Реформирование миропорядка Китаю сейчас важнее демонстрации военной мощи

В начале месяца Китай был центром мировой политики – саммит ШОС и военный парад в Пекине это продемонстрировали. В чём значимость этих событий для КНР? Беседуем с заместителем директора Национального исследовательского Института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН Александром Ломановым. Интервью подготовлено в рамках программы «Международное обозрение».

Фёдор Лукьянов: В Китае символизм – очень важный элемент жизни и всех мероприятий. Что значит для Китая парад, который мы все смотрели? Что нам хотели сообщить?

Александр Ломанов: Не только нам хотели сообщить, но и всему китайскому народу. Парад на площади Тяньаньмэнь – самое главное символическое событие, которое только может быть в современном Китае. Именно на площади Тяньаньмэнь 1 октября 1949 г. было объявлено о провозглашении нового государства – Китайской Народной Республики. Именно на этой трибуне в окружении соратников стоял тогда в похожем френче Мао Цзэдун. Большой военный парад на Тяньаньмэнь происходит в современном Китае не так часто – на юбилей разгрома Японии и на круглую годовщину образования КНР. В это мероприятие вкладывают большие ресурсы, его очень ждут. Политический символизм понятен: сплочение народа, мощь государства, успехи руководства Компартии Китая. На этот раз была заявка на то, чтобы утвердить историческую память о вкладе Китая в победу над империалистической милитаристской Японией.

Что касается военно-технической стороны, предпринята попытка показать не только могущество, но и способность создавать новое. В прошлом иностранные обозреватели, наблюдая за техникой на китайском параде, поначалу говорили: «Это куплено за границей». Позднее они поясняли: «Это уже сделано в Китае, но по иностранным образцам».

Облик парада окрашен китайским стилем: исполнение патриотических песен, множество зрителей. Торжества показали организационный потенциал Китая, способность собрать вместе большое количество людей с тем, чтобы они действовали в унисон, красиво и впечатляюще.

Фёдор Лукьянов: Память о Второй мировой войне очень важна для Китая, как и для нас, но время идёт и роль её меняется (и у нас меняется, и там меняется). С точки зрения не прошлого, а будущего, какое место в китайской политике занимает память о войне?

Александр Ломанов: Всё более возрастающее. На фоне прочих крупных держав Китай в годы войны располагал лишь зачатками военной промышленности. Противостоявшие агрессии ведущие страны – СССР, США, Великобритания, потерпевшая поражение Франция – обладали собственным танкостроением и авиастроением. Китай самостоятельно мог производить стрелковое оружие, пулемёты, артиллерийские орудия, снаряды, патроны и взрывчатку. Всё остальное, что требовалось для войны с превосходящим по силам противником, надо было закупать за рубежом. Поначалу техникой снабжал Советский Союз, вместе с самолётами прибыли советские лётчики-добровольцы, но после июня 1941 г. такая возможность исчезла. Потом военную помощь в основном предоставляли американцы. Первый урок памяти – необходимость собственной промышленной системы. Си Цзиньпин время от времени напоминает: «Слабых бьют».

Фёдор Лукьянов: Не только он об этом напоминает.

Александр Ломанов: Это особенно актуально, когда обстановка обостряется и возникает предчувствие, что возможна новая схватка. Китай хочет быть сильным, дабы не создавать у других держав искушения на него давить или каким-то образом обыгрывать тезис о военной, военно-технической либо военно-политической слабости Китая.

Второе – историческая связка между завершением войны и созданием Организации Объединённых Наций. Для Китая очень важно напомнить о себе как об одном из создателей ООН. Эта связь на время затерялась, поскольку создателем ООН была гоминьдановская Китайская Республика. Пекин смог занять место в ООН и кресло в Совбезе Организации лишь в начале 1970-х годов. Сейчас Китай хочет сказать своё слово в создании нового миропорядка. Он выдвигает ради этого свои концепции, взгляды и идеи. Там считают целесообразным напомнить о том, что Китай как держава-победительница во Второй мировой войне участвовал в создании ООН, в разработке Устава Организации и принципов послевоенного миропорядка. В связи с этим Китай обладает достаточными компетенциями и историческими правами для того, чтобы предлагать планы реформирования этого миропорядка. Я думаю, этот тезис сейчас для Китая более важен, чем демонстрация военной мощи.

Фёдор Лукьянов: В Китае очень любят объявлять масштабные начинания. Инициатива глобального управления, которая сейчас заявлена, это нечто очень крупное, судя по замаху, но, как у них принято, не очень конкретное и довольно расплывчатое. Что это значит?

Александр Ломанов: Если посмотреть на выступления Си Цзиньпина после его прихода к власти в 2012 г., проблема реформы глобального управления присутствует в них, как минимум, с середины прошлого десятилетия. Интерес китайских властей и экспертного сообщества к реформе глобального управления очевиден на протяжении многих лет. Новым является выдвижение этой темы на столь высокий официальный уровень.

Да и вообще провозглашение Китаем серии глобальных инициатив – это недавнее явление. В 2021 г. появилась инициатива глобального развития, в 2022 г. – инициатива глобальной безопасности, в 2023 г. – инициатива глобальных цивилизаций. Нынешняя инициатива глобального управления стала четвёртой по счёту.

Внутренние тезисы инициативы глобального управления намечают общие контуры чаемого будущего мироустройства – суверенное равенство, следование международному праву, многосторонность. Завершающий пятый пункт настаивает на том, что реформа глобального управления должна быть нацелена на практические действия и приносить результаты для всех стран.

Фёдор Лукьянов: В смысле, лучше или безопаснее жить?

Александр Ломанов: И то, и другое. Четвёртый пункт инициативы – призыв относиться к людям как «корню» глобальной системы, напоминающий советский лозунг «всё во имя человека, всё для блага человека». Си Цзиньпин предлагает гарантировать возможность участия народов всех стран мира в глобальном управлении, обеспечить всем доступ к позитивным плодам этого управления, вместе преодолевать вызовы, сокращать разрыв в развитии между Югом и Севером, защищать общие интересы всех стран мира. Речь о том, чтобы люди во всём мире чувствовали в своей повседневной жизни позитивный эффект реформы глобального управления.

Фёдор Лукьянов: У нас обратили внимание в рамках визита президента России на продвижение по части газового контракта и строительства новой трубы. Это давняя, очень важная тема. Сначала было ощущение, что некий большой шаг, потом выяснилось, что детали всё-таки ещё не согласованы. Это можно считать каким-то качественным изменением в энергетической сфере в регионе?

Александр Ломанов: Я вижу в этом очередной шаг, указывающий на продолжение российско-китайского сближения. Такова специфика двусторонних отношений последних десятилетий. В целом всё достаточно стабильно, неизменно хорошая позитивная атмосфера. Но благодаря небольшим позитивным шажкам формируются предпосылки для накопления малых количественных изменений с возможностью перехода к более высокому качеству взаимодействия.

Газовая договорённость – сигнал Китая, что он не опасается американского давления. Пекин готов отстаивать свою линию, несмотря на попытки США и Европы использовать инструменты экономического шантажа, в том числе в связи с закупкой российских энергоресурсов. Главный вопрос – если эти планы станут реальностью (а визит российского президента в Китай приблизил их к практическому осуществлению), что будет с китайско-американским энергетическим сотрудничеством? США мечтают навязать Китаю крупномасштабные поставки американского сжиженного природного газа. Если объём поступления природного газа из России будет увеличиваться, места для американского газа на китайском рынке останется всё меньше. Это понимают и в Пекине, и в Вашингтоне. Реализация российско-китайского газового проекта будет провоцировать американскую сторону, как минимум, на недовольство, которое потом может трансформироваться в дальнейший рост политического и экономического давления на Китай.

Фёдор Лукьянов: Тема, которая вызвала наибольшее оживление, потому что ближе всего к людям, это достаточно неожиданное объявление Китая о введении на год безвизового режима для российских граждан. Президент России на Восточном экономическом форуме честно сказал, что это стало неожиданностью и сюрпризом для России, но сердечно поблагодарил и сказал, что у нас будут приняты зеркальные меры. Что это означает? Китай просто понял, что российские туристы несут много денег или это что-то больше?

Александр Ломанов: Китай с его экономическим прагматизмом и здравым смыслом давно понял выгоду и пользу от зарубежных туристов. В одностороннем порядке Китай уже отменил визовые барьеры для нескольких десятков стран. Это новая страница в китайской политике открытости внешнему миру. Устранением визовых барьеров всерьёз занялись после коронавируса. На фоне общего осложнения отношений между Западом и Китаем поток западных туристов после пандемии не восстановился. Это связано в том числе с усложнением транспортной схемы, ведь пролёт над территорией России для западных авиакомпаний невозможен, время в пути для направляющихся в Китай туристов из Европы удлинилось. В 2023–2024 гг. Китай в одностороннем порядке предоставил безвизовый въезд многим членам Европейского Союза, летом 2025 г. – нескольким странам Латинской Америки. Всякий раз подчёркивается, что эта мера действует в течение ограниченного срока. Ещё свыше двадцати стран имеют с Китаем соглашения о взаимном безвизовом обмене, в том числе постсоветские государства.

Когда общее количество стран, граждане которых могут ездить в Китай без виз, приблизилось к семидесяти, созрел вопрос – почему там нет России? Ведь отношения друг с другом обе страны считают образцом сотрудничества и партнёрства.

Китайцы любят путешествовать и смотреть мир, они интересуются Россией. Хотя поколение эпохи «великой дружбы» между СССР и Китаем 1950-х гг. уходит от нас, во многих китайских семьях живут воспоминания о том, как дедушка или бабушка ездили в Советский Союз, учили русский язык, работали в Китае под руководством советских специалистов, приобщались к русской и советской культуре. Если российская сторона сможет эффективным образом устранить визовые барьеры, приток китайских гостей нам гарантирован. Главное, чтобы с этим справились транспортная система, сфера обслуживания, и, самое важное, служба пограничного контроля.

Этот тот случай, когда небольшие административные решения способны привести к качественному улучшению атмосферы двусторонних отношений. Отмена виз создает предпосылки для взрывного расширения нашего двустороннего общения и контактов. Появляется возможность восполнить отсутствие рядом с нами поколения «великой дружбы», представители которого с обеих сторон до конца своих дней старались сохранить и развить традицию российско-китайского сотрудничества.