Дороже нефти и золота: смогут ли курды, Иран и Турция поделить воду?

На днях произошло событие, незаслуженно обойденное вниманием крупнейшими СМИ и мировой общественности. Масуд Пезешкиан стал первым президентом Ирана, посетившим Иракский Курдистан. Андрей Сизов* Взаимоотношения Исламской республики с соседним курдским анклавом нельзя назвать враждебными. Президент Иракского Курдистана Нечирван Барзани — довольно частый гость в Тегеране. Там всячески заинтересованы в использовании «курдской карты». Как для более успешного геополитического торга с Турцией или центральным правительством Ирака, так и для купирования возможной израильской угрозы на юго-западном фланге. Не случайно предыдущий иранский президент ныне покойный Ибрагим Раиси в ходе своей последней майской встречи с Барзани призывал своего визави не позволять Израилю «и антиреволюционным элементам пользоваться территорией этого региона для действий против Ирана». Но есть серьезный нюанс, осложняющий сближение Иракского Курдистана с Ираном. Как и во многих других случаях, мешающих консолидации глобального Юга, здесь тоже камнем преткновения становится …вода. Чуть более года назад, в августе 2023-го Ирак подавал жалобу в ООН на действия Ирана, перекрывшего сток реки Малый Заб. Ее русло пролегает главным образом как раз по территории Иракского Курдистана. Но свое начало эта водная артерия берет на восточных склонах Курдистанского хребта, т. е. ещё в Иране. Именно там в июне 2007-го, в ходе выездного заседания правительства под председательством тогдашнего президента Махмуда Ахмадинежада было объявлено о строительстве ГЭС «Кулесе». Признавая важность Малого Заба для расположенного ниже по течению Иракского Курдистана, эксперты всё же утверждали, что автономия, в силу неразвитости промышленности и сельского хозяйства, не использует водные ресурсы, что называется, на полную катушку. В то же время для Ирана значение «гидро-политики» стремительно возросло на фоне засух, провоцирующих водные бунты, и санкционного давления, вынуждающего обеспечивать свои предприятия сравнительно не дорогими, но не вредящими экологии энергоресурсами. Правда, с точки зрения гидростратегических раскладов Иран вовсе нельзя назвать доминирующим игроком в регионе. На руках у той же Турции, от чьих плотин и ГЭС (и уже построенных, и проектируемых) зависит полноводность Аракса, Евфрата и Тигра, намного больше козырей. «Турецкий след» наблюдатели не без оснований усматривают и в действиях Афганистана, развернувшего масштабное гидроэнергетическое строительство на реке Гильменд, называемой «афганским Нилом». Зато, благодаря плотине на Малом Забе, Тегеран получал водный рычаг давления на курдов, а через них, опосредованно, на Анкару, которая очевидно не заинтересована в появлении у себя под боком абсолютно независимого курдского государства. А именно такой сценарий становится вполне реальным в случае «обезвоживания» и, соответственно, социально-экономической деградации и радикализации Иракского Курдистана. Показательно, что в ответ на прошлогоднее перекрытие Ираном стока Малого Заба Турция активизировала консультации со своим шиитским соседом по совместному использованию реки Аракс, заверив, что строительство там плотины никак не помешает мелиорационным и прочим иранским планам. Причем по странному стечению обстоятельств сделан был этот жест доброй воли в ноябре 2023-го, примерно в то же время, когда Иран возобновил сток в Малый Заб. Теперь турецкий трек вновь актуализируется для Тегерана. Пезешкиан анонсирует скорый визит к Реджепу Эрдогану, называя Турцию «другом и братом». И происходит это, напомним, после встречи иранского президента с лидером Иракского Курдистана. При этом, смеем предположить, что Пезешкиан и Барзани не обошли вниманием гидро-политические вопросы. Прежде всего — параметры двустороннего использования Малого Заба. А судя по заверениям Барзани, что «Иракский Курдистан никогда не будет угрозой для Ирана», торг здесь оказался не только уместным, но и вполне успешным. Значит, и своему турецкому визави иранскому президенту будет что предложить. Другой вопрос — стабильность и долговечность договоренностей, которые уже достигнуты или будут достигнуты между Ираном и его соседями. Слишком уж непрост этот регион, и слишком непросты (если не сказать — своенравны) его ключевые акторы. И очевидно ситуацию не делает проще (скорее — наоборот) отсутствие внешнего арбитра, способного, в случае чего, предотвратить новые гидро-политические конфликты и, тем более, перерастание их в полномасштабные «горячие» войны. Понятно, что Запад на роль такого арбитра уже не годится. К ООН отношение тоже весьма неоднозначное. Но зато Иран уже является членом БРИКС. А Турция вынашивает планы по вступлению в эту организацию. Поэтому появление в рамках БРИКС некого механизма или (даже лучше) института по разрешению водных споров могло бы значительно купировать риски, которыми чреваты взаимоотношения Анкары и Тегерана. Если же с соответствующей инициативой (по созданию т. н. «водного арбитража») выступит Россия — очевидно, авторитет Москвы в глазах не только иранских и турецких политиков, но и всех наших нынешних партнеров по многополярному миру, лишь возрастет. *Андрей Сизов — генеральный директор ООО «Балтийский метанол»