Недвижимость, для которой важны «новая подлинность» и оригинальный клиентский опыт

14.05.2025 08:08

Игроки сферы real estate утверждают: для покупателей люксовых проектов крайне важно, чтобы все было подлинным и оригинальным. В реставрационных кругах такой уверенности нет, да и сам термин «подлинность» там расшифровывают по-своему

Продолжая начатый в прошлый раз разговор о подлинниках и подделках рынка недвижимости, основатель и управляющий партнер интерьерной компании Woodstone Interior Tailors Мария Волкова признается, что, по ее мнению, для покупателей недвижимости самого высокого класса подлинность является абсолютной ценностью, на максимальные десять баллов из десяти. Причем подлинность здесь означает не просто точность реставрации по историческим лекалам или оригинальность современного дизайна, но прежде всего клиентский опыт.

Мария Волкова основатель и управляющий партнер интерьерной компании Woodstone Interior Tailors «Отличие люкса от премиума заключается именно в неосязаемой ценности: это особое чувство принадлежности к кругу избранных, ощущение исключительности и владения чем-то подлинным, уникальным и неповторимым, это эмоциональное переживание, соприкосновение с историей и наследием того или иного бренда, возможность прикоснуться к тому же, к чему на протяжении истории прикасались известные и влиятельные люди. Статистика потребительского рынка люксовых товаров подтверждает, что современный клиент прежде всего инвестирует в эмоции и впечатления, и в этом контексте клиентский опыт зачастую превосходит по значению сам товар. Наши клиенты отлично разбираются в деталях, часто консультируются с экспертами и глубоко погружены в процесс выбора. Но главное, повторю, даже не в умении распознать оригинал, а в ощущении внутренней гармонии, которое дает обладание чем-то подлинным».

«На мой взгляд, для покупателей недвижимости именно самого высокого уровня подлинность, оригинальность, настоящие материалы и элементы декора очень важны. Потому что люди, которые покупают недвижимость А-класса, обладают высоким уровнем насмотренности, и многие из них могут отличить оригинал от подделки — это кроется в деталях. Когда ты видишь в доме премиум-класса неоригинальную мебель или предметы декора — это может разочаровать и создать ощущение «подделки» всего интерьера, чего ни в коем случае нельзя допустить. Ведь следом могут возникнуть сомнения и в качестве здания — инженерии, строительных и монтажных работах», — предупреждает генеральный директор студии Nefa interiors Дарья Туркина.

Картина разговора была бы очевидно неполной без мнения реставраторов, на плечи которых в основном и ложится «груз исторического соответствия». И из беседы BFM.ru с вице-президентом Союза реставраторов России, архитектором-реставратором Сергеем Куликовым можно сделать вывод, что в реставрационных кругах на тему смотрят совершенно иначе, поскольку само понятие «подлинность» для реставраторов имеет совершенно иное наполнение.

Сергей Куликов: Не думаю, что интерес к подлинности и даже историчности памятника является основой интереса к нему в целом. Наверное, все-таки больше люди руководствуются другими мотивами, такими как некие внешние признаки (статусность, местоположение, историческая канва, легенда, и не обязательно достоверная) и состояние здания. Ведь подлинность в академическом смысле — вещь сложная, а для покупателя важнее облик памятника и некая репрезентативность, чаще минимальная, по красной линии застройки, а также возможность приспособления к современному использованию в соответствии с собственными представлениями. И чем выше статус покупателя и выше его финансовые возможности, тем более он волюнтаристски себя ведет. Особенности менталитета наших соотечественников не включают устойчивые формы присвоения культурного наследия, и эстетское любование подлинностью хотя бы в части внешнего облика — удел немногих. Поэтому, отвечая на вопрос, на сколько по шкале от ноля до десяти для современных покупателей важна подлинность того, что они покупают, наверное, с большой долей оптимизма могу поставить 3 балла.

Как вам кажется, а много ли среди покупателей тех, кто все-таки хорошо разбирается в предмете и с легкостью отличит оригинал от подделки?

Сергей Куликов: В сфере оборота художественных ценностей давно сформировался мир коллекционеров, антикваров, экспертов, и они прекрасно прослеживают путь большинства вещей, их стоимость и возможный объем фальсификаций. С памятниками архитектуры сложнее, так как до сих пор не сложился рынок как таковой, нет оценочной и страховой стоимости, отражающей в полной мере ценность объекта, нет независимых экспертов, точнее, нет сформированных критериев оценки результата их работы. Вот, к примеру, в отношении художественных ценностей есть национальный стандарт. Памятник архитектуры — сложный организм, и оценить все его особенности, внешние, видимые и скрытые, — удел экспертов. Причем вопрос подделки (или, говоря профессиональным языком, симулякра) очень сложный, часто объекты уже потеряли первоначальную историчность и подлинность в ходе ремонтов и, извините, неумелых реставрационных действий. Это касается как всей структуры здания, так и качества поверхностей. У экспертов существует понятие «новой подлинности» — как формы некоего юридически оформленного состояния памятника для признания условной аутентичности. Но аутентичность и подлинность — это не всегда одно и то же.

