Соло-мамы о настоящем одиночестве

«Начал грозить мне судом, но замолчал, когда я сказала про алименты». «Его новая девушка прислала сообщение, где он говорит, что ребенок ему не нужен».В России вводят выплаты девушкам, которые стали матерями в юном возрасте. Но некоторые из них остаются одни, не успев завершить образование и найти работу. «Правмир» поговорил с юными соло-мамами и узнал, какие обещания успокоили их бдительность, откуда они получают помощь и как совмещают учебу и материнство.Он сказал: «Если что, разберемся»Дарья, стала мамой в 18 лет:— С отцом моего ребенка я познакомилась, когда мне было 17 лет, а ему — 19. Я гуляла с подругой, а он катался на велосипеде. Просто остановился, начал разговор. Он был такой уверенный, спокойный, не похожий на моих ровесников. Сначала мы просто переписывались, потом начали гулять. Мне казалось, что я влюбилась. Мне нравилось, что он такой взрослый, решительный. Я чувствовала себя важной рядом с ним.Спустя год наших отношений я переехала жить к нему. Со временем он стал все чаще говорить, что я должна сидеть дома, что подруги на меня плохо влияют, что мне будет лучше с ним. Я сначала не придавала этому значения. Думала, он просто переживает. А потом дошло до того, что я почти ни с кем не общалась. Он мог устроить скандал, если я не сразу отвечала на сообщение. Мог прийти домой, кричать на меня при родителях. Однажды даже ударил. Сказал, что это из-за любви. Что ему больно, когда я его «предаю».Когда я забеременела, мне было восемнадцать. Я не сразу поняла, что жду ребенка. Мы не предохранялись — он говорил, что все будет нормально, что «если что, разберемся». Когда я сказала ему о беременности, он сначала замолчал, потом начал обвинять: мол, я специально, чтобы его «привязать». Потом вроде успокоился, сказал, что будем растить ребенка вместе.Но поддержки от него почти не было. Он мог исчезнуть на несколько дней, не отвечать. А когда приходил, устраивал сцены, ревновал к каждому.Я ушла от него, когда поняла, что если останусь — будет только хуже. Он угрожал, просил вернуться, говорил, что без меня не может. А мне нужно было думать о ребенке, о себе.Сейчас моей дочери уже год. Я учусь заочно, мама помогает с малышом. Это тяжело, но я свободна. Я понимаю, что тогда была в ловушке — эмоциональной, психологической. Мне казалось, что это любовь. А это было насилие. Я до сих пор иногда просыпаюсь ночью и вспоминаю, как он на меня кричал, как я сидела в ванной и плакала. Но я справляюсь. Я жива. И у меня есть моя дочь — ради нее я все выдержала.Когда я родила, у меня даже не возникало желания написать отцу ребенка. Хотя, если честно, какое-то мгновение было — вроде бы хочется рассказать. Но страх остановил. Я не хотела. И даже сейчас, когда вижу, что он где-то онлайн, не возникает никакого желания выйти на связь.Он все время говорил: надо решить, что между нами. Он не соседка, чтобы просто быть рядом. И я помню, как спрашивала его про девочку — про Еву. Он тогда сказал, что, несмотря ни на что между нами, он хочет с ней общаться. А потом, уже в апреле, сам мне написал, и я спросила: «Ты не хочешь поинтересоваться Евой?raquo; А он мне в ответ: «Ей поинтересуется кто-нибудь другой». Я: «Кто?raquo; Он: «Тот, чье у нее отчество».А отчество у нее Даниловна. Просто чтобы не указывать его имя. В свидетельстве о рождении он не записан, и я не хотела, чтобы имя отца фигурировало. Долго думала, какое отчество дать. Не потому что не хотела его указывать, а потому что боялась — вдруг захотят отобрать ребенка. Когда родилась Ева, я почувствовала, как вся любовь моя сосредоточилась в ней. Я уже не могла представить ни дня, ни часа без нее. Я просто решила: пусть будет Даниловна — чтобы звучало хоть немного лучше.Я знала историю его семьи. Его отец, например, в какой-то момент просто взял и лишил родную мать родительских прав, когда она ушла на пару дней. И с тех пор они с матерью не общались. Только в 2023-м, в январе, впервые заговорили. Она, к слову, по-прежнему выпивает. Они сейчас живут вместе, хотя когда-то развелись, и детей воспитывал он один. Меня это пугало. Я боялась, что он сделает со мной так же.Когда он тоже начал говорить о судах, я пошла к адвокату. Хотела узнать, что мне делать.Мне объяснили, что в любом случае суд будет на стороне матери. Но он знал, что я боюсь, и начал этим запугивать.Постоянно писал: «Не хочешь давать ребенка — я подам в суд». Причем не спокойно писал, а именно запугивал. Он никогда не вел разговор в духе: давай договоримся. Нет, только угрозы. В какой-то момент я уже сама ему сказала: «Подавай на установление отцовства — я подам на алименты. Потом — на время общения. Вот тогда и увидишь ребенка в установленное время».Но ему, похоже, просто не хотелось платить. Никто ничего не подал. И даже материально он никак не помогает. В сентябре он говорил, что поможет к школе подготовиться. Но это были только слова. Я ему говорила: «Хочешь помочь — купи памперсы, смесь. Не хочешь переводить деньги — скажу тебе, что именно купить и куда привезти». Он отвечал: «Хорошо». Но ничего не сделал.Сейчас у меня здоровая девочка, я счастлива. Я перевелась на заочное. Учусь в педагогическом колледже. Он коммерческий, обучение дистанционное. До родов я сдала все предметы, полностью закрыла сессию в ноябре. А с января взяла академический отпуск. Летом хочу написать заявление на возвращение. Остался один семестр, диплом уже совсем близко.Самыми трудными в материнстве были первые эмоции. Не хватало моральной поддержки от друзей. Хотелось, чтобы кто-то сказал: «Ты хорошая мама. Все будет хорошо». Родители, конечно, поддерживают. Они всегда рядом, и финансово, и физически. У меня есть младший брат, он помогает, играет с Евой. Мама — мой ангел. Она приходит с работы, берет малышку, дает мне передышку. Она говорит: «Ева устала от тебя, ей надо отдохнуть». Все с такой теплотой.Родители сразу встали на мою сторону. Сказали: «Если ты решила, значит, это правильное решение. Мы тебя поддержим».Сейчас я живу дома, не работаю, но Ева ни в чем не нуждается. Все, что назначает врач — массаж, плавание — все сразу делаем. Хотим даже просто так записать ее на плавание.С друзьями все разошлось. Был один близкий друг. Но мы поругались — он сказал, что отец имеет право общаться с ребенком. Я объяснила, что сейчас, пока Ева маленькая, я этого не хочу. И что никакой помощи от отца нет. После этого мы перестали общаться.Что касается свободы — мне не хочется «погулять», как некоторые говорят. У меня ни разу не возникло мысли: «Хочу отдохнуть». Единственный раз, когда я была без нее — три часа, пока делала бьюти-процедуры. И даже тогда я постоянно писала маме: «Как она? Все ли в порядке? Что ела?raquo;Я не могу без нее. Только с ней гулять, только с ней отдыхать. Она очень спокойная. Мы можем лечь в 10–11 и спать до 10–11 утра. С ней я даже высыпаюсь. Она умеет занять себя, играет одна. С ней легко.Сейчас мои планы — закончить учебу, найти работу, устроить Еву в садик, переехать. Стать полностью самостоятельной. Я знаю, что справлюсь.И несмотря на то, что я родила в 18 и сама была еще ребенком, я ни о чем не жалею. Я все делаю ради нее. Все хорошо. Все, что нужно — у нас есть.Я получила голосовое, что ребенок ему не нужен, а мы — ошибки его жизниВероника, стала мамой в 21 год:— С Димой мы познакомились 7 лет назад, в 2017 году, нас познакомила моя сестра. Мне было 17, ему — 19. Я жила в Перми, а он в поселке в области за 200 километров от меня. Он приезжал ко мне, очень поддерживал, когда я сдавала ЕГЭ. Мне очень нравилось, что он ко мне приезжал, я ценила его помощь, хотя никаких цветов и подарков первый год он мне не делал. Перед тем, как он ушел в армию, я выяснила, что у него другая девушка и мы расстаемся. Где-то год мы не общались. Когда он пришел из армии, приехал ко мне и сказал, что любит только меня. После этого мы стали жить вместе, чтобы не надо было преодолевать такие расстояния.

