Они приходят с дождём

Они приходят с дождем. Всегда приходят. В этом я убеждался неоднократно.

Я не знаю, что мне делать, и куда деваться. Куда бы я не бежал, они всегда находят меня. Что им от меня нужно, зачем я им? Я не знаю. Но я знаю одно. Моя участь предрешена, они идут за мной. И они меня получат. В какой-то момент, мне просто надоест от них бегать.

Все началось с мая прошлого года, когда я усталый плелся домой с работы. В тот день, как раз, зарядил сильный весенний дождь, который, по идее, должен был принести облегчение природе, дать долгожданную силу жизни, возвестить о том, что пришло лето. Но, на самом деле, это был унылый, холодный ливень, капли которого напоминали стрелы, пронзающие землю и пригибающиее людей к земле.

Тогда, я очень вымотался на работе, и хотел поскорее добраться до дома. Принять душ, заварить крепкого чая, и врубить какой-нибудь фильм, под журчание которого я бы и заснул. Тогда, черт дернул меня пойти по парковой дороге. Если бы я знал, с чем мне придется столкнуться!

Но тогда я слишком устал, слишком жалел себя, и продолжал топать по скользкой каменной брусчатке нашего парка под бархатный голос чтеца, раздающийся у меня из наушников — в последнее время я подсел на аудиоистории.

Тьма постепенно сгущалась. Унылые сумерки заглядывали мне в лицо, касались кожи липким холодом. Сил спешить не было, и я решил воспользоваться моментом и подышать вечерней прохладой.

Внезапно, что-то привлекло мое внимание. Сначала, я даже не понял, что. Это было смутное движение где-то на краю зрения. И тем не менее, меня как током ударило. Я остановился. Осмотрелся. Вроде бы ничего особенного не заметил. Но, вот, вдалеке, там, где деревья постепенно исчезали в густых сумерках, я увидел фигуру. Странную, вроде, человеческую, но с ней было что-то не так. И я понял, что именно только спустя какое-то время. Фигура танцевала. И было в этом танце что-то такое… дикое, что-то бесшабашное, безнадежное и надрывно-веселое. Такое, что я невольно поежился. Танцор раскидывал длинные тонкие руки, подпрыгивал, выворачивал непропорционально длинные тощие ноги, кружился, и не замирал ни на мгновение. Будто некая сила заставляла его плясать. Самозабвенно, с надрывом. Я сам не понял, почему, но это меня напугало. Я не знал, что именно меня так поразило, но я почувствовал острое желание свалить куда подальше, забыть этого плясуна и больше никогда, никогда о нем не вспоминать. Усталость как рукой сняло. Я, с трудом, надо признаться, оторвал взгляд от этого блаженного, и бодрее зашагал к дому, то и дело попадая в глубокие лужи, черпая старыми кроссовками холодную грязную воду. Но мне было уже плевать. Я только хотел поскорее выбраться из парка, который теперь казался мне угрожающим. Будто на меня смотрит нечто, потешается, забавляется чуя мой растущий страх. Я почти бежал. Сердце бешено колотилось. Успокоился я только дома, когда захлопнул за собой и запер дверь своей квартиры.

Прошло около десяти дней. За работой и прочими хлопотами увиденное в парке забылось. И я, вроде бы, зажил своей обычной жизнью. Но, как говорится, я рано радовался. Вторая встреча с плясуном, точнее, с плясунами, состоялась в выходной день, в субботу. Я тогда стоял у окна, слушая шелест дождя, резвящегося в зеленых насаждениях у меня под окном. Любовался пробивающимися сквозь тучи прощальными лучами солнца. Случайно мой взгляд скользнул в сквер под окнами моей квартиры. И я похолодел. Плясун был там. И не один. Целых три фигуры бесновались в диком, неистовом танце прямо под моими окнами. Я видел как они откидывают невероятные коленца, как кружатся и скачут, будто перебравшие балерины на рок-концерте. И мне даже чудилось, будто я слышу смех. Дикий, безумный, полный боли, горя и отчаянной радости, радости жертвы, мучения которой вот-вот прорвутся.

Я отпрянул от окна. Или мне казалось, или, сквозь шелест дождя, я всё ещё слышал тонкий, визгливый смех.

Я плохо спал в ту ночь. Меня душили кошмары. Я видел черную землю под красным небом. Видел, как вокруг меня пляшут сгорбленные уродцы с длинными тощими ногами и руками. Как они смеются, заливаются смехом сумасшедших, утонувших в своем бреду. Я не мог вырваться из их круга. И что, самое страшное, я тоже начинал танцевать. Кружиться, подпрыгивать. Отчаяние и ужас захлестнули меня настолько, что пробили порог, до которого ты еще можешь кричать, или хотя бы плакать, и я не мог ничего, кроме как смеяться. Смеяться так же, как и мои новообретенные братья. Я смеялся вместе с ними. Смеялся надрывно, смеялся отчаянно, смеялся как смеется безнадежно больной, как смеется приговоренный к мучительной казни. Смеялся, и смех мой походил на бульканье утопающего в трясине…

Я проснулся, резко вскочил. И в горле моем клокотали остатки не крика, нет. Горло саднило от безумного, надрывного, захлебывающегося смеха.

Дожди шли часто. И вместе с дождями, меня преследовали они… Я старался не обращать на них внимания, но их становилось все больше, они приближались ко мне, особенно, когда я был один. Когда я был среди людей, они ютились поодаль, там, где не было никого. Словно говорили: “ничего, мы подождем”.

Я перестал есть, я перестал спать. Я боялся выходить из дома. И, однажды, мне почудилось, что я слышу тихое хихиканье и вкрадчивые шаги у меня в квартире.

Моя тревога и страх росли. Я больше не мог этого выносить!

Я собрал вещи, выпросил у родителей ключи от дачи и, под предлогом, что открою дачный сезон, уехал. Я думал спрятаться там. Там, где они меня не найдут. В старом бабушкином доме, где мне всегда было спокойно и хорошо. Я даже тогда думал, что дух бабушки меня защитит… Тогда я готов был ухватиться за любую соломинку.

Но как же я ошибался!

Когда я приехал, начался дождь. Паника подступила к горлу, когда я почувствовал, что не один. Мой путь к дому лежал через поле и перелесок, и я, молясь и матерясь одновременно, спешил к спасительному дому.

Даже сквозь наушники, я услышал нарастающий визгливый смех. А потом и увидел их. Плясуны сопровождали меня. Изломанные, темные фигуры, обряженные в лохмотья. Они скользили рядом, не приближаясь, но и не отдаляясь, кружась и подпрыгивая, размахивая тощими руками с длинными тонкими пальцами. И их хохот, словно гвозди, вколачивался в мой воспаленный мозг. Я уже бежал. Как был, влетел в наш дом, заперся на все засовы. И, или мне показалось, или я действительно, в сгущающейся мгле, увидел как за окном мелькают тощие, изломанные силуэты.

Я понял, что мне не скрыться. Что они рано, или поздно достанут меня. Я больше не слышу ничего, кроме дробного топота их ног и истерического смеха. Я сам уже начинаю посмеиваться от мысли о том, что мне не скрыться. И я ловил себя на том, как я начинаю ритмично двигаться и выделывать неуклюжие па. Сквозь смех, ввинчивающийся мне в уши, я слышу, как меня зовут. Без слов, но настойчиво и неутомимо — иди к нам. Иди к нам. У нас весело. Веселье не заканчивается никогда.

Я знаю, что это мой последний день. Да и не все ли равно? Я уже потерял счет времени. Гребаный дождь все идет и идет, не переставая. А танец и веселье никогда не кончается. Может, это моя судьба, присоединиться к ним?

Решено! Сегодня же я выйду к ним…

Наверное, это не так уж и плохо…

Повеселиться так от души…

Так что же мне мешает?

Обсудить