Не кладите на «алтарь любви» бессмысленные жертвы! С чего начинается помощь зависимому человеку

«По моим наблюдениям 99% родственников наркозависимых при упоминании о психологе говорят: «А причем тут я? Я же не употребляю наркотики», – говорит Екатерина Колесинская, директор Центра помощи зависимым людям «Воскресенье». – Я обычно соглашаюсь: «Конечно, вы не употребляете. Но вы его кормите и одеваете, то есть спонсируете его зависимость. А значит помощь нужна вам».

Рассказываем, почему родственникам наркозависимых нужна помощь психолога и как после этого может измениться жизнь всей семьи

Я была постоянно в тревоге, меня мучил страх, я не могла спать

Рядом с наркозависимым человеком страдают, в среднем, 7-8 человек. Неважно, кем они приходятся зависимому. Страдают родители, дети в любом возрасте, даже взрослые дети, сестры и братья, бабушки и дедушки, а также близкие друзья.

Ирина (все имена героев в статье изменены, совпадения случайны – прим.ред.) понимала, что на кону стоит не только жизнь ее наркозависимого брата, но и ее собственная: «У меня есть муж, ребенок, работа, но в какой-то момент я поняла, что думаю только о брате. Я была постоянно в тревоге, меня мучил страх, я не могла спать, мне хотелось все время куда-то бежать и что-то делать, но что именно, я не понимала. Помощь нужна была мне самой: я не могла с собой справиться». Но где получить такую помощь, она не знала.

Дима, родной брат Ирины, употреблял наркотики давно. Перестал употреблять в армии, но потом снова к ним вернулся. Родители сожалели, что он не работает, качали головой и продолжали верить, что «вот-вот все наладится». Ну или делали вид, что верили, убеждали сами себя. Ирина подозревала, что все плохо, но без инициативы родителей как-то не решалась на решительный разговор с братом.

Когда Дима расстался со своей девушкой, которая содержала его три года, он остался один в родительской квартире в родном районе. Родители платили за квартиру. Он по-прежнему не работал. Общие друзья рассказали родителям и Ирине, что Дима употребляет тяжелые наркотики. Плотно и давно. Когда он приезжал к родителям в их новый дом, он отсыпался, начинал превращаться в человека.

На вопросы о наркотиках Дима искусно все отрицал, искренне возмущался: «Да кто вам такое вообще сказал» или уверял: «Я уже взялся за ум».

Даже Ирина не могла устоять перед этой убедительностью, снова закрадывалось сомнение «Может, не так все плохо». Дима умел быть очень обаятельным. Однако любая мелочь моментально задевала его самолюбие, он психовал и уезжал снова к себе. Там он мог целыми днями не выходить на связь. Родители и сестра сходили с ума от страха за его жизнь. Но стоило ему приехать к ним пожить, все опять возвращалось на свои места. Обещания «срабатывали», пустые призывы привычно сотрясали воздух.

Наркоманы – хитрые «психологи»

«Родители ничего не подозревали о моем употреблении, – вспоминает этот период сам Дима. – Отец, заядлый спортсмен, еле смирился с тем, что я курю. О наркотиках он даже и не догадывался. Когда я приезжал к ним на несколько дней, то убеждал их, что нетрезвый просто от алкоголя. У них возникали подозрения, почему я так похудел, например. Но наркоманы – очень хитрые, умеют мастерски убеждать, что черное – это белое.

На работе до поры до времени тоже удавалось скрывать. Я работал менеджером по продажам в хорошей компании: употреблял дозу утром, потом умывался, чистил зубы и шел на работу. Под наркотиком-стимулятором я очень старательно трудился весь день, даже задерживался в офисе. В выходные отлеживался.

Но через год мой мозг просто перестал работать. Держать меня уже там не стали. И вообще, работать с тех пор я мог только на стройке, чтобы заработать на очередную дозу. Моя жизнь превратилась в ад. Но я изображал, что все хорошо. Обманывал даже самого себя».

