Крах западной политики Даниила Галицкого
В постсоветской историографии распространено противопоставление двух древнерусских князей XIII века — Александра Ярославича Невского и Даниила Романовича Галицкого. Независимо от того, какие оценки (положительные или отрицательные) даются политике обоих, первый обычно позиционируется как «евразиец» и сторонник подчинения Орде (факты поддержания им связей с западными странами в этой парадигме обычно игнорируются), а второй — как «западник», искавший союза с западными государствами в борьбе с монгольским игом. Но насколько адекватно подобное противопоставление? И насколько успешной была «западная» политика Даниила Галицкого? Насколько вообще в действительности он умел договариваться с различными правителями западных государств?
Речь пойдёт о политике Даниила в 50-ые годы XIII века, которая обычно рассматривается как апофеоз его «западнической» политической линии — когда он, в частности, получил от Папы Римского королевскую корону и подписал унию с Римом. Правда, в наши дни на «униатскую» политику Даниила начали смотреть под иным углом — например, как часть политической игры Византии, направленной на улучшение отношений с Папством через обещания унии. В целом переговоры об унии для православных стран в XIII веке были частым способом обезопасить себя от агрессии со стороны католических государств (поскольку Папство нередко руководствовалось скорее религиозными, чем узко-политическими соображениями, и могло даже защищать потенциальных униатов от католиков), а соседом Даниила являлся литовский князь Миндовг, одно время официально исповедовавший католицизм и даже получивший от Папы королевскую корону.
Но речь сейчас пойдёт не об унии, а о других политических инициативах Даниила. Возьмём, например, неудачную попытку Даниила в 1256 году привлечь Миндовга — на тот момент де-юре являвшегося католическим монархом и потому потенциальным союзником Галицко-Волынского княжества против монголов как общих врагов христианских народов — к антимонгольскому походу на Киев. Поход закономерно провалился в силу несогласованности действий и мелочного эгоизма обеих сторон. Этот вопрос хорошо разобран, например, в исследовании Д. М. Мартынюка «До Герберштейна: Австрия и Восточная Европа в системе персональных связей и культурных контактов (XIII — начало XVI века)» в контексте биографии Романа Даниловича, одного из сыновей Даниила Галицкого:
«Весной 1256 года Даниил Романович счёл себя достаточно сильным для того, чтобы бросить вызов татарам («воздвиже рать противу татаром(ъ)»). В поход выступили Даниил с братом Василько и сыновьями Шварном и Львом, то есть все силы Галицко-Волынской земли. Свою поддержку обещал и правитель Литвы Миндовг: «Пришлю к тобѣ Романа и новогородцѣ, а бы пошелъ ко Возвяглю, от(ъ)туда и къ Кыеву». Однако широко задуманный поход («к Кыеву»!) не пошёл дальше городка Возвягля на границе Волынской и Киевской земель, возле которого планировалось соединение войск. Причиной вновь стало отсутствие координации действий союзных войск: Даниил и Василько прибыли к городу раньше и разорили его, не дождавшись союзников, после чего ушли домой. Когда к городу подошёл Роман со своей дружиной и союзными литовцами, они нашли только дымящиеся руины и рыскающих по ним псов: («токмо и головнѣ ти псы течюще по городищѹ»).
Поход на Киев закончился, так и не начавшись: Роман отправился вслед за отцом, а литовский отряд отпустил домой. Литовцы посчитали это нарушением договорённости и на обратном пути, «гнѣвъ держаще», начали грабить окрестности Луцка. Здесь их настигло наскоро собранное русское войско и истребило в ожесточённой битве у озера Коструга: литовцев загнали в озеро, где они тонули, вдесятером цепляясь за одного коня».
По остроумному замечанию Мартынюка, «Ещё раз отметим талант придворного летописца, в изложении которого даже «воздвижение рати» против татар, в результате которого не пострадал ни один татарин, а был сожжён русский город и истреблён отряд союзных литовцев, становится успехом короля Даниила Романовича».
