Больше чем поэт: Лермонтов в изобразительном искусстве

Материал опубликован в сентябрьском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Он вошел в историю как один из величайших русских поэтов, однако обладал не только выдающимся литературным даром, но и несомненным талантом в области изобразительного искусства. Подтверждением тому служат сохранившиеся работы Лермонтова — как живописные, так и графические, нередко перекликающиеся с его стихотворными произведениями и прозой.

Будущий поэт начал рисовать еще в детстве, причем даже раньше, чем писать стихи. Его троюродный брат Аким Шан-Гирей вспоминал: «Великим постом Мишель был мастер делать из талого снегу человеческие фигуры в колоссальном виде; вообще он был счастливо одарен способностями к искусствам; уже тогда рисовал акварелью довольно порядочно и лепил из крