Надежда — инструмент гражданского общества: почему утопии важны

Каким было бы идеальное общество? Я часто задаю людям этот вопрос. Это отличная тема для разговора на званом ужине, запоминающееся начало общения с новым знакомым или способ скоротать время в поездке. Некоторые люди отвечают мне, что видят пышные пальмы, тянущиеся к сверкающему голубому небу, а другие — гряду холмов, покрытых толстым слоем снега. Все респонденты в возрасте до 10 лет представляют себе волшебную ежедневную доставку шоколада, какого только пожелает душа, а одна знакомая в почтенном возрасте мечтает обмениваться продуктами со своей воображаемой фермы с соседями. Некоторые не могут придумать ничего лучше, чем совсем отказаться от работы, а другие представляют, что наконец-то найдут удовлетворение в работе по интересу, а не из нужды. А как насчет вас? В общем, мой вопрос таков: что для вас значит утопия?

«Утопию» придумал Томас Мор в 1516 году, он описал вымышленный идеальный остров. Для Мора утопия представляла собой общество, свободное от недостатков, незапятнанное социальными пороками и гармонично сбалансированное. Однако, происходя от греческих слов «ou» (не) и «tópos» (место), это слово можно приблизительно перевести как «нигде». Для Мора возможность достичь утопии была настолько маловероятной, что в самой природе термина он исключил ее существование.

Конечно, если думать о современной ситуации в мире, то утопия — это последнее слово, что придет в голову. Когда политика становится все более поляризованной, глобальные конфликты обостряются до предела, а последствия климатической катастрофы оказываются все более смертоносными, одно лишь упоминание об утопии рискует вызвать насмешку. В самом деле, даже рассуждения о том, что утопический мир в принципе вероятен, кажутся настолько абсурдными, что слово «утопия» приобрело совершенно иное значение.

Вспомним, как некоторые из самых ярких политических предложений сегодня слишком быстро отвергаются как «утопические». Массовые волнения в США после смерти Джорджа Флойда в 2020 году привели к тому, что политические лозунги о сокращении расходов на полицию и упразднении тюрем вошли в основные политические дискуссии, однако эти требования были быстро названы «утопией». Когда дискуссии о климате перешли к обсуждению того, как радикально пересмотреть потребление, чтобы избежать климатической катастрофы, то такие взгляды были названы «утопическими» из-за идеи о том, что человечество может изменить поведение столь фундаментальным образом, независимо от причины. Совсем недавно, когда во всем мире разразился кризис роста цен, многолетние дебаты о целесообразности всеобщего базового дохода вновь усилили яростную критику его «утопической» неправдоподобности.

Утопическое стало синонимом невозможного, нереалистичного. Назвать кого-то утопистом сегодня — значит осудить его за витание в облаках, наивность, мечтательность. Слово приобрело критический оттенок, а утопичная идея — это теперь видение не обнадеживающего будущего, а невозможного.

Такое негативное восприятие возникло не на пустом месте. Тень прошлого омрачает идею утопии: некоторые из наиболее известных попыток создания утопических обществ были неудачными. Разных диктаторов, хотя они и расходились во мнениях по многим вопросам, объединяло стремление к совершенству общества, как они его видели. Опасность для человеческой жизни, которую принесли эти попытки, а не сами неудачи, породила страх, что утопическое стремление имеет тенденцию к тоталитарным, абсолютистским методам. Таким образом, утопия стала рассматриваться как политика проблематичного идеализма, поощряющая стремление к «совершенному обществу», независимо от того, какой ценой оно будет достигнуто.

Помимо страшного прошлого, есть и сложное настоящее. В современной политике нет места для утопии. По иронии судьбы, антиутопия заняла гораздо более важное место в современном политическом дискурсе. В 2024 году в США новостные ленты и социальные сети наполнились отсылками на роман Маргарет Этвуд «Рассказ служанки», передающий атмосферу страха и безнадежности вокруг репродуктивных свобод женщин. Аналогичным образом, беспокойство по поводу потенциально надвигающегося запрета на книги вернуло роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» в заголовки газет, как раз когда, как ни парадоксально, начался резкий рост продаж антиутопической фантастики. Сегодня общество отвергает утопию. Неудивительно, что вопрос о том, пришли ли мы к «смерти утопии», поднимался многими теоретиками политологии. Неужели мы стали равнодушны к возможности того, что все когда-нибудь радикально изменится? Неужели нас больше не волнует улучшение общества? Можем ли мы вообще представить себе путь к такой жизни?

Исследователи полагают, что рано торопиться с выводами. Некоторые не только считают, что утопия актуальна сегодня, но и утверждают, что сейчас самое подходящее время для возрождения идеи утопии в политике.

Однако для начала необходимо осознать, насколько ограниченными были представления об идеальном обществе и что еще необходимо сделать. Утопия может означать идеологический проект, направленный на достижение совершенного общества (как было при нацизме). Однако часто игнорируется то, что лежит за этими пределами. Утопия как стратегия политики вдохновляет подход, который одновременно является критическим, образным и, что очень важно, аналитическим. В отличие от «великих идеологий» исторических утопий, такое переосмысление сфокусировано на том, как утопия предлагает радикально новый способ мышления о политическом взаимодействии. Это дает значительные возможности, особенно в темные времена.

Утопическое мышление — важнейшее напоминание о том, что социальный мир гораздо более податлив, чем мы думаем. Пандемия COVID-19 доказала, как быстро мы можем научиться принимать новые социальные правила, и напомнила нам о гибкости того, что мы считаем очень жесткими социальными границами.