«Королю Руси» Даниилу удалось отразить нападение литовцев (бывших союзников) на свои земли, однако союз галицко-волынских князей и литовского короля оказался разрушен (позднее галицко-волынские князья даже приняли участие в походе монголов на Литву, хотя и подневольно), а вышеупомянутый сын Даниила Роман, по-видимому, погиб:
«Обстоятельства разрыва союзнических отношений между Даниилом и Миндовгом неясны, однако нелепый провал похода 1256 года и уничтожение литовского вспомогательного войска не могли не сыграть в этом разрыве какую-то роль. В развернувшемся в дальнейшем конфликте между королём Руси и королём Литвы заложником, а потом и жертвой стал князь Роман. Информации о его судьбе крайне недостаточно, но ход событий».
Между тем, до этого именно с Романом у Даниила были связаны весьма амбициозные планы, направленные на то, чтобы одновременно установить с Литвой дружественные отношения и при этом распространить влияние галицко-волынских князей на прежде подконтрольные Литве земли Чёрной Руси (современной северо-западной Белоруссии):
«В 1254 году между королём Даниилом и королём Миндовгом было заключено соглашение, в результате которого князь Роман получил земли так называемой «Чёрной Руси» с городами Новогрудок, Слоним, Волковыск <...> Это был компромисс, который учитывал интересы обеих сторон: формально Роман становился вассалом Миндовга, но при этом получал стратегически важный комплекс владений на пограничье литовских и восточнославянских земель. Через него укреплял свои позиции в данном регионе и Даниил Романович. Новогрудок был в середине XIII века довольно значительным городским центром, имевшим собственный княжеский стол. Археологические раскопки выявили следы серьёзных укреплений, которые были обновлены и усилены в первой половине XIII века. С замковой горы Новогрудка открывается великолепный вид на окрестности, хотя, вероятно, он и несколько менее живописен, чем вид с горы Каленберг в Австрии. Из косвенного упоминания местного слонимского князя Глеба как «отца» (т. е. тестя) Романа следует, что Роман был женат на дочери этого князя».
Теперь эти замыслы рухнули. Отмечу, что позднее галицко-волынские князья потерпели ещё одну неудачу в попытках распространить своё влияние на Литву или даже подчинить её своей власти — другой сын Даниила, Лев, убил литовского князя Войшелка, сына Миндовга (кстати, христианина, одно время даже являвшегося православным монахом), за то, что тот видел своим наследником брата Льва Шварна, а не сына Льва Юрия. В результате Литва так и не досталась галицко-волынским Романовичам, а после смерти Войшелка последующие литовские князья вплоть до католического крещения Литвы являлись язычниками.
Для сравнения, «антипод» (хотя, на самом деле, скорее мнимый, чем реальный) Даниила, Александр Невский, вполне успешно взаимодействовал с Литвой, организовав в 1262 году совместный с Миндовгом поход против ливонских немцев: «Срубиша новгородци городъ новь, а с Литвою миръ взяша. Того же л’Ьта съгорЬ от грома церкы святого мученика Бориса и Гл’Ьба: горазда бо бяше и лЬпа» Того же л’Ьта, въ осенинЬ, идрща новгородци съ княземь Дмитриемь Александровичемь великымь полкомь подъ Юрьевъ; бяше тогда и Костянтинъ князь, зять Александровъ, и Ярославъ, брат АлексаЦндровъ, съ своими мужи, и Полотьскыи кцязь л. 139 Товтивилъ, с ним полочанъ и Литвы 500, а новгородьского полку бещисда, толко богъ вЬсть. И бяше град твердъ Юрьевъ, въ 3 стЬны, и множь-ство людии в немь всякыхъ, и бяху пристроили собЬ брань на градЬ крЬпку; но честнагю креста сила и святой Софьи всегда низлагаеть неправду имЬющихъ: тако и сии град, ни во чтоже твердость та бысть, но помощью божиею одинымь приступлениемь взять бысть, и люди многы града того овы побита, а другы изъимаша живы, а инии огнемь пожжени, и жены ихъ и дЬти; и взяша товара бещисла и полона» (Новгородская I летопись старшего извода).