Неслучайная встреча

«Я считаю, то интервью, которое мы неожиданно услышали по радио, было послано Богом, – говорит Ирина. – Вместе с родителями мы ехали в машине на дачу. Я просто бессмысленно щелкала радиостанциями. И вдруг меня зацепил голос. Я стала слушать – это было радио «Вера». Приятный мужской голос в гостях у Тутты Ларсен рассказывал о своем опыте употребления 30-летней давности, о том, как молилась за него его сестра. Потом мужчина поделился, как он обрел трезвость и как помогает другим зависимым вот уже 25 лет.

Мы были в шоке. История попала в самое сердце: «Нам надо туда! Эти люди нас поймут». Я записала название реабилитационного центра – «Воскресенье» и имя мужчины – Роман Прищенко».

После первой же консультации со специалистом у Ирины появился подробный план действий. Как разговаривать с братом, как не поддаваться его манипуляциям и собственным эмоциям, чтобы не давать зависимому повод себя жалеть. Уверенно и с любовью («именно с любовью, а не сюсю-мусю») сказать брату, что у него – зависимость. Назвать вещи своими именами. И предъявить свое (прежде всего родителей, которые оплачивали квартиру) требование: либо поехать на реабилитацию, либо освободить родительскую квартиру и обеспечивать себя жильем самостоятельно.

У Димы не было даже осознания того, что он не в состоянии себя обеспечивать. Под прикрытием сначала девушки, а потом – родителей, ему казалось, что «все хорошо». И он продолжал употреблять. Затуманенный веществами мозг не способен был различать, где он должен взять на себя ответственность.

Нужно иметь мужество, чтобы дать возможность родному человеку опуститься на дно

Но родители Димы оказались не готовы на жесткие меры. Выслушав Ирину, папа согласился, что нужно что-то делать. Он решил забрать Диму из той квартиры (избавить его от плохой компании) и снимать ему квартиру поближе к их дому.

Родителям казалось: достаточно будет его постоянно контролировать. Ну и их совесть будет спокойна. А выгнать из дома… Пойти на такой шаг страшно.

«Многие наши клиенты – мамы, папы, жены зависимых людей – неправильно понимают, что такое «жертвенная любовь», – рассказывает Екатерина Колесинская. – Они кладут на этот «алтарь любви» подчас совершенно бессмысленные жертвы. Жертвуют собой там, где нужно было всего лишь передать ответственность их взрослому зависимому.

Если что, я выгоню сына из дома, потому что я его люблю

От них часто можно услышать: «Это мой крест, и я буду его нести. Как я могу своего ребенка выгнать на улицу?» А между тем «ребенку» стукнуло 46 лет. И на алтаре материнской любви за это время сгорели не только годы ее жизни, радости, саморазвитие, но и его становление, взросление, формирование.

Я вижу реальные примеры: когда матери взрослых детей выставляют жесткие условия, обозначают, что «в моем доме нельзя употреблять», «со мной нельзя так обращаться», ставят новые замки и выставляют употребляющих на улицу. Зависимые реально пугаются и соглашаются на реабилитацию.

Но был и другой случай, – продолжает Екатерина, – когда девушка в такой ситуации ушла бродяжничать. И бродяжничала, пока не увидела сама, до какой степени она опустилась. Нужно иметь мужество, чтобы дать своему родному человеку опуститься на дно. Потому что это его выбор.

Если же вы не готовы своему зависимому поставить жесткие условия, значит по сути вам не нужно, чтобы он менялся. Все ваши крики и требования лечиться – шумовой эффект. А ваши поступки говорят иное: «Дорогой, можешь употреблять дальше. Мы тебя накормим, обмоем, твои долги закроем, от полиции отмажем».

Может, причина такой псевдолюбви кроется глубже? «Жертвенная» любовь часто несет такой бонус как саможалость. Становясь «жертвой» этой ситуации, женщина будто взывает: «Пожалейте меня все». Это видно по ее взгляду, мимике, интонациям, по ее словам. Она жалуется маме, подружкам. И получает любовь через жалость к себе. Это всегда происходит неосознанно. Но на беседе с психологом можно это увидеть. И увидев, начать разбираться в истинных причинах тех или иных своих решений.

Зияющая пустота. Почему у всех зависимостей одинаковые корни?

«Консультация психолога, – объясняет Екатерина Колесинская, – помогает понять созависимому (то есть человеку, на которого повлияло зависимое поведение близкого), кто он сам и чего он хочет, дает инструменты, чтобы ответить на вопросы: «Я жертва? Я спасатель? Мне нравится это спасательство?»

Вместе с психологом на консультации можно впервые задать себе вопрос «Как со мной можно и как нельзя обращаться?» У созависимых обычно стерты эти ощущения. И пока он не найдёт себя, он не сможет выйти из подсознательной «игры» с зависимым.

Решительные действия

Чтобы предъявить новые требования Диме, одной Ириной уверенности не хватало. Нужно было укрепить решимость мамы и папы. Мама – человек эмоциональный, она не справится. Вся надежда была на папу. Важно было вместе держаться единого решения: либо Дима едет в реабилитационный центр, либо должен покинуть родительскую квартиру.

Папа не очень охотно согласился поехать на консультацию. И даже по дороге готов был развернуться обратно: «Это наверняка какое-то шарлатанство». Но когда их встретили доброжелательные консультанты и повели доверительный разговор, он сразу как-то смягчился. Даже со стороны было видно, как напряжение его отпускает. И уезжая, он сказал:

«Внутри я понимал, что так правильно поступать, но мне нужно было, чтобы кто-то опытный подтвердил это мое решение».

Папа позвал Диму на разговор. Дима выслушал и неожиданно дал свое согласие поехать на детокс, а потом в реабилитационный центр.

После пяти дней больничного детокса ему стало немного легче, и он снова завел «старую песню о главном» – о том, что он обязательно поедет лечиться «потом, но не сейчас».

Наученные консультантом, Ирина с папой понимали: главное сейчас сдержать эти атаки и не поддаваться его уговорам. На уговоры и жалостливое лицо он всегда был мастер. «Я прямо чувствовала в какие-то моменты, как уверенность меня покидала, появлялись опять сомнения, – вспоминает Ирина. – Мне стоило больших усилий устоять. Но за мной будто стояли консультанты, их спокойствие и уверенность. Ну и Бог, конечно. Он всегда давал мне правильные советы. Просто раньше мне было страшно их услышать».

Не с первой попытки

В тот раз Дима не окончил реабилитационный курс, вернулся домой через два месяца со словами «Я все понял, дальше я сам». Нашел работу и сорвался через два месяца:

«Наркоманское поведение не приемлет правил. Во мне назревал бунт, и я ушел с реабилитации. Ведь центр открытый. Каждый волен уйти, когда захочет. Я был уверен, что у меня все хорошо, и я здоров. В свой день рождения попробовал вещества и загулял на два месяца. Не знаю, как я остался жив… И тогда я сам позвонил родным с просьбой отвезти меня в реабилитационный центр на полный курс. Теперь я приехал совсем другой – с осознанием, что мне это надо. Чувствую себя чистым и счастливым».

«Мы тоже очень рано расслабились, – признается Ирина. – Отправили его тогда, в первый раз, в центр и занялись своими делами. И только после его срыва я поняла, что нужно было не терять время – ходить на группы для созависимых людей. Ведь мы были также больны, как и он. Наша псевдолюбовь не давала ему возможности повзрослеть.

Если после реабилитационного центра поменяются его реакции, его действия, нужно, чтобы и наши реакции стали здоровыми. Иначе снова будет срыв».

Дима остается пока в реабилитационном центре, проходит программу, созванивается с родными, планирует новую жизнь.

– О чем ты мечтаешь? – спросили Диму консультанты в реабилитационном центре.

– О семье, о детях. Я хочу такую же счастливую семью, как у моих родителей.

Коллажи Дмитрия ПЕТРОВА

Запись Не кладите на «алтарь любви» бессмысленные жертвы! С чего начинается помощь зависимому человеку впервые появилась Милосердие.ru.