Александр, во всём первый. В чем Грибоедов видел своё призвание?

«230 лет назад, 15 января 1795 года, родился русский писатель, драматург, дипломат, востоковед и композитор Александр Сергеевич Грибоедов». Примерно такую формулировку мы встретим в многочисленных «календарях памятных дат».

Да вот незадача: нет ни единого документа, стопроцентно подтверждающего рождение Александра Грибоедова в 1795 году. Зато есть запись в метрической книге церкви Успения на Остоженке, относящаяся к тому самому году: «Генваря 13 в доме девицы Прасковьи Ивановны Шушириной у живущего в её доме секунд-майора Сергея Ивановича Грибоедова родился сын Павел, крещён сего месяца 18 дня». Могли ли у одних и тех же родителей родиться сразу два сына с разницей в несколько дней? Природа таких чудес не знает...

Тут, наверное, стоит довериться самому имениннику, у которого во всех послужных списках проставлен другой год рождения – 1790-й. Разница в 5 лет, конечно, убивает образ Грибоедова-вундеркинда, который некоторым очень дорог. Ещё бы – в 11 лет поступить в Московский университет, в 13 – получить степень кандидата словесных наук, в 15 – стать кандидатом права... Есть чем гордиться! А если к этим планкам прибавить те самые 5 лет, то получается как-то не так блестяще.

Другое дело, что этот блеск не нужен, а то и вреден. Можно подумать, что нам мало настоящего Грибоедова, а его истинные заслуги нуждаются в каких-то костылях вроде «рано проснувшейся гениальности»...

И вот тут есть один малозаметный, но очень важный для понимания фигуры Грибоедова момент. Всех его величайших достижений – и в литературе, и в дипломатии – было действительно мало. Но не для нас – для него.

Служить не рад

Это может показаться нелепым. Известно ведь, каких высот достиг Грибоедов на дипломатическом поприще. И речь не о чинах и наградах. Чин статского советника – 5-й класс Табели о рангах (что соответствовало воинскому званию бригадира, то есть где-то между генерал-майором и полковником) – неплохо, но всё же довольно скромно. А ведь получил его Грибоедов не за выслугу лет, а за Туркманчайский мир, подытоживший Русско-персидскую войну 1826–1828 годов. Тот самый мир, который был почти целиком его заслугой и, по словам Фридриха Энгельса, «превратил Персию в вассала России». Одного этого вполне достаточно, чтобы попасть на страницы учебников. Кстати, в языке фарси бытует идиома «Торкманча-йе дигяр», то есть «Новый Туркманчай». Так называют полную катастрофу, сопровождающуюся потерей лица...

Вот что говорил младший коллега Грибоедова, барон Клементий Боде, тоже служивший по дипломатической линии в Персии: «Что в моих глазах ставит Грибоедова даже выше всех его литературных заслуг, это та настойчивость и неустрашимость, с которою он умел поддерживать достоинство русского имени на Востоке». А вот слова будущего наместника Кавказа Николая Муравьёва-Карского: «Грибоедов заменял нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию».

Однако всего этого Грибоедову было мало. В отличие от своего героя Чацкого, который, как мы помним, «служить бы рад – прислуживаться тошно», он не хотел именно служить. И службой тяготился невероятно: «Да погибнет день, в который я облёкся мундиром иностранной коллегии!» А о своих успехах в ходе войны и подготовки Туркманчайского мира отзывался так: «Вот кончится кампания, и я откланяюсь. Я рождён для другого поприща».

«Поэзию люблю, но... »

Может показаться, что «другое поприще» – это литература. Да, Грибоедов неоднократно заявлял, что она не менее, а то и более важна для величия государства, чем военные победы и политическое могущество. И сокрушался, что с этим у нас дела обстояли тогда не очень: «Греки, римляне, евреи не погибли оттого, что оставили по себе словесность, а мы... Мы не пишем, а только переписываем! Что мы сделали и что могли бы сделать!»

Тут как раз тот случай, когда уместно выражение: «Смирение паче гордыни». Грибоедов сделал для отечественной словесности невероятно много. Пусть он оставил по себе только одно законченное произведение, но зато какое! Комедия «Горе от ума» вошла не просто в школьные программы, но и в наш язык, в наш культурный код. Разумеется, о школьных учебниках Грибоедов и думать не смел – публикация комедии без купюр состоялась лишь в 1862 году, а до того она пребывала под цензурным запретом. Но насчёт следа в языке было ясно практически сразу – так, в январе 1825-го Пушкин писал Александру Бестужеву: «О стихах я не говорю – половина должна войти в пословицу. Покажи это Грибоедову». Доволен ли тот таким признанием? Нисколько! Ему и этого мало: «Поэзия! Люблю её без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных?»

Словом, ни дипломатия, ни поэзия Грибоедова не устраивают. Ему там неуютно, всё не нравится. Создаётся впечатление, что сферы деятельности, где он уже успел прославиться, ему попросту тесны. Там мало места могучему уму и таланту Грибоедова.

Звезда геополитики

У нас нечасто обращают внимание на «Проект Российской Закавказской компании», разработанный Грибоедовым. И напрасно. Это пример блестящего государственного ума и способности мыслить на перспективу, причём не только ради материальной выгоды. Выражаясь современным языком, автор продвигал гуманитарные технологии, которые обеспечили бы бескровную интеграцию народов Кавказа и Закавказья в Российскую империю: «Сперва корысть заохотит многих из них более познавать... Исчезнет чувство лености, равнодушия к наукам и искусствам. Бесплодное, всему вредящее своелюбие уступит место порывам благороднейшим. Исчезнут мелкая суетность, ревность, жажда к непозволительным прибыткам. Ничто не скрепит так твёрдо и нераздель­но уз, соединяющих россиян с их согражданами по сю сторону Кавказа, как преследование взаимных и общих выгод... Кавказ – это край, усыновлённый Россией».

Это и было тем самым «другим поприщем». Грибоедов оказался выше дипломата и ярче поэта. Он был хозяйственником – его проект предусматривал развитие на Кавказе тех отраслей, где Россия зависела от импорта (в частности, шёлковых мануфактур, виноделия, табачных и сахарных плантаций). Он был экономистом – проект предполагал сплав свободного рынка и государственного регулирования, то есть модель, к которой пришли совсем недавно. Он был политиком – проект при его успешном запуске навсегда выводил Ближний Восток из сферы английского влияния...

Вместо эпилога

Убрать конкурента

Запуск проекта начинался вполне успешно – Карл Аделунг, подчинённый Грибоедова и второй секретарь миссии в Тегеране, 30 октября 1828 года писал: «Грибоедов передал императору план Закавказской экономической и торговой компании, которая, вероятно, будет основана... Грибоедов пошлёт меня в будущем году в Кашмир, чтобы там закупить шерсть и пригнать овец... »

Ровно через три месяца, 30 января 1829 года, и Карл Аделунг, и Александр Грибоедов будут растерзаны фанатиками. Не последнюю роль в этой трагедии сыграл английский посол Генри Уиллок, который – какое совпадение! – был представителем английской Ост-Индской компании. В планы этих монополистов никак не входило появление в регионе могучего конкурента...