. Чаще всего они говорят, что всё было лучше, чем они ожидали.

— Почему вы проводите группы только для женщин?

— Это не было нашим решением. Я мечтаю помогать мужчинам тоже, но они к нам не обращались.

Мы хотим делать группы однополыми, потому что есть проблемы, которые комфортнее обсуждать с женщинами. Например, месячные в больнице, где можно сходить в душ только раз в неделю.

Такие же проблемы есть и у мужчин. Но мужские группы мы не делаем, потому что у нас в команде нет мужчин. Если появится — мы организуем мужские. Женщина может вести только женские или смешанные группы. Если мужчины к нам обратятся, мы запустим смешанную группу.

— Чего вы планируете достичь по окончании встреч?

— У нас есть две цели: краткосрочная и долгосрочная. В первом случае мы хотим, чтобы люди почувствовали, что они не одиноки, чтобы им стало легче.

В долгосрочной перспективе мы планируем расширить группы в полноценный проект помощи людям, прошедшим через психиатрический стационар. Хотим заниматься реабилитацией людей и юридической помощью.

В будущем мы хотим получить лицензию на образование и проводить обучение специалистов в области психиатрии.

Также нам важно изменить отношение общества к психиатрии. Пациенты совсем не говорят об этом, потому что сложно найти человека, который бы понимал всю их боль. А те, кто не сталкивался с больницей, оскорбительно шутят про пациентов и тем самым стигматизируют их.