Джин Ханфф Корелиц: «Сюжет». Захватывающий детектив о писательских амбициях

В издательстве Livebook вышел психологический триллер о плагиате, литературном закулисье и писательском тщеславии. «Сноб» публикует отрывок из этой увлекательной истории с невероятным финалом.

За годы преподавательской практики Джейк успел узнать множество студентов, имевших довольно смутное представление о своем таланте, хотя это касалось, в основном, базовых писательских навыков. Многие зеленые писатели трудятся, ошибочно считая, что, если они сами знают, каков из себя их герой, этого достаточно, чтобы волшебным образом передать это знание читателям. Другие же считают, что достаточно одной детали, чтобы сделать героя запоминающимся, но эта деталь всегда так банальна: про героиню может быть сказано, что она «блондинка», а про героя — что у него «кубики на прессе» (У него они были! У него их не было!) — вот, похоже, и все, что читателям нужно знать. Иногда писатель строит предложения, следуя одной избитой схеме — существительное, глагол, причастный оборот, существительное, глагол, причастный оборот — и не видит, как бесит такое однообразие. Иногда студент углубляется в свое хобби или какую-то тему, имеющую для него особое значение, и чрезмерно увлекается, перегружая историю не самыми захватывающими подробностями или мудреными словечками, без которых, по его мнению, никак не обойтись: герой приходит на встречу НАСКАР или героиня прибывает на тропический остров, чтобы повидаться с подругами по женскому землячеству (именно так на пляж и попал труп, украшенный «спелыми дыньками»). Иногда они запутывались в местоимениях, и приходилось по несколько раз все перечитывать, чтобы понять, кто что делал и с кем. А иногда на нескольких страницах текста, написанного самым грамотным или даже лучше-чем-нормальным языком… ничего никуда не двигалось.

Но эти авторы были студентами; именно поэтому они, надо полагать, и оказались в Рипли, в корпусе Ричарда Пенга, в кабинете Джейка. Они хотели чему-то научиться и стать лучше, и, в массе своей, были готовы принимать его соображения и предложения, поэтому, когда он говорил им, что не может понять из их текста, как выглядит герой, или какова его мотивация, или что он не чувствует желания следить за их перипетиями, поскольку недостаточно хорошо их узнал, или что в тексте недостаточно информации о НАСКАР или женском землячестве, чтобы понять смысл того, что было (или не было) сказано, или что проза кажется ему тяжеловесной, или диалог теряет связность, или сама история заставляет его думать: «и что?..», они обычно кивали, что-то записывали, иногда утирали слезу-другую и принимались за дело. Когда он видел их в следующий раз, они сжимали в руках свежие страницы и благодарили его за то, что он улучшил их работу.

Но в данном случае Джейк почему-то не думал, что его ждет что-то подобное.

Из коридора послышались размеренные шаги Эвана Паркера, при том, что он опаздывал почти на десять минут. Дверь была открыта, и он вошел без стука. Поставив бутылку воды Рипли на стол Джейка, он взял себе стул и повернул его так, словно они двое собрались поболтать за кофе, а не обсудить его работу, придерживаясь каких-то формальностей или (условного) этикета учитель-ученик. Под взглядом Джейка он вынул из холщовой сумки блокнот с неровно оторванными страницами и, положив себе на колени, тесно сложил руки на груди, как и в тот раз в переговорной комнате, после чего взглянул на учителя с не самым почтительным выражением.

— Ну, — сказал он, — вот и я.

Джейк кивнул.

— Я еще раз просмотрел вашу работу. Вы весьма хороший писатель.

Он решил сразу высказать это. Выбор слов «весьма» и «хороший» дался ему нелегко, но он посчитал, что, в конечном счете, это вернее всего раскроет его студента, и действительно, тот слегка оттаял.

— Что ж, рад слышать. Особенно учитывая, что я вовсе не уверен, как я уже сказал, что писательству можно научить.

— Тем не менее, вы здесь, — Джейк пожал плечами. — Так, чем я могу помочь?

Эван Паркер рассмеялся.

— Что ж, мне бы не помешал агент.

У Джейка уже не было агента, но он решил этого не уточнять.

— В конце сессии будет отраслевой день. Не уверен, кто придет, но обычно бывают два-три агента и издателя.

— От личной рекомендации, вероятно, было бы больше пользы. Вы наверняка знаете, как трудно человеку с улицы донести свою работу до нужных людей.

— Что ж, не стану говорить, что связи не помогают, но имейте в виду, что никто никогда не издавал книгу по дружбе. Слишком много всего на кону, слишком много денег и профессиональной ответственности, если что-то пойдет не так. Может, личное знакомство и поможет вложить вашу рукопись кому-то в руки, но дальше решает качество написанного. И вот что еще: агенты и издатели действительно ищут хорошие книги, и не нужно думать, что новым авторам никто не дает прохода. Ничего подобного. За новым автором как минимум не тянутся грустные цифры продаж предыдущих книг, а читатели всегда хотят новых имен. Новый писатель интересен агентам уже потому, что это может оказаться Гиллиан Флинн или Майкл Шейбон, и агент может стать его агентом на все книги, которые тот напишет, не только на первую, так что это не только разовый доход, но и на будущее. Можете не верить, но вы даже в лучшем положении, чем кто-то со связями, если у него вышла пара книг, оказавшихся не слишком успешными.

«Другими словами, — подумал Джейк, — кто-то вроде меня».

— Что ж, вам легко говорить. Вы ведь когда-то были большим писателем.

Джейк уставился на него. Он много чего мог бы сказать. Но решил, что не стоит.

— Мы все настолько хороши, насколько хороша наша текущая работа. Поэтому я бы хотел сфокусироваться на том, что вы сейчас пишете. И что из этого может выйти.

К его удивлению, Эван откинул голову и рассмеялся. Джейк взглянул на часы над дверью. Четыре тридцать. Прошла половина занятия.

— Хотите мою идею, а?

— Что?

— Да ладно. Я же говорил, что работаю над чем-то грандиозным. Вы хотите знать, что это. Вы ведь писатель, а?

— Да, я писатель, — сказал Джейк, прилагая отчаянные усилия, чтобы скрыть обиду. — Но сейчас я учитель, и, как учитель, я пытаюсь помочь вам написать книгу, какую вы хотите написать. Если не хотите распространяться о сюжете, мы можем хотя бы поработать над фрагментом, что вы прислали, но, не зная, какое место он в конечном счете занимает в контексте основного сюжета, я буду в затруднительном положении.

«Не то чтобы меня это заботило, — добавил он мысленно. — Как будто мне не пофиг».

Чертов блондин сидел у него за столом и молчал.

— Этот фрагмент, — сказал Джейк осторожно, — он ведь из романа, о котором вы говорили?

Эван Паркер, казалось, взвешивал этот совершенно невинный вопрос до странности долго. Затем кивнул. Его густая светлая прядь почти закрыла один глаз.

— Из первых глав.

— Что ж, мне нравятся подробности. Замороженная пицца и учитель истории, и эта спиритическая линия. По этим страницам у меня сложилось более отчетливое впечатление о дочери, чем о матери, но это безусловно не проблема. И, конечно, я не знаю, в каком ракурсе вы собираетесь вести повествование. На данный момент, мы, очевидно, на стороне дочери. Руби. Мы останемся с Руби до конца романа?

И снова ответ прозвучал не сразу.

— Нет. И да.

Джейк кивнул, как будто что-то понял.

— Просто, — сказал Паркер, — мне не хотелось… выкладывать все это в тот раз, ну, перед всеми. Этот роман, что я пишу, это типа бомба. Понимаете?

Джейк уставился на него. Ему отчаянно хотелось рассмеяться.

— Вообще-то не очень. В каком смысле бомба?

Эван подался вперед. Он взял бутылку с водой, открутил крышку и порывисто глотнул. Затем снова сложил руки и сказал с неохотой:

— Все будут читать эту книгу. Она принесет состояние. Ее экранизируют — вероятно, кто-нибудь из главных режиссеров, какая-нибудь важная фигура. Она соберет все регалии — понимаете, о чем я?

Джейк слушал, проглотив язык, и опасался, что он-таки понял.

— Типа Опра возьмет ее в свое шоу. О ней будут говорить в телепередачах. В таких передачах, где обычно не говорят о книгах. Каждый книжный клуб. Каждый блогер. Каждое что ни возьми, о чем я даже не знаю. Эта книга, она ни за что не провалится.

Это было слишком. Джейк больше не мог этого слушать.

— Что угодно может провалиться. В книжном мире? Что угодно.

— Не это.

— Слушайте, — сказал Джейк. — Эван? Можно мне вас так называть?

Эван пожал плечами. Он вдруг показался уставшим, словно его утомило это провозглашение своего величия.

— Эван, мне очень нравится, что вы верите в то, что делаете. Я надеюсь, что все ваши одногруппники так же относятся — или станут когда-нибудь относиться — к своей работе. Даже если большинство… регалий, как вы выразились, с большой, очень большой вероятностью обойдут вас стороной, потому что на свете множество потрясающих книг, которые издают одну за другой, и конкуренция велика. Но есть масса других способов, не связанных с Опрой или режиссерами, измерить успех художественного произведения. Я буду только рад, если ваш роман получит самое широкое признание, но для начала вам нужно написать его так хорошо, как только можно. У меня есть кое-какие соображения на это счет, на основании того отрывка, что вы прислали, но скажу честно: в тех страницах, что я прочитал, мне видится не самая громкая книга, то есть не та, которая уверенно кричит: главные режиссеры и бестселлер, но это может быть очень хороший роман! Мать и дочь, живущие вместе; может, они не очень ладят между собой. Я уже переживаю за дочь. Мне хочется, чтобы у нее все получилось. Чтобы она выбралась оттуда, если хочет. Я хочу выяснить, что стоит за всем этим, почему ее мать как будто ненавидит ее, если она и вправду ее ненавидит — не всегда можно верить тому, что подростки говорят о своих родителях. Но все это очень увлекательные темы для романа, и, наверно, главное, чего я не пойму, это почему вы возлагаете такие запредельно высокие ожидания. Разве мало будет написать хороший первый роман и — то есть, давайте прикинем пару целей, чуть более практичных — найти агента, который поверит в вас и в ваше будущее, и даже издателя, который захочет дать шанс вашей книге? Это уже будет немало! Зачем ставить себе такую планку, что, я не знаю, ты будешь считать провалом, если твою книгу экранизирует не самый крутой режиссер?

Долгое, безумно долгое время Эван молчал. Джейк уже был готов сказать что-нибудь, лишь бы прогнать это гнетущее ощущение, даже если бы пришлось закончить занятие раньше времени, потому что чего они, собственно, достигли, учитель и ученик? Они даже не начали разбирать написанный текст, не то что обсуждать более глобальные вопросы. А кроме того, этот чувак оказался махровым нарциссическим задротом — это же яснее ясного. Скорее всего, если он вообще сумеет закончить свой роман о башковитой девчонке, растущей в старом доме с матерью, максимум какой успех его ждет, это литературное признание того же порядка, какое получил Джейк (слишком мимолетное), и Джейк мог подробно рассказать — только попроси — какие мучения это ему принесло, точнее, то, что за этим последовало. Так что, если Эван Паркер/Паркер Эван решил стать автором нового «Изобретения чуда», милости просим. Джейк первым был готов сплести ему лавровый венок, закатить вечеринку и дать грустный-прегрустный совет, который сам когда-то получил от куратора своей диссертации: «Ты настолько успешен, насколько успешна твоя последняя изданная книга, и настолько хорош, насколько хороша книга, которую ты пишешь. Так что заткнись и пиши».

— Эта книга ни с чем не сравнится, — сказал, наконец, Эван и добавил: — Слушайте.

И заговорил. Он говорил и говорил, или, лучше сказать, рассказывал и рассказывал. И, пока он рассказывал, у Джейка было такое чувство, словно две эти зловещие женщины вошли в комнату и незаметно стояли по обе стороны двери, как бы показывая двум мужчинам, что им от них не убежать. Но Джейк и не думал о побеге. Он не думал ни о чем, кроме этой истории, не укладывавшейся ни в один из великих сюжетов: из грязи в князи, поиск сокровища, возвращение домой, перерождение (разве что отчасти), победа над монстром (разве что отчасти). Это было чем-то новым для него, как будет новым для каждого, кто прочтет эту книгу, а читать ее будут все. Ее будет читать, как только что сказал этот ужасный человек, каждая книжная группа, каждый блогер, каждый из тех, кто как-то связан с пространным архипелагом книжного рынка, каждая знаменитость со своим книжным клубом, все без исключения, везде и всюду. Настолько всеохватной и громогласной, умопомрачительной и возмутительной была эта история. Когда его студент закончил говорить, Джейку захотелось схватиться руками за голову, но он не мог показать своих чувств, того ужаса, что охватил его перед этим надменным говнюком, который однажды станет — ему определенно понадобится псевдоним — Паркером Эваном, автором ошеломительного первого романа, взлетевшего на верхнюю строчку списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» по единодушному выбору читателей. Просто не мог. Поэтому он кивнул и стал высказывать предположения, как постепенно вывести образ матери на первый план, и предлагать варианты возможной проработки и согласования повествования и авторского голоса, но все это было неважно, второстепенно. Эван Паркер был совершенно прав: худший писатель на свете не смог бы запороть такую историю. А Эван Паркер умел писать.