 

3 года мы жили с моими родителями, так как у него в Перми не было жилья. Сначала он жил с друзьями, но началась пандемия коронавируса. Мы не думали, что так все затянется, и я предложила ему пожить неделю у себя. Неделя затянулась на 3 года. Мои родители не сильно возражали тому, что Дима поживет у нас. Он умел подстраиваться под людей, папе моему помогал, со всеми моими родственниками хорошо общался. Дима обслуживал кофеаппараты и работал в автосервисе, но все заработанные деньги вкладывал в машину. Я очень надеялась, что он будет копить деньги на съем отдельного жилья, но он этого не делал. Спустя где-то год совместной жизни у нас начались ссоры. Они были в основном из-за денег: по моему мнению, Дима тратил на бесполезные вещи. Например, на новые колеса для машины, когда эти колеса не были нужны. Я еще подрабатывала у папы в рекламном агентстве, но Дима считал, что работа у родственника — это не работа.Спустя почти 3 года совместной жизни с Димой я забеременела. Мы то предохранялись, то не предохранялись. Таблетки я не пила, почему — сказать не могу, сама этого теперь не понимаю. Тогда я еще училась в пермском филиале РАНХиГСа на юриста, нужно было защищать диплом. Конечно, для всех моя беременность была большой неожиданностью.

