Предупреждения Клайва Льюиса о стремлении к власти
По мнению Льюиса, стремление к власти над природой — от попыток контролировать погоду до попыток контролировать саму человеческую природу — противоречит духу удивления, благодарности и восхищения. Оно также склонно превращать других людей и саму природу в аксессуары, заставляя нас терять из виду их внутреннюю ценность.
Льюис наиболее чётко сформулировал это предупреждение в своей научно-популярной книге «Уничтожение человека», основанной на серии его лекций в Кингс-колледже в Ньюкасле в 1943 году. Книга начинается с критики недавно опубликованных учебников, которые продвигали релятивизм и подрывали веру в объективную истину. Далее он бросает вызов современным попыткам отказаться от естественного права и манипулировать природой в интересах человечества, что на практике часто означает, что некоторые люди используют прикладную науку как средство для установления контроля над другими людьми.
В одной из частей книги Льюис рассматривает три примера власти человечества над природой: радио, самолёт и противозачаточные средства. Он демонстрирует, как каждый из них на самом деле ослабляет человечество в той же мере, в какой укрепляет его:
«Что касается сил, проявляющихся в самолёте или радио, человек является в равной степени пациентом или объектом, как и владельцем, поскольку он мишень как для бомб, так и для пропаганды».
Контрацептивы, по мнению Льюиса, также представляют собой власть живых людей над ещё не родившимися — власть предотвратить их появление на свет. Сравнивая эти три примера, Льюис приходит к выводу:
«С этой точки зрения, то, что мы называем властью человека над природой, оказывается властью, которую одни люди осуществляют над другими, используя природу в качестве инструмента».
Льюис опасался, что яростное стремление к власти, неутолимое желание подчинить природу прихотям человека не только поработит большую часть человечества, но и в итоге приведёт к полному уничтожению человечества. Он писал:
«Наступает последний этап, когда человек с помощью евгеники, пренатального кондиционирования, образования и пропаганды, основанных на совершенной прикладной психологии, обретает полный контроль над собой. Человеческая природа будет последней частью Природы, которая сдастся человеку. Тогда битва будет выиграна. … Но кто именно её выиграет?»
Стремясь переделать человеческую природу под собственные цели, мы рискуем уничтожить саму свою идентичность.
Конечно, научные открытия сами по себе — это хорошо. Многие технологии значительно улучшают нашу жизнь, и Льюис, безусловно, признавал это. Он не предостерегал от научных исследований как таковых; скорее, он продемонстрировал как в своих художественных, так и в научно-популярных произведениях, как научная деятельность может пойти наперекосяк, когда она становится жадной до власти и слепой к внутренней доброте природы и ценности человека, который в некоторой степени является частью этой природной реальности. Когда целью науки становится превращение природы в оружие против самой себя и против человечества, то что-то пошло ужасно не так.
Магия и наука
Льюис, вероятно, наиболее известен своими фантастическими книгами «Хроники Нарнии», в которых магия играет гораздо большую роль, чем наука. Но Льюис явно видел в образе «злого волшебника» или «тёмного чародея» — такого, как дядя Эндрю или даже Белая Колдунья — прямую параллель с «сумасшедшим учёным», который более знаком нам в современном контексте.
Фактически в «Уничтожении человека» он утверждал, что магия и наука — того типа, который описан выше — во многом параллельны друг другу.
«Серьёзные магические усилия и серьёзные научные усилия — близнецы: один был болезненным и умер, другой — сильным и процветающим. Но они были близнецами. Они родились из одного и того же импульса».
Этим импульсом было желание подчинить естественный порядок своей воле — любой ценой, включая компромисс с моралью.
В мыслях Льюиса мы видим определённые характерные симптомы жаждущего власти «тёмного волшебника» или его следствия, «сумасшедшего учёного»: бесчувственность к страданиям других, пренебрежение моральными границами и невосприимчивость к красоте природы.
Например, в первой книге «Хроники Нарнии» молодой мальчик Дигори Кирк и его подруга Полли Пламмер становятся подопытными кроликами для дяди Дигори, Эндрю, волшебника, создавшего магические кольца, которые могут переносить людей в другой мир. Эндрю обманом заставляет Полли прикоснуться к кольцу и отправляет её в другой мир, потому что сам Эндрю слишком труслив, чтобы исследовать другой мир. Он хочет, чтобы испытуемые сделали это за него.
Испугавшись за свою подругу, Дигори громко возражает против этого, но Эндрю отмахивается от беспокойства Дигори о Полли, считая её безопасность совершенно неважной по сравнению с его «великим экспериментом». Он говорит Дигори:
«Я великий учёный, волшебник, адепт, который проводит эксперимент. Конечно, мне нужны подопытные для этого».
Согласие или отсутствие согласия этих подопытных не имеет никакого значения для волшебника. Их страдания его нисколько не волнуют.
В ходе того же разговора Дигори также возражает против невыполнения обещаний своим дядей. С типичной для властолюбивых людей высокомерием дядя Эндрю отвечает:
«Ты должен понять, что правила такого рода, какими бы прекрасными они ни были для маленьких мальчиков, слуг, женщин и даже людей в целом, не могут применяться к глубоким студентам, великим мыслителям и мудрецам. Нет, Дигори. Люди, подобные мне, обладающие скрытой мудростью, освобождены от обычных правил, так же как мы лишены обычных удовольствий».
В другом романе Льюиса, «Из тихой планеты», главный герой снова используется в качестве подопытного в эксперименте людей, жаждущих власти. На этот раз это скорее учёные, чем волшебники, хотя различие между ними остаётся размытым. Элвин Рэнсом похищен двумя учёными, которые заключают его в тюрьму на космическом корабле, направляющемся к другой планете. Один из двух похитителей Девайн посещает планету в поисках золота, а не из любви к открытиям или из чувства удивления перед новыми мирами.
Это ещё один признак тёмного волшебника-сумасшедшего учёного: они безразличны к красоте и тайне того, что пытаются эксплуатировать.
По стопам Льюиса: «Пиранези»
Эта тема встречается во всей великой литературе. Любовь к власти ослепляет некоторых и делает их неспособными ценить что-либо само по себе. Один из самых интересных примеров этого в традиции Льюиса встречается в современном романе «Пиранези» Сюзанны Кларк. Кларк находилась под сильным влиянием К. С. Льюиса, и мы видим, как она использует его идеи на протяжении всей книги.
Как и Рэнсом или Дигори, одноимённый герой «Пиранези» был похищен человеком, занимающимся «экспериментом». Пиранези оказывается в ловушке другого мира — лабиринтного дома с огромными залами и величественными лестницами, затопленного странным морем и наполненного прекрасными безмолвными статуями. Он бродит в одиночестве по коридорам, в которых шумит и бурлит таинственный океанский прилив. Восхищаясь красотой «Дома», он разговаривает с морскими птицами, забывает о своём прошлом и о том, что его похититель, учёный-волшебник Валентайн Кеттерли, является врагом, а не другом.
Здесь Кларк полностью стирает грань между учёным и волшебником, называя Кеттерли и тем и другим на протяжении всей книги. Как и бесчисленные маги и учёные до него, он поглощён поиском тайного знания, которое даст ему власть над собой и другими. Он верит, что древние люди обладали этим тайным знанием и что оно спрятано где-то в лабиринте, окружённом морем.
Кеттерли признаёт, что для древних людей мир был околдованным и значимым. Природа была олицетворена, могущественна и жива. Однако он совершает типичную для современности ошибку, смешивая очарование с колдовством. То есть он хочет обрести мудрость древних, чтобы использовать её в своих целях, для получения власти над природой. Он не осознаёт, что такое отношение противоречит истинной мудрости древних.
Мир не может быть очаровательным — не может быть местом радости, восторга и смысла — для человека, который желает только использовать мир. Вот почему Кеттерли совершенно невосприимчив к красоте лабиринта и видит в нём лишь средство для достижения власти. «Тайное знание» древних буквально находится прямо перед ним, вокруг него, в красоте лабиринта, но он его не видит. Он считает лабиринт унылым, скучным местом, тогда как Пиранези, глядя на него с восхищением, улавливает сияние славы, которое пронизывает все — изысканные статуи, парящих птиц, гудящее море. Для него всё это имеет смысл.
Пиранези, в конце концов, осознаёт бессмысленность стремления Кеттерли к тайному знанию:
«Я понял, что поиски Знания побудили нас думать о Доме как о какой-то загадке, которую нужно разгадать, тексте, который нужно интерпретировать, и что если мы когда-нибудь откроем Знание, то это будет, как будто Ценность была вырвана из Дома, и всё, что останется, будет просто декорацией. Вид 192-го западного зала при лунном свете заставил меня понять, насколько это нелепо. Дом ценен потому, что он есть Дом. Он достаточен сам по себе. Он не является средством для достижения цели».
Здесь Пиранези затрагивает глубокую мудрость, с которой, я думаю, согласились бы многие из лучших умов древнего мира, не говоря уже о самом К. С. Льюисе.