А ведь между тем, в прошлом у Александра Невского так же, как и у Даниила Галицкого, были конфликты с Литвой, что нашло отражение даже в его житии: «В то же время умножися языка литовьскаго и начаша пакостити волости Александрове. Он же выездя и избиваше я. Единою ключися ему выехати, и побѣди 7 ратий единѣмъ выездомъ и множество князей их изби, а овѣх рукама изыма, слугы же его, ругающеся, вязахуть их къ хвостомъ коней своихъ. И начаша оттолѣ блюсти имени его».
Впрочем, в случае с литовцами неудача Даниила отчасти объяснима тем, что политика литовских князей в отношении русских земель в тот период в целом носила разбойничий характер — например, Плано Карпини в «Истории монголов» сообщал о своём путешествии через южнорусские земли, что «мы ехали постоянно в смертельной опасности из-за Литовцев, которые часто и тайно, насколько могли, делали набеги на землю Руссии и особенно в тех местах, через которые мы должны были проезжать; и так как большая часть людей Руссии была перебита Татарами или отведена в плен, то они поэтому отнюдь не могли оказать им сильное сопротивление». Однако и в отношении более договороспособных западных государств политика Даниила была не слишком успешной.
В 1252―1253 годах Даниил Галицкий пытался приобрести для своего сына Романа герцогство Австрия путём организации его брака с австрийской герцогиней Гертрудой из рода Бабенбергов. Это решение втягивало Галицко-Волынское княжество (в условиях очень непростых отношений как с литовцами, так и с монголами) в конфликт с другим претендентом на австрийское наследство — чешским принцем (будущим королём) Пржемыслом II Оттокаром, женатым на тётке Гертруды Маргарите. В вышеупомянутой работе Мартынюка дан хороший обзор этого конфликта и роли в нём Романа и Даниила.
Потерпев поражение в борьбе с Пржемыслом, Роман бежал из Австрии, бросив свою жену беременной: «уже в начале июля [1253 года] утратил свой «стол» и покинул Австрию молодой князь Роман, оставив надежду на герцогскую корону и беременную жену, за что удостоился нелестных оценок в исторической традиции Австрии». Позднее Гертруда родила от Романа дочь Марию, которая росла и вышла замуж вдали от отцовских владений: «Между тем, когда Янс Эникель писал свою «Всемирную хронику» (1270-е гг.), в Австрии была жива и хорошо известна реальная дочь русского короля — Мария, дочь Романа и Гертруды, которая родилась в 1253 или 1254 году уже после отъезда своего отца из Австрии. Таким образом, рассказ венского автора содержал прямую отсылку к политическим реалиям своего времени! О Марии и её происхождении в Австрии помнили долго, в конце XV века её изображение оказалось на «Генеалогическом древе Бабенбергов» в числе других представителей династии. К этому памятнику мы ещё обратимся, здесь же напомним, что как раз к началу 1270-х годов Мария достигла совершеннолетия и вышла замуж за представителя знатного венгерского рода Йоахима Гуткеледа».
Отдельно отмечу, что хотя австрийская герцогиня Гертруда после поражения в политической борьбе прожила долгую жизнь и умерла лишь в 1288 году, это не помешало Роману Даниловичу буквально через несколько лет после своего бегства из Австрии повторно жениться (при живой жене) из политических соображений на дочери одного из русских князей Чёрной Руси (см. выше про литовскую политику Даниила в 50-ых годах XIII века).