Как, по вашим наблюдениям, строится экономика реставрационного проекта? Делаем по максимуму, сколько бы это ни стоило? Или все-таки иначе?

Сергей Куликов: Мне кажется, разумность и этапность никогда не мешают. Максимальные затраты, на мой взгляд, происходят или от невежества, или от неизученности памятника (хотя это часто одно и то же), а порой — от простого желания третьей стороны заработать. Понятно, что необходим быстрый результат, который декларируется в данном случае, и тогда бульдозер интересов сметет все. А уровень затрат, заявленный по принципу «пол-потолок», обычно привлекает массу желающих освоить выделенные средства, но недоизученность памятника в 90% случаев приводит к неожиданностям, в которых априори заложены дополнительные затраты. Конечно, это можно и скрыть, но тут начинаются игры с качеством работ и с законом по принципу «как повезет» или «как договоришься». На мой взгляд, этапность, разделяющая работы на краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные мероприятия, позволяет ввести памятник в оборот, избегая лишних затрат.

Как добиться, чтобы памятник с первых шагов начинал жить, но не терял своей истинной ценности?

Сергей Куликов: Ответ, мне кажется, простой и сложный одновременно, но есть такая летучая фраза: «А не пробовали звать специалистов?» — и желательно, конечно, не назначенных, а настоящих. То есть тех, кто обладает не только набором профессионального инструментария и нормативно вооружен, но владеет методологией процесса сохранения и социальной адаптации памятника, может построить концепцию этого процесса, а не просто предложить набор неких принятых видов работ, которые способны гарантировать результат. Кстати, не всегда это так, хотя… что каждый понимает под результатом? Большинство девелоперов имеют дело с архитекторами из «реального проектирования», а они, как правило, работают или в модернистской, или в постмодернистской традиции, случаются и сторонники деконструктивизма. А вот архитектор-реставратор выступает в качестве подручного, условно действующего в границах пресловутого предмета охраны.

Как бы вы оценили современный уровень реставрационных работ в высокобюджетных проектах девелоперов? Всегда ли заявленный результат соответствует реальному, часто ли девелоперы по факту выдают желаемое за действительное?

Сергей Куликов: Вопрос сложный, так как я не встречал девелоперских проектов, посвященных в чистом виде объектам культурного наследия, за исключением, наверное, отдельных зданий или усадебных комплексов, но это, как правило, частная инициатива с достаточно сильной мотивационной основой. Это как раз тот слой людей, которых можно условно отнести к среднему классу, которые состоялись в жизни и имеют желание укорениться через обращение к традиции, через декларацию отношения к своей малой родине, к социуму, в том числе к истории и к памятникам. Тут скорее речь и о деловом подходе, и о меценатстве одновременно. Высокобюджетные девелоперские проекты с интеграцией объектов культурного наследия, на мой взгляд, направлены прежде всего на создание пространств, инженерно и технологически насыщенных. Понятно, что планируемые функции памятник не может вместить по вполне объективным причинам, и очень часто реставрационный принцип «если функция не вмещается в историческое здание, то виновата функция» не срабатывает. Хотя, опять, часто из-за отсутствия исследовательской и проектной культуры, из-за отсутствия конструктивного диалога между заказчиком и исполнителем, а иногда и по иным причинам, лежащим в основе сложившегося понимания эффективности, которое не ставит себе задачу сохранения наследия в приоритет, а только как повод для вхождения на объект. Поэтому встройки, пристройки и иные действия по реконструкции являются общим местом. Здесь часто памятник попадает в ситуацию гротеска, когда является частью целого, теряя традиционные признаки подлинности. Оценивать более или менее щадящие проекты… это надо смотреть отдельно, но в целом оценка очень простая. Объект культурного наследия с точки зрения нашего законодательства и международного опыта является источником подлинной информации о зарождении, становлении и историческом бытовании национальной культуры в виде индикатора среды и формой передачи этой информации будущим поколениям. И вот в этом контексте можно задать вопрос после завершения работ на памятнике: этот источник информации сохранен или он остался только в вывеске на здании?

По оценкам эксперта, местом относительной привлекательности являются 5-7% исторической застройки от общей площади наших городов и поселений, и то при условии упрощения различных административных и профессиональных процедур. «Проблем, конечно, много, но они все преодолимы при условии полноценного признания прав наследия в Градостроительном кодексе РФ через нормативное закрепление статуса памятника, сохранении данной сферы как формы особого градостроительного регулирования и возможности доказательного проектирования на объектах культурного наследия», — уверен собеседник BFM.ru.

По его словам, в принципе большинство проблем, которые возникают в процессе девелоперского освоения культурного наследия, имеют примеры решения в международной практике, и основа тут — максимально однозначно сформированное правовое и нормативное поле, критерии вмешательства, определяемые государством на постоянной основе, а не по случаю, и, безусловно, диалог. «Сохранение культурного наследия — это своеобразный социальный договор: можем ли мы жить без наследия? а хотим ли?» — задает финальный вопрос Сергей Куликов.