Евровойна сегодня и в ретроспективе
В стародавние времена, когда европредки на берегах нынешних еврокурортов занимались всяким непотребством типа пунических войн, зеваки – любители батальных сцен - могли наблюдать одну и ту же, повторяющуюся из раза в раз картину. Впереди стальных легионов и железных фаланг бежали на неприятеля толпы одноразовых дикарей, корча рожи, кидаясь камнями и вообще не заморачиваясь приличным для воинов поведением.
В стародавние времена, когда европредки на берегах нынешних еврокурортов занимались всяким непотребством типа пунических войн, зеваки – любители батальных сцен - могли наблюдать одну и ту же, повторяющуюся из раза в раз картину. Впереди стальных легионов и железных фаланг (на самом деле, бронзовых и медных, но это не так брутально звучит) бежали на неприятеля толпы одноразовых дикарей, корча рожи, кидаясь камнями и вообще не заморачиваясь приличным для воинов поведением. Эти толпы голодранцев, набранные из близлежащих хуторов, суровые гоплиты и легионеры могли даже называть союзниками, морщась при этом, как от лимона. А потом начиналась война, и одноразовое стадо, подгоняемое пинками и затрещинами, обязано было первым пасть под кинжальными ударами врага и, если не нанести урон, то хотя бы утомить передовые шеренги противника, вынужденного тупить свои гладиусы и ксифосы о табуны шелупони, бросающейся на воинский строй. Растерзанные тушки сателлитов предъявлялись поэтам-летописцам, а те красочно и за недорого прописывали врагов, как бесчестных законченных мерзавцев, обижающих маленьких, беззащитных проходимцев. Предложение вооружить разовых союзников хоть чем-то, напоминающим вооружение основных сражающихся сил, вызвало бы у легионеров и гоплитов гамму эмоций от снисходительной улыбки до армейского истерического ржания. Тратить дорогостоящий доспех на тех, чья жизнь дешевле жизни курицы – верх расточительности и бесхозяйственности. Что римский, что древнегреческий строй поголовной и абсолютной демократии демонстрировали крайне демократичное отношение к правам подмандатного населения. Всё было поделено поровну: права – одним, обязанности – другим! И только единственная «дикая» северная страна не признавала такой «власти народа», презирала воителей, прячущихся за спины рабов и если уж доверяла оружие чужакам и пленникам, то ставила их в свой строй наравне с другими. Как писал император Маврикий в своём «Стратегиконе», «не держат русы пленников в рабстве, предлагая им на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси, или остаться там (где они находятся) на положении свободных и друзей». За прошедшие тысячелетия ничего не изменилось. Всё так же впереди евролегионов и еврофаланг, завывая и вереща, бегут толпы неофитов-евросоюзников, размахивая дрекольем. Всё так же суетятся придворные пииты, прилежно фиксируя варварство «дикой северной страны», не умеющей воевать чужими руками и жить за чужой счёт. Буэ на таких! Стыд и позор! Ату! Сегодня, как и много лет назад, стоят лицом на северо-восток железные евролегионы, а перед ними – заискивающая, новоиспеченная еврошелупонь. И самый главный демократ, снисходительно похлопывая вассала-союзника, милостиво повелевает: -Гут-гут, карашо! А теперь Форвертс! Вперед! Марш! -А как же силы демократии? – шепотом спрашивают евровассалы, – они будут воевать с нами или за нас? -Не волнуйся, мой демократический нераб! Они за вас отомстят! Шнель! Источник