Когда была задержка, врач сказала, что это потому, что я сменила образ жизни: начала заниматься спортом. Но месячные не наступали слишком длительный период, я сделала тест. Было две полоски.Я сначала думала, что это ошибка, сделала УЗИ. Беременность подтвердилась. Я не понимала, готова ли я к ребенку. Но Дима очень обрадовался, сказал, что хочет семью, детей, обещал снять квартиру и помогать, и сначала даже ездил со мной на УЗИ и по врачам. Но однажды не поехал, уехал по своим делам, потом еще раз не пошел. Я заподозрила что-то неладное, он вдруг стал откладывать куда больше денег, чем раньше, и работать ночами в автосервисе. А потом я увидела его переписку с другой девушкой. Дима начал оправдываться, говорил, что это просто общение. Через некоторое время девушка, с которой он общался, отправила мне голосовое сообщение, как Дима говорит, что ребенок ему не нужен, а мы ошибки его жизни. Я понимала, что не хочу снова пережить то, что было перед тем, как Дима ушел в армию. К тому же я была на 5-м месяце беременности, мне нужна была поддержка, забота.Когда я поняла, что Дима мне изменяет, мы расстались. Мой папа поговорил с ним, и он съехал от моих родителей, стал снимать комнату со своей новой девушкой. Тогда у него почему-то нашлись на это деньги. По всем врачам я ходила одна, но пыталась достучаться до Димы — он все же отец. Я хотела получить хоть какую-то помощь. Но он вместо помощи продал старую машину и купил новую за несколько недель до нашего расставания, потратив на это все наши сбережения. Я не знала, куда себя деть. Мне помогали блоги соло-мам. Если они смогли, то и я смогу. И несмотря на беременность, меня приняли в одну юридическую компанию, в которой я смогла проработать несколько месяцев до родов. Еще я рисовала картины по номерам, это сильно успокаивало. Было важно себя чем-то занять, найти какое-то увлечение.В роддоме меня поддерживали подруги и семья. Было тяжело смотреть на других беременных женщин, которых обнимали и поддерживали мужья. Я была одна.Роды были тяжелыми. Когда у меня родился сын, он не заплакал, его повезли в реанимацию. У него была кефалогематома (родовая травма у новорожденных, представляющая собой кровоизлияние между костями черепа и надкостницей. — Прим.ред.). В то же время новая девушка Димы постоянно публиковала фото с ним и цветами, с шашлыками и роллами. Он никак не помогал и говорил мне уйти из его жизни и не портить его новые отношения. Когда уже была выписка, я долго не могла дозвониться до Димы. Хотя он сам мне сказал незадолго до этого, что хочет увидеть сына. В итоге он пришел, но было заметно, что у него похмелье. Ему говорят, что он отец, чтобы он взял малыша.Мне девочки сказали, что было заметно, как он удивился, что стал папой. Ко всем приходили с букетами, а он стоял с соком и не понимал, что происходит. Я после этого долго плакала. Потом еще нынешняя девушка Димы писала, что по факту ребенка у него нет, так как в свидетельстве о рождении не вписан и помогать не обязан. Было очень странно, что Дима переложил ответственность о таком решении на свою девушку.Первое время после рождения сына я засыпала и думала: «Боже, как хорошо, что день кончился». К тому же дети чувствуют состояние родителей, и мой малыш много плакал, тревожился, видимо, из-за моего состояния. Спустя какое-то время после родов сын стал сильно плакать целыми днями, его стошнило, я вызвала скорую, сын уже начинал синеть, нас госпитализировали. Я написала Диме и попросила помочь, но он никак не проявился. Не знаю, зачем я это делала. Наверное, пыталась пробудить в нем отцовский инстинкт. Примерно две недели я провела с ребенком в больнице. Еще через несколько месяцев нас снова положили. Там не было смесей, так как отделение, куда мы попали, было рассчитано на более взрослых детишек. Я попросила его привезти смеси. Но он ничего не привез, мне все передали родители.В плане денег родители нас обеспечивали, все остальные заботы о ребенке были на мне. Я много раз представляла, как бы мне было сложно без папы с мамой. У меня просто бы не было денег, чтобы содержать ребенка. Но первые несколько месяцев я вообще никуда не выходила — только была с ребенком. А хотелось как-то себя реализовывать, все же я недавно окончила вуз, иногда не хватало времени просто пройтись одной вечером до магазина. Когда сыну исполнилось 6 месяцев, с ним стали сидеть мои родители. Я могла уже куда-то выйти, начала вести блог о жизни соло-мамы. Когда я начала публично рассказывать о своей жизни матери-одиночки, мне стало значительно легче. Очень важно делиться своей болью. Нельзя в себе замыкаться.

Конечно, мне хотелось, чтобы и отец ребенка помогал, но он просто наслаждался жизнью. Но теперь я рада, что Димы практически нет в моей жизни.Последний раз он мне перевел 10 тысяч в октябре. Зимой я подала в суд на признание отцовства. У таких людей, как он, должна быть ответственность, и у ребенка должно быть два родителя. Со временем Дима начал приезжать к сыну один раз в неделю и проводить с ним хотя бы несколько часов. Но он стал это делать со словами: «Не позорь меня». Пускай у моего блога не очень большая аудитория, но ему важно мнение окружающих. Хотя пока алименты он так и не платит.