Например, после того как пандемия разрушила ряд социальных условностей, американский этнограф Кристен Годси исследовала нуклеарную семью и традиционное воспитание детей с утопической точки зрения. Когда разразилась пандемия, многие родители громко заявили о недооцененной истине жизни: воспитание детей — это тяжелый труд. С ростом числа сообщений о родительском стрессе все больше молодых людей задумались о семейном будущем. Индустрия по уходу за детьми, призванная удовлетворять растущие потребности в этой сфере, показала, что социальные структуры, связанные с воспитанием детей, были проблемными задолго до появления COVID-19. Кристен Годси задалась вопросом: почему это так сложно, в то время как должно быть намного проще? Она отметила, что использование утопического мышления стало естественным во время пандемии, когда многие условности были отброшены, что послужило напоминанием о гибкости окружающих нас социальных правил. Поэтому многие люди стали мыслить и действовать более утопично, рассматривая альтернативные модели воспитания детей и задаваясь вопросом, как мы можем перестроить социальные структуры, чтобы облегчить жизнь всем, например, создать сообщества родительской взаимовыручки.

По мнению Годси, утопическое мышление стало первым шагом к осознанию того, что текущее положение не вечно, и на горизонте маячат новые способы организовать родительство. В современной политике утопизм может заново представить, как можно улучшить жизнь на базовом уровне силами людей и для людей. Утопическое мышление также способствует повышению политической активности граждан, побуждая нас переосмыслить свою роль в формировании мира, который мы хотим видеть.

Французский утопический социалист Анри де Сен-Симон был одним из главных сторонников идеи о том, что будущий «золотой век» будет создан и построен собственными усилиями человека. Когда утопизм напоминает о том, как много можно изменить, он также указывает на нашу способность сделать это. В нашем распоряжении больше политической власти, чем кажется на первый взгляд.

Если учесть все это, то вторая очевидная особенность утопического мышления заключается в том, что оно побуждает нас активизировать новые политические навыки. Вспомните упражнение на воображение, с которого мы начали. Какова была его цель? В отличие от политических лозунгов, которые побуждают нас крепко держаться за то немногое, что есть, из страха, что его отнимут, это упражнение на развитие воображения позволяет обратиться к возможностям изобилия и подумать о том, насколько лучше все могло бы быть, а не наоборот.

Мы задали себе «горизонт», который, по мнению исследователя утопического мышления Фатимы Виейры, является одной из центральных черт утопизма. Виейра утверждает, что утопическое мышление делится на четыре вида. Первый — это «перспективное мышление», при котором определяется утопический «горизонт». Важно, что его нельзя достичь, но он устанавливает воображаемые и желаемые высоты, что оживляет сам процесс. Второй вид — это критический анализ, который требует исследования настоящего. Таким образом, не следует обвинять утопическое мышление в нереалистичности, на самом деле оно предполагает откровенное столкновение с реальностью. Третий — целостное мышление, которое утверждает, что общество работает как единое целое, состоящее из множества взаимосвязанных компонентов. Все постепенные действия должны учитывать взаимосвязь общества, на которое они влияют. И, наконец, творческое мышление, которое не дает угаснуть возможности будущего по принципу «а что если?».

Утопическое мышление дает не только обоснованную критику настоящего, но и побуждает использовать различные навыки в политике, привлекая воображение и творчество, которые слишком часто подавляются как «неполитические» формы поведения. В примере Годси с группами родительской поддержки,творчество используется для решения новых и старых проблем в социальном устройстве воспитания детей. И эти идеи не остаются лишь фантазией. Как отмечает Годси, забота о детях и бесплатное образование, которые сегодня являются частью повседневной реальности, когда-то были утопией. Таким образом, как считает политолог Майкл Джей Койл, идея о том, что утопическое воображение обязательно исключает приземленную политику, неверна. Утопическое мышление — это не выдача желаемого за действительное, оно позволяет творчеству и воображению участвовать в дискуссиях о реальности и ее гибкости.

Наконец, и это, пожалуй, самое привлекательное из всего, утопизм привносит в современную политику надежду. Учитывая, что в политике, похоже, глубоко укоренилось ощущение безысходности, популярность антиутопий вполне объяснима. Однако, как считает правовед Марта Соневицка, утопическое мышление проявляет себя как форма «радикальной надежды», веры в возможность лучшего будущего, даже если мы пока не можем его представить или понять. Таким образом, утопизм — это своего рода сопротивление политике, которая отрезает любые возможности трансформаций. Ребекка Солнит писала: «Насилие — это власть государства; воображение и ненасилие — власть гражданского общества». Поэтому роль утопии в поощрении воображения, творчества и надежды является самой важной частью осуществления любых изменений. Утопия оживляет сознание людей, которые будут осуществлять изменения. Неудивительно, что утопия часто повторяется в произведениях искусства — в музыке, кино и литературе.

Поэтому, прежде чем отправить утопию на свалку, стоит подумать о том, как много она может предложить. Утопия устремлена к «горизонту», который постоянно маячит впереди, изобилуя возможностями. Утопия должна быть заново сформулирована не как цель идеального общества, а как инструмент, который мы используем на пути к лучшему. В повседневном политическом мышлении неоценимую роль играет как обоснованная критика настоящего, так и творческое осмысление будущего. Если утопическое мышление и может предложить нам что-то, так это надежду на то, что социальные беды сегодняшнего дня не должны длиться вечно. Утопия может стать путеводной звездой.

Сообщение Надежда — инструмент гражданского общества: почему утопии важны появились сначала на Идеономика – Умные о главном.