«Население вымирает». Почему россияне много работают и мало получают

Откуда взять работников? Больше рожать? Кандидат экономических наук Олег Комолов рассказывает RTVI, что мешает поднять производительность труда в России.

<strong>Действительно ли в России наблюдается нехватка рабочих рук? Но, может быть, наоборот проблема прежде всего заключается в низкой производительности труда россиянина? Кандидат экономических наук, автор телеграм-канала <a href="https://t.me/s/primenumbers2021" rel="nofollow">«Простые числа»</a> Олег Комолов рассказывает RTVI, что мешает ее поднять.</strong> <h2><b>Действительно ли на рынке труда наблюдается нехватка кадров</b></h2> В России дефицит рабочей силы начал формироваться задолго до событий 2022 года и даже до пандемии COVID-19, которая унесла немало жизней. По данным Росстата, количество незакрытых вакансий растет с 2014 года. Корень проблемы в демографии: население стареет и вымирает, а рождаемость остается на уровне 1,4 ребенка на женщину, несмотря на все меры господдержки. Это значительно ниже целевого показателя в 1,7, о котором <a href="https://tass.ru/obschestvo/22717563">говорил</a> президент.

Оценить точный масштаб дефицита кадров сложно из-за наличия неформального сектора. Но если экстраполировать данные компаний, предоставляющих отчетность, на всю экономику, получается около 5 млн человек — именно столько дополнительных работников хотел бы видеть российский бизнес. Это позволило бы закрыть потребность в рабочей силе без повышения зарплат и инвестиций в модернизацию производства.

Важно понимать, что дефицит кадров — проблема относительная. Во многих европейских странах демографическая ситуация еще хуже, чем в России, но острой нехватки рабочих рук там нет. Причина в том, что их производственные мощности находятся на более высоком технологическом уровне — человеческий труд замещается машинами. <div class="intext-black">

В России же производительность труда растет крайне медленно.

</div> В 2012 году было обещано повысить ее вдвое за десятилетие, но за 12 лет рост составил всего 14%. Такая низкая динамика во многом связана с сырьевым характером экономики — в долларовом выражении производительность труда сильно зависит от цен на энергоресурсы. По уровню технологического развития мы отстаем от среднемировых показателей.

Причин этому несколько. Прежде всего, российский бизнес не особенно заинтересован в самой модернизации. Основу экономики составляют отрасли, связанные с рентным доходом. У рантье прибыль зависит не от эффективности управления производственными мощностями, а от внешних факторов. Показательно, что самая высокая степень износа основных фондов наблюдается именно в нефтегазовом секторе, хотя, казалось бы, в нем должно хватать средств на обновление оборудования.

Если посмотреть на ситуацию глазами собственника или топ-менеджера, управляющего этими активами от имени государства, становится понятно, почему такие расходы видятся обузой. Можно вложить огромные средства в модернизацию производства, а потом из-за внешних факторов, например, действий других стран, цены на сырье упадут и все инвестиции окажутся бессмысленными. Вместо повышения рентабельности компания получит ее падение.

К этому добавляются институциональные проблемы российского бизнеса: отсутствие гарантий прав собственности, короткие горизонты планирования, риск потери активов. В таких условиях собственники ориентированы на извлечение краткосрочной прибыли — в любой момент можно остаться ни с чем из-за санкций или действий других участников рынка. Эта ситуация в корне противоречит практике долгосрочных стратегических инвестиций. <h2><b>Каким образом экономика и общество пришли к нынешней ситуации</b></h2> От советского периода население унаследовало привычку к социальному обеспечению со стороны предприятий и государства — бесплатное жилье и различные формы того, что сегодня называется социальным страхованием. К 1998 году эти меры были постепенно свернуты, а финальной точкой стал дефолт. В сентябре 1998-го цены выросли на 50%, при этом зарплаты остались на прежнем уровне. Российская экономика фактически преодолела кризис за счет резкого падения реальных доходов населения. Это стало поворотным моментом, который окончательно перевел Россию в категорию стран с дешевой рабочей силой.

В последующие десятилетия бизнес выстраивал свою производственную стратегию, рассчитывая на постоянный приток дешевой рабочей силы. Поскольку внутреннее население не показывало тенденции к росту, а, напротив, сокращалось из-за демографических проблем, ставка была сделана на мигрантов. Именно поэтому, несмотря на многочисленные дискуссии в политических кругах о необходимости введения визового режима со странами Средней Азии и опасения, что большой приток мигрантов подрывает социальную стабильность, никаких реальных ограничительных мер так и не было принято. Это противоречило бы интересам бизнеса, нуждающегося в дешевой рабочей силе для замещения сокращающегося коренного населения. <div class="intext-black">

Подобная комплексная проблема в итоге приводит к тому, что низкая производительность труда требует все большего притока рабочей силы.

</div> В условиях СВО бюджетный импульс увеличивает спрос в экономике, но ресурсов больше не становится. А значит, компании вынуждены перераспределять ресурсы, изымая их из гражданского сектора.

Простой пример: чтобы производить больше пушек, приходится сокращать выпуск масла. Собственно, в прошлом году мы и наблюдали парадоксальный рост цен на сливочное масло, будто оно производится не из молока, а из чистого золота. В конечном счете за все расплачивается население — через инфляцию, которая съедает располагаемые доходы. <h2><b>Как можно поднять производительность труда</b></h2>

Производительность труда повышается не только за счет автоматизации и станков — важнейшую роль играет качество управления. Раздутый административный штат, огромные бонусные выплаты топ-менеджменту, коррупция — все это в конечном счете съедает инвестиционные фонды, средства из которых должны были бы идти на развитие производства. Компании тратят баснословные деньги на решение хозяйственных вопросов через личные связи и доступ к чиновникам, хотя можно было бы существенно снизить эти издержки при более прозрачной и предсказуемой правовой системе.

Комплекс социальных проблем базируется на материальном фундаменте — не случайно у нас сложилась экономика такого типа. Это характерная черта всех периферийных, рентоориентированных экономических систем. Решать эту проблему необходимо, начиная с материального фактора, параллельно занимаясь вопросами институционального характера. Популярное мнение, согласно которому достаточно «отменить коррупцию» нажатием волшебной кнопки, и экономика расцветет, — ошибочно. Коррупция — следствие нашей специфической экономической базы, на которой произрастают подобные социальные и политические девиации.

Производительность труда — важный показатель, объясняющий, почему мы работаем много, а получаем мало. Каждый январь и май в деловой прессе появляется множество комментариев экспертов, утверждающих, что уровень жизни у нас низкий из-за того, что народ ленивый. Мол, ни в одной стране мира нет такого количества праздников, русские любят загулять на все майские и весь январь, а трудолюбивый немец уже 2 января за работой. Но это полная чепуха. Если посмотреть на количество рабочих часов в год, мы опережаем немцев почти в два раза: средний немец работает около 1260 часов, а россиянин — почти 2000. Это связано с особенностями нашей вахтовой системы и более тяжелым графиком работы.

По интенсивности труда мы находимся в одном ряду с такими странами, как Южная Корея и Мексика. При этом в технологически более развитых странах рабочий год в часах значительно короче. Так и возникают отношения неэквивалентного обмена в мировой экономике. Условно говоря, немец должен поработать 5 часов, чтобы получить российский товар, на производство которого наш работник потратил 10 часов. Формально обмен выглядит справедливым, но фактически мы должны работать в два раза больше. Это подрывает экономический рост и консервирует нашу отсталость — работая такое количество времени на не особо квалифицированном производстве, люди лишаются возможности для саморазвития. <div class="intext-black">

Низкое качество и производительность труда действительно существуют, но связано это не с нашей ленью, а с плохой организацией производства, неэффективным менеджментом и низкой технологической базой.

</div> Десятилетиями нам внушали, что частный собственник всегда настроен на прогресс и уж точно лучше организует производство, чем чиновник в Госплане. Однако за 35 лет с момента распада СССР проблемы только усугубились: показатели износа фондов выросли с 30% в начале 90-х до более чем 50% сейчас. Если собственник нацелен не на долгосрочное развитие предприятия, а на извлечение сырьевой ренты, вряд ли от него можно ждать эффективных практик управления производством. <h2><b>Эффективно ли наполнять рынок труда за счет повышения рождаемости</b></h2> Призывы больше рожать и предложения сократить продолжительность среднего образования до 8-9 классов — это попытки решить проблему рынка труда экстенсивным путем. Однако здесь есть противоречие: когда государство призывает к многодетности, оно фактически сокращает предложение рабочей силы в краткосрочной перспективе. Ведь женщина с тремя-четырьмя детьми не сможет работать на производстве. Да, через 20 лет это даст дополнительных работников, но не решит проблему здесь и сейчас.

Другой путь, который обсуждается на высоком уровне, — привлечение рабочей силы из-за рубежа. Отсюда позитивные высказывания о высокой рождаемости в Таджикистане, развитие дипломатических связей с африканскими странами для привлечения работников в ЖКХ и строительство. Но все это сомнительные решения, нацеленные на то, чтобы ничего не меняя по существу расти, не развивая интенсивные методы управления производством.

Реальное решение требует изменения подхода к управлению экономикой. В стране, где почти половина национального дохода формируется за счет эксплуатации природных недр, крупный частный бизнес вряд ли станет источником прогресса. Действуя по законам капитализма, он будет извлекать прибыль из тех сфер, которые требуют минимальных затрат и обещают максимальную отдачу. Сырьевой рантье добровольно не станет инвестировать в техническое обновление — его нужно к этому принудить. Но объективных экономических условий для этого нет, разве что нефть перестанет котироваться на мировых рынках, что маловероятно в ближайшие десятилетия.

При этом мы забываем важный аспект: с одной стороны, президент призывает увеличить предложение товаров для борьбы с инфляцией и обещает рост производительности труда. С другой же — триллион рублей из бюджета идет на непроизводительные военные расходы, еще и сокращающие рабочую силу за счет мобилизованных и погибших. <div class="intext-black">

В конечном счете возникает вопрос не столько о том, как технически повысить производительность труда. Это решаемая задача. Главный вопрос — ради чего мы ее повышаем?

</div> Чтобы производить больше вооружений? Чтобы российские крупные компании могли расширять свое присутствие на постсоветском пространстве?

Эти вопросы политического характера подрывают саму дискуссию о техническом прогрессе. Ведь экономика существует не ради роста как такового, а ради повышения качества жизни трудящихся. Когда эта цель становится второстепенной, а все выгоды от роста производительности достаются лишь представителям правящего класса, это противоречит интересам большинства населения.

<hr />

<em>Мнение автора может не совпадать с мнением редакции</em>