Поэт Бен Джонсон и тайна отцовства

Тип и масштаб доминирующей мечты варьируется от человека к человеку, но всегда она представляет собой внутренний огонь, который зажигает свет в глазах мужчины.

Это та определённая тема, которая заставляет его застыть в неподвижности с отстранённым взглядом. Говоря простым языком, это его страсть.

Бен Джонсон хотел стать поэтом и драматургом. Живший в Англии на рубеже XVII века, он прошёл путь от скромного подмастерья каменщика до литератора, писал эссе, стихи и пьесы, получившие широкое признание. Действительно, многие считают его вторым после его друга и соперника Шекспира в категории елизаветинских драматургов.

Джонсон был известен своими сатирическими пьесами, такими как «Вольпоне», «Всяк в своём нраве» и «Алхимик». Кроме того, он был чрезвычайно искусным поэтом, чьи стихи являются одними из самых антологизированных на английском языке. В «Оксфордском справочнике по английской литературе» его описывают как «высокомерного и ссорящегося, но бесстрашного, сердечного и интеллектуально честного».

Что же этот высокомерный и блестящий писатель считал своим главным творческим достижением? Это были не его пьесы, не его поэмы. О том, что это было, он рассказывает в коротком стихотворении «О моём первом сыне», написанном примерно в 1603 году.

Прощай, мой Бенджамин. Вина моя
В том, что в твою удачу верил я.
Ты на семь лет был ссужен небом мне,
Но нынче оплатил я долг вполне.
Нет, не рыдаю я. Рыдать грешно
О том, что зависть вызывать должно.
Нам всем придётся скоро в мир теней:
Уйти от плоти яростной своей.
И если горе не подточит силы,
То старость доведёт нас до могилы.
Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,
Бен Джонсон лучшее своё творенье
И клятву дал: столь сильно, как его,
Не полюбить вовеки никого.

Джонсон написал это стихотворение в связи со смертью своего семилетнего сына, тоже Бенджамина, который умер в свой день рождения. Это душераздирающее, горько-сладкое стихотворение —выражение глубокой отцовской любви и отцовской скорби.

Противоречивые чувства отца придают стихотворению напряжённость и искренность. Убитый горем, он наполовину задаётся вопросом, не сделал ли он что-то неправильно, не возлагал ли он слишком много надежд на своего умершего сына — своего рода чрезмерная привязанность, из-за которой Бог забрал мальчика. Однако он также осознаёт, что мальчик никогда не принадлежал ему полностью, что его отцовство было своего рода опекой.

Отец выражает свою печаль, но сразу после этого переосмысливает судьбу сына в позитивном свете. Его сын избежал страданий, боли мира, необузданных страстей и старости. В этом размышлении звучит нота мирного принятия.

Джонсон молится о том, чтобы в будущем не любить так сильно, как своего сына, чтобы избежать боли, но при этом он знает, что эта любовь была одним из самых важных переживаний в его жизни.

Это стихотворение-эпитафия говорит о нескольких глубоких истинах отцовства, о том, как радость и печаль смешиваются во время скорби, о неописуемой радости отцовства, но также и о том, что отцовство делает мужчину уязвимым, каким он никогда раньше не был.

Не только смерть ребёнка — даже просто наблюдение за тем, как ребёнок страдает, спотыкается или сбивается с пути, не в силах исправить ситуацию, ранит отца. Отцы ходят с разбитыми сердцами.

Но, несмотря на всё это, оно того стоит. Джонсон считал своего сына «лучшим своим произведением», он был его шедевром.

Я подозреваю, что большинство отцов чувствуют то же самое по отношению к своим детям. Ранее я уже писал о страсти мужчины — бизнесмена, фермера, солдата, писателя, которые мечтают о том, чего они добьются на этих поприщах. Некоторые мужчины достигают этих мечтаний, некоторые нет. В любом случае мужчина, ставший отцом, с удивлением обнаруживает, что его самая важная работа оказалась совсем не такой, как он ожидал. Большинство мужчин осознают, что новые жизни, которые они приносят в этот мир, прочнее удерживают их сердце, чем любой «проект» или «страсть».

Мужчина испытывает ошеломление, когда его ребёнок впервые берёт его за палец и смотрит на него широко распахнутыми, удивлёнными глазами. Внезапно его «проекты» стали означать нечто иное, чем раньше. Внезапно он становится уязвимым. Но он не хотел бы, чтобы было иначе.