За что будущую императрицу Екатерину II едва не выгнали из России

В 1744 году 15-летняя немецкая принцесса Софья Августа Федерика Ангальт-Цербстская с матерью приехали в Россию. Девушка должна была стать женой будущего императора Петра III. На выборе настояла царствующая тетушка Петра, Елизавета Петровна. Спустя 14 лет императрица пожалела о своем выборе невесты для нерадивого племянника.

План дворцового переворота

В последние годы царствования императрицы Елизаветы Петровны вокруг наследника трона Петра Фёдоровича сплотилась влиятельная партия придворных сановников, во главе которой стояли братья Михаил и Роман Воронцовы, кузены Иван и Александр Шуваловы. Михаил Воронцов был вице-канцлером империи и метил на место канцлера Алексея Бестужева. Роман Воронцов руководил масонской ложей (сам наследник тоже был масоном) и являлся отцом любовницы наследника. Иван Шувалов, входивший в эту же ложу, покровитель М. Ломоносова, был любовником императрицы, а Александр Шувалов – начальником Тайной канцелярии. Многие из придворной партии связывали свои надежды на будущее с воцарением Петра III.

Бестужев издавна был в дружеских отношениях с нелюбимой женой наследника – Екатериной. Он стал посредником в тайной переписке между ней и её матерью. «Угодив, таким образом, дочери и женщине, – писал историк Василий Бильбасов в «Истории Екатерины Второй», – Бестужев старался обязать и будущую властительницу». Понимая, что воцарение Петра III будет для него концом всего, Бестужев взял инициативу в свои руки и оказался в центре интриги по отстранению Петра Фёдоровича от прав на трон. Он стал составителем секретного проекта, существование которого Екатерина признавала в своих «Записках» и по которому предполагалось, что на царство будет избран сын Петра и Екатерины Павел при регентстве матери.

8 сентября 1757 года во время богослужения императрице Елизавете Петровне стало плохо, она лишилась сознания и несколько часов не приходила в себя. По всей видимости, у неё случился инсульт, так как потом она некоторое время плохо владела речью (доктора, не понимавшие природы случившегося, объясняли происходящее тем, что будто бы, государыня, лишившись чувств, прикусила себе язык). Положение, опасное для жизни императрицы, приближало время реализации плана Бестужева.

Разоблачение

Императрица восстанавливалась долго, месяцев пять. Как раз в это время произошли некоторые события из канвы Семилетней войны, давшие козырь в руки членов партии наследника. Русская армия под предводительством генерал-фельдмаршала Степана Апраксина, стоявшая в Восточной Пруссии, внезапно, без всякого сражения, начала поспешное отступление, бросая пушки. Апраксин был отстранён от командования, и над ним было назначено следствие.

Однако выяснилось, что отступать Апраксина вынудило бедственное состояние армии, которая была лишена снабжения. Назначенный вместо него новый главнокомандующий генерал-аншеф Виллим Фермор заявил, что отвод войск являлся общим решением военного совета (в него входил и сам Фермор). Апраксин был оправдан с военной точки зрения.

Но в январе 1758 года в бумагах Апраксина нашли письма от Екатерины, в которых великая княгиня давала ему советы, как действовать в той или иной ситуации. Хотя эти письма не содержали в себе ничего крамольного, но партия наследника решила обратить в свою пользу сам факт тайной переписки. Если Екатерина писала Апраксину втайне от императрицы, значит помимо найденных писем могли быть и другие, которые, возможно, содержали подстрекательство к измене. Кроме того, Бестужев явно знал об этой корреспонденции. А раз так, то почему он не сообщил государыне? Апраксин – друг Бестужева. Нет, эти трое – Екатерина, Бестужев и Апраксин – явно хотели совершить переворот, пользуясь болезненным состоянием императрицы.

Хотя сам факт отступления армии никак не мог быть связан с приступом у Елизаветы (решение об отступлении было принято 27 августа 1757 года, а припадок случился 8 сентября), тем не менее следствие над Апраксиным было продолжено. В результате генерал-фельдмаршал умер во время допроса 6 августа 1758 года. И колесо дела о государственной измене закрутилось, вовлекая в следственный процесс многих именитых особ, в числе которых оказались Бестужев и великая княгиня.

Хитрая Екатерина

По мнению Бильбасова, к интриге, направленной на смещение Бестужева, крепко приложили руку также послы союзных держав – австрийский граф Миклош Эстергази и французский маркиз Гийом Лопиталь. Оправившись после удара, Елизавета Петровна созвала 14 февраля 1758 года совещание сановников, на которое приказала явиться и Бестужеву. Канцлер сказался больным, и тогда разгневанная императрица велела его арестовать. Двух часов между приездом первого и второго курьера хватило проницательному Бестужеву, чтобы уничтожить главную улику – переписку с Екатериной о планах дворцового переворота. Екатерине он сумел послать весточку о том, что беспокоиться не стоит, так как компрометирующих её бумаг больше нет.

27 февраля вышел манифест императрицы о лишении Бестужева должностей, званий, орденов и имений. А на следующий день взволнованная Екатерина написала Елизавете слёзное письмо, в котором умоляла отпустить её на родину в Германию. Императрица ответила, что будет лично говорить с нею, но прошло почти полтора месяца, прежде чем жена наследника получила аудиенцию.

При этом разговоре, произошедшем в ночь с 13 на 14 апреля, присутствовали также сам Пётр Фёдорович и граф Иван Шувалов. За прошедшие шесть недель не было найдено никаких новых улик против Екатерины. Горячность наследника, не скрывавшего своей ненависти к жене, также говорила в пользу Екатерины. Елизавета милостиво выслушала раскаявшуюся великую княгиню, и все-таки позволила ей остаться в России («у тебя же здесь дети»). Правда, сказала, что ещё поговорит с ней. Вторая встреча состоялась уже наедине 23 мая и окончилась ещё более благоприятно для Екатерины.

Мотивы Елизаветы

Конечно, можно предположить, что если бы Елизавета Петровна была в курсе истинных намерений Екатерины, последняя вряд ли бы отделалась депортацией на родину. Скорее всего, её бы отправили примерно туда же, где пребывали свергнутые Елизаветой император Иоанн VI Антонович и его родня. Точно также вряд ли бы императрица помиловала жену своего племянника, если бы узнала, что та делилась за деньги секретами русского двора с английским послом Вильямсом. Но концы были умело спрятаны в воду (точнее – в огоне), а письма Екатерины Апраксину не свидетельствовали об измене.

Можно думать, что Елизавета Петровна искренне простила Екатерину, так как в душе уже очень не любила своего племянника и сомневалась, правильно ли она сделала, наметив такого наследника на российский престол. Если бы она выслала Екатерину, то, конечно, Петру III на политическом небосклоне долгое время ничего бы не угрожало, он бы царствовал. Судьба же его правления Елизавету вряд ли волновала. Её долг был обеспечить племяннику наследование трона после себя, а уж как он будет там царствовать – это уже его забота. Похоже, что помыслы императрицы не занимали возможные в будущем происки со стороны Екатерины.