Между тем, Даниил с целью поддержать притязания Романа на Австрию предпринял в 1253 году поход против Чехии, воспетый Галицко-Волынской летописью:
«Непосредственно за этим рассуждением и следует рассказ о походе князя Даниила Романовича на моравский город Опава в 1253 году, который фактически является его наглядной иллюстрацией, а также литературным шедевром с точки зрения прославления доблестей князя. Автор разворачивает перед своим читателем возвышенную наррацию, построенную по лучшим риторическим образцам. В этом рассказе есть всё, что было нужно древнерусскому читателю и что любят современные историки: лестные сравнения (Даниил Романович ставится в один ряд со Святославом «Хоробрым» и Владимиром «Святым»), описания военных подвигов и речей к воинам («Аще мужь убьенъ есть на рати, то кое чюдо [что за диво. — А. М.] есть? Инии же и дома умирають без славы, си же со славою умроша»), искусно вплетённое в ткань повествования объяснение причин неудачи (нерадение союзников-ляхов и болезнь Даниила) и, наконец, эффектное завершение с королевским венцом от папы римского, снимающее все вопросы об итогах похода (если таковые у читателя всё-таки возникнут). Неудивительно, что этот яркий и насыщенный подробностями рассказ о походе в «Чешскую землю» прочно вошёл в историографию и стал неотъемлемой частью монументального образа князя Даниила Романовича — воина и политика».
Однако внимательное изучение вопроса показывает, что масштаб этого похода и его успешность сильно преувеличены летописанием. Более того, этот поход по сути привёл к развалу весьма масштабной коалиции, созданной против Пржемысла Даниилом и союзным ему королём Венгрии Белой IV (также выдавшим свою дочь замуж за Льва Даниловича), ведшим активные боевые действия против Пржемысла в Моравии, в его личном владении — вместо решительных действий против Пржемысла Даниил, по сути, занялся грабежом пограничных чешских земель, а затем и вовсе свернул поход, уведя войска с театра военных действий, в ситуации, когда его венгерские союзники сражались с чехами в Моравии:
«К весне 1253 года Беле IV удалось создать впечатляющую коалицию против Пржемысла, в состав которой вошли князь Даниил Романович, польские князья Болеслав Краковский и Владислав Опольский, сын баварского герцога Генрих (осенью этого же года, после смерти своего отца, он стал герцогом Баварии) и князь Ростислав Михайлович, правитель Мачвы. Венгерскую коалицию 1253 года можно обозначить как «коалицию четырёх зятьёв короля»: Болеслав был женат на дочери Белы Кунигунде, Генрих — на Елизавете, Ростислав — на Анне, Лев, сын Даниила, — на Констанции <...>
В этом месте необходимо посвятить несколько строк исторической географии Моравской Силезии в XIII веке — тому театру военных действий, на котором разворачивались события похода князя Даниила. Развитие культурного ландшафта Опавской земли в период Средневековья стало предметом специального исследования немецкого учёного Эльмара Зайдля. Его вывод, не связанный с проблематикой военных действий в 1253 году, может быть представлен следующим образом: бедная страна, единственный полноценный городской центр — сама Опава (да и та была окружена только валом), большинство иных «градов» — это либо неукреплённые сельские поселения, либо в лучшем случае так называемые «башенные замки на холмах» <...> Конечно, у нас нет данных, позволяющих установить количество воинов в русско-польских полках, однако, учитывая весьма представительный состав коалиции (князья Даниил, Болеслав, Владислав, Лев, полки Василько, дружины литовских князей Товтивила и Эдивида), их число едва ли было намного меньшим, чем всё население Опавской земли! <...>
Обращение к исторической географии необходимо нам для оценки военной ситуации в июне 1253 года и действий Даниила Романовича в рамках общего стратегического плана созданной Белой IV антиморавской коалиции. Разорение Опавской земли не было и не могло быть целью похода представительной коалиции князей — Даниила Галицкого, Болеслава Краковского и Владислава Опольского. Как уже говорилось выше, военный исход кампании 1253 года решался южнее — в Моравии и Австрии, под Оломоуцем и Веной. Придворный летописец Даниила Романовича не обмолвился об этом ни единым словом: даже сюжет об осаде Романа в замке под Веной и его последующем уходе на Русь он (в полном соответствии с продекларированным в начале статьи 6762 года принципом своей работы) вынес «в заднее», то есть рассказал в другом месте, чтобы читатель не связал это с результатами похода под Опаву. Однако современный исследователь имеет право задаться вопросом: могли ли быть результаты этого похода иными — более успешными? <...>
В этой ситуации решительное движение русско-польского войска на юг и соединение с венграми под Оломоуцем, в сердце моравских владений Пржемысла, могло решить исход кампании. Даже если бы союзникам не удалось взять Оломоуц, то они могли надеяться на заключение под его стенами выгодного для себя соглашения. Напомним, что по свидетельству Галицко-Волынской летописи герцог Пржемысл был готов вести переговоры с Романом о разделе владений. Даже взятие Опавы (а это было, безусловно, по силам объединённому русско-польскому войску) могло стать серьёзным аргументом при переговорах с Пржемыслом. Но под Опавой князь Даниил Романович принимает иное решение: поворот на север (прямо в противоположную от Оломоуца сторону), разорение нескольких ничтожных «градов», принятие «меча и покорения Герборта» и отступление. «Не бѣ бо никоторыи князь рускыи воевалъ землѣ Чѣшьское», — велеречиво завершает свой рассказ галицкий летописец и тут же переходит к «Повести про королевскую корону», закрывая перед читателем занавес перед дальнейшими событиями войны за «наследство Бабенбергов.
Превратив Даниила Романовича в главу коалиции и стратега военной кампании 1253 года (на самом деле эта роль принадлежала королю Беле IV), автор Галицко-Волынской летописи выполнил свою задачу придворного панегириста, но поневоле привлёк внимание к его действиям и обнажил роль своего князя как виновника поражения. «Опавский поворот» стал переломной точкой кампании 1253 года. Не дождавшись союзников, отступил от Оломоуца король Бела IV».
Трудно не согласиться с итоговым выводом Мартынюка:
«Если отвлечься от магии величественного образа Даниила Романовича, «короля Руси», созданного его придворным летописцем и охотно подхваченного историографией Новейшего времени, то сложно охарактеризовать его вмешательство в борьбу за «наследство Бабенбергов» в 1252—1253 годах иначе, чем как авантюру. Мимолётным эпизодом были для истории средневековой Австрии также брак князя Романа с Гертрудой».
Отдельная примечательная деталь — согласно Галицко-Волынской летописи, прославляющей западную экспедицию своего князя, войско Даниила в опавском походе было вооружено татарским оружием: «Нѣмьци же дивящеся оружью татарьскому».
Интересно, что опавский поход Даниила в 1253 году удивительно напоминает его же поход на Киев в 1256 году — он оказывается неспособен обеспечить координацию действий против общего противника с западными союзниками, а боевые действия, ставящие, на первый взгляд, масштабные политические цели (в 1253 году — приобретение для Романа Австрии, в 1256 году — взятие под контроль Киева) в итоге сводятся к мелкому грабежу.
«Более того, в опавском походе Даниил (привлекший к нему язычников-литовцев) потерпел не только политическую, но и пропагандистскую неудачу: «в письме краковскому епископу Прандоте (1255 г.) Пржемысл позиционирует себя как защитника христианства и призывает польских князей к совместной борьбе с «язычниками и схизматиками». Обращает на себя внимание как время написания письма (всего через два года после Опавского похода Даниила), так и его адресат — епископ Кракова (князь Болеслав Краковский был союзником Данила в этом походе). По наблюдениям Б. Н. Флори, идеологическое обоснование роли Чешского королевства как форпоста Христианского мира против «неверных народов» получило развитие в политике Пржемысла Оттокара II в 1260-е и 1270-е годы»».
В целом западную политику Даниила в 50-ых годах XIII века приходится признать откровенно неудачной — причём львиная доля ответственности в этом вопросе лежит не только на западных союзниках Даниила (венграх и литовцах), но и на самом «короле Руси», который раз за разом показывал себя довольно ненадёжным союзником. Да и каким-то принципиальным борцом с монголо-татарским игом Даниил не являлся, поскольку уже в его правление монгольское владычество де-факто было распространено на Юго-Западную Русь.