Как путешествовали по восточному Средиземноморью в XVII веке?

Судьба реально существовавшего парусных дел мастера, путешественника и авантюриста Яна Стрейса во многом напоминает жизненный путь героя романа Даниэля Дефо Робинзона Крузо. И в этом нет ничего удивительного, поскольку оба были моряками и жили в одну эпоху. Пятая часть Рассказав о столице острова и ее укреплениях, автор записок пускается в описание климата, природы и главных занятий его жителей. «Воздух на острове Кандии довольно умеренный, но на южной стороне жаркий и нездоровый по причине южных ветров, и потому самые значительные города расположены на севере. Почва весьма плодородна и рождает всякие злаки, о чем можно судить уже по тому, что там снимают урожай два раза в год… Кандийцы кладут много труда на поддержание виноградников… ибо их вина, белые, красные и мальвазия, известны в Италии и во всем мире и считаются наилучшими. В Кандии — два сорта мальвазии, из которых один лучше и вкуснее другого. Лучшую выделывают в окрестностях Ретимо (Ретимно, в наше время — популярный курорт) где варят только что созревший виноград, за чем здесь весьма строго следят… Виноградные лозы так тучны и полны гроздьями, что среди них попадаются весом более 10 фунтов, такого приятного вкуса, что у меня сейчас еще текут слюнки. Все другие плоды больше и лучше, нежели в других местах, встречаются целые заросли лимонных, померанцевых, абрикосовых, финиковых, миндальных, оливковых деревьев и различные сорта яблок и груш. Пустая земля, не засеянная злаками и не занятая виноградниками, наполнена приятными запахами превосходных трав, как-то: розмарин, тмин и т. п., названий которых я не знаю; кандийцы собирают их для аптек. Даже те растения, которые у нас пахнут слабо или совсем не пахнут, здесь так приятны, что укрепляют и оживляют человеческое сердце, почему Кандию сравнивают с земным раем. Здесь множество овец, баранов, зайцев, кроликов, кур, куропаток и других птиц, нет недостатка и в рыбе. Много воску и меду, необычайно вкусного, ибо пчелы собирают его с благоуханных почек, цветов и трав; также много здесь шелковичных червей, так что кандийцам их страна дает большие преимущества и выгоды. Есть у них также сыр и масло; но гораздо больше шелку, хлопка, шерсти, воску, меда, вина, уксуса и плодов…» Сами обитатели Крита произвели на уроженца Нидерландов впечатление людей беззаботных и склонных к лени (порок, в котором представители «нордических» народов часто упрекали жителей Средиземноморья). «Кандийцы не любят трудиться, иначе они получали бы гораздо больше прибыли и выгоды. Они весьма склонны к веселью и охотно пьют вино без воды, как бы оно ни было крепко. Богатые одеваются и живут на венецианский лад; простонародье сохранило греческую одежду и обычаи (явление, характерное для многих стран, находящихся под иностранным влиянием). Эти люди с большим подозрением относятся к своим женщинам. Они большей частью бреют голову, за исключением пучка на макушке; они носят тяжелые толстые шапки. Крестьяне носят белое полотно, подобно грекам» (каковыми они, следует заметить, и являются). Добавим, что правительство Кандии состояло из местных граждан, а его глава носил титул дожа (однако, в отличие от правителя Венеции, занимал этот пост лишь в течение ограниченного срока). Венецианцы, похоже, сделали попытку установить на острове привычный для них способ правления, однако де-факто от него осталась лишь внешняя оболочка, лишенная содержания. «Существовали местная синьория и Большой совет, но эта система никогда не работала так же, как в Венеции, — пишет Дж. Норвич в своей „История Венецианской Республики“. — Самые богатые районы острова находились на территории обширных феодальных поместий, которыми владели знаменитые венецианские семейства, чьи несметные состояния и занимаемое положение помогли завоевать любовь местного греческого населения (или все-таки не очень помогли?). Эти семейства по очереди жаловались на отсутствие реальной политической власти; все главные чиновники, занимающие ключевые посты, присланы из Венеции, где принимались все важные решения… Взяточничество и коррупция были обычным явлением, казна всегда пустовала, а сама колония являлась неизменным источником ресурсов Венеции». Поэтому неудивительно что, как пишет историк Ф. Лейн: «Греческое население Крита (несмотря на наличие собственного дожа и „большого совета“ отлично понимавшее, что их остров является не равноправным партнером, а колонией Ла Серениссима) почти не выказывало интереса в битве с турками ради того, чтобы оставаться под властью Венеции». После же того как османы одержали победу, жители острова из числа греков-христиан (предполагаем, что не все, а только часть) приветствовали турок как освободителей от гнета римско-католического правления, а с течением времени некоторые приняли ислам — во всяком случае, если верить другому британскому историку, Джону Бальфуру. На острове КритФото: Tadeusz Zachwieja on Unsplash Что же, бытие определяет сознание: как известно, подданных-христиан, в отличие от мусульман, в Османской империи облагали тяжелыми налогами. Это обстоятельство, впрочем, приводило к тому, что сами турки не возражали, если их новые сограждане не переходили в ислам, а продолжали исповедовать свою религию, при условии, что они исправно платили денежный налог (джизью) и «налог кровью» (девширме). Впрочем, сами греки смотрят на этот вопрос иначе, чем британские историки, и называют османское правление, длившееся четверть тысячелетия, временем тяжелейшей оккупации и гнета. Напомним, что война между Османской империей и Венецианской республикой за остров Крит велась более двух десятков лет, с 1645 по 1669 год, и хотя венецианцы одержали ряд побед (главным образом на море), в конечном итоге им пришлось оставить Крит так же, как столетие назад они сдали туркам остров Кипр (повод еще раз вспомнить о судьбе мавра Отелло, генерала венецианской армии). Кандия была сильной крепостью, а ее гарнизон, поддержанный волонтерами со всей Европы, в первую очередь из Франции, держался с необыкновенной стойкостью. Но силы были неравны, не говоря уже о том, что османам, в силу чисто логистических причин, было намного проще, чем Венеции, обеспечивать снабжение армии, осаждавшей Кандию. «Турки вели осаду, мастерски применяя инженерное искусство, в котором им не было равных и которое затем они потом забыли, — пишет историк Дж. Гудвин. —  В последние три года войны погибло 30 тысяч турок и 12 тысяч венецианцев. Было проведено 56 штурмов и 96 вылазок; обе стороны взорвали ровно по 1364 мины (удивительная точность подсчетов!). Но в конце концов 6 сентября 1669 года комендант Франческо Морозини сдал крепость на почетных условиях, и Крит вошел в состав османского государства. Впрочем, это было одно из последних территориальных приобретений империи, а в пределах Средиземноморья, по всей видимости, самое последнее». (Добавим — если говорить лишь о крупных приобретениях; в частности, те же венецианцы удерживали вплоть до XVIII некоторые мелкие греческие острова и территории). Пробыв некоторое время на Крите, корабль Стрейса влился в состав основных сил венецианского флота и направился к Дарданеллам, «чтобы разыскать турок и заставить их принять бой». Новый венецианский генерал-адмирал Лацаро Мочениго (о котором мы уже рассказывали) разбил «флот беев», вассалов султана из Алжира, Триполи, Туниса и Сале (города, в котором попавший в плен к мавританским пиратам Робинзон Крузо несколько лет пробыл невольником), после чего напал на вражескую крепость в Анатолии и, не встретив особого сопротивления, захватил ее и разграбил. Окрыленные своим успехом, европейцы нанесли еще одно поражение турецкой эскадре возле острова Тенедоса, а внезапно налетевшая буря довершила разгром, потопив еще несколько неприятельских галер со всем экипажем.Неизвестный художник, портрет Лаццаро Мочениго, XVII век, общественное достояние Удача сопутствовала венецианцам, но лишь до поры до времени. Борьба Турции с Венецией лишний раз подтвердила справедливость известного высказывания о том, что выигрыш сражения еще не означает победу в войне. На стороне европейцев были дерзость, отвага и мастерство, на стороне турок — численное превосходство, упорство, география и восточный фатализм. Сказать, что время работало на их стороне, было бы преувеличением, но что касается Венеции, то ее величие безвозвратно уходило в прошлое, и Ла Серениссима одно за другим теряла свои главные владения. Пресловутый «Золотой век» империи османов тоже закончился или, может быть, заканчивался (впереди был еще знаменитый поход турецкой армии на Вену в 1683 году), и страна начала погружаться в застой и стагнацию. Однако это происходило очень неспешно, неявно и, порой, вопреки законам логики. Флот простоял под Тенедосом четыре месяца, судя по всему, дожидаясь очередного появления неприятеля, и тот, в конце концов, нехотя появился. Его силы включали 33 галеры, большой галеас, 9 маон (или мавн, разновидность турецкого галеаса), 22 корабля (т.е. судов, тип которых Стрейс не смог определить; впрочем, едва ли он мог точно знать даже их количество) и 150 сайков. Ветер, закулисный вершитель судеб парусных сражений, капризничал и шалил, благоприятствуя то одной, то другой стороне. Через какое-то время турецкие корабли отошли к мысу Троя; там неприятель соорудил два шанца, притом что берег охраняли 80 тыс. пехотинцев и 20 тыс. всадников (цифры выглядят сильно преувеличенными). Турки, помня о том, что за ходом битвы наблюдает сам султан, палатка которого была поставлена на гребне высокого холма, сражались храбро, но в какой-то момент дрогнули, и мужество их покинуло. Напор венецианцев был столь силен, что «большая часть турок покинула корабли и галеры и сошла на берег, где визирь делал все возможное, чтобы водворить порядок среди бегущих и вернуть их на корабли, но тщетно». Храбрый генерал Мочениго, преследуя турок, в пылу битвы чересчур близко подошел к берегу на своей галере, и это закончилось для него плачевно. Неприятель встретил корабль храбреца пушечным огнем, и в результате: «Галера была охвачена пламенем, а он сам вместе с господином Марко Бембо был убит упавшей мачтой». После смерти Мочениго командование флотом в очередной раз взял на себя проведитор Бадуро. Обе стороны несли тяжелые потери, но, если верить Стрейсу, победа все-таки осталась за венецианцами. «Сами турки подтверждали, что они потеряли более 8000 человек. Венецианцы взяли 600 человек пленных, среди них одного пашу. Кроме того было отпущено на свободу около 500 рабов-христиан». (Сколько их погибло во время сражения на вражеских галерах, рассказчик не упоминает). Флот в очередной раз отправился на остров Тенедос, судя по всему, превратившийся во временную базу венецианского флота. «После того, как мы отогрелись и отдохнули, мы вышли на парусах вместе со всем флотом, состоявшим из 36 кораблей, 6 больших галеасов и 40 мальтийских, римских и венецианских галер, и прибыли в Наполи ди-Мальвазия». Топоним «Наполи» не должен удивлять нас. Знаменитый Неаполь (итал. Napoli), как известно, был основан греческими колонистами, и любой ученик дореволюционной российской гимназии объяснил бы нам, что на древнегреческом языке Νεάπολις означает «новый город». Если греческий «Новгород» мог существовать в Италии, что могло помешать ему появиться в самой Греции (ну, или наоборот)? Наполи-ди-Мальвазия (Мальвазия) — современная Монемваси́я, византийская крепость и деревня в Греции. Располагается на одноименном острове, соединённом дамбой с Пелопоннесом. Некогда там находился центр торговли винами, по имени города получившими название мальвазийских.МонемвасияФото: Photo by Job Neeleman on Unsplash Стрейс, впрочем, ничего не говорит в своем рассказе о греческом Наполи, о Мальвазии и лишь пишет, что: «Наполи ди-Мальвазия — город, расположенный на восточной берегу Мореи (средневековое название полуострова Пелопоннес) на крепкой скале, вблизи берега, с который соединяется каменным мостом. На нем стоит редут с двенадцатью тяжелыми орудиями; он служит для защиты города и вместе с тем является фортом». Именно возле этого города с запоминающимся двойным топонимом и произошла очередная баталия османо-венецианской войны. «Наш генерал отдал приказ галеасам подойти как можно ближе к мосту и разнести его, что тотчас же было исполнено, и обе стороны весь день так палили из тяжелых орудий, что защищавшие шанец не нашли иного выхода, как вовремя удаляться. Заметив это, наши отважились и вывезли оттуда пушки. Другие корабли и галеры, стоявшие близ городских валов, также усердно стреляли и пробили несколько брешей. Мы могли себе это позволить без большого ущерба, ибо огонь их пушек, стоявших на вершине скалы, где была собрана их главная сила, не доставал до нас. Мы стояли так близко от города, что могли бы стрелять по нему из пистолетов. И когда мы в определенном месте пробили большую брешь в стене, то генерал отдал распоряжение, чтобы достаточное число солдат и матросов сошло на берег и к вечеру взяли бы город штурмом. Впрочем, до решающего штурма дело так и не дошло… Войска сошли на берег, что заметили осажденные, и видя, что помощь со стороны отрезана, так как мост сорван, а форт покинут, они потеряли мужество и выкинули белый флаг. О чем с ними вел переговоры наш генерал, осталось неизвестным». О чем бы ни договорились генералы, результаты переговоров, похоже, не слишком устроили простых солдат, а возможно, и офицеров, не принадлежащих к свите венецианского генерала. Стрейс явным образом делает намек на то, что между высокими договаривающимися сторонами была заключена сделка из разряда тех, что в наше время принято называть «договорняком». «Было ли решено дело деньгами или еще каким образом, мне не пришлось узнать. Однако больше не было выпущено ни одного выстрела, и через 24 часа мы оставили город, хотя он и был в нашей власти и мы могли взять хорошую добычу республике и себе. Всех нас от мала до велика привело в сильное изумление то, что мы покидаем это место, не овладев им, хотя оно было ключом и житницей Канеи, благодаря чему в этот город подвозили все со всей страны, и, отрезав его, легко можно было овладеть им, но книги господ трудно читать простым людям». (Один из редких фрагментов записок, где рассказчик поднимается до своего рода философских обобщений.) Продолжение следует…...

Эту статью описывают теги: XVII век, Средиземноморье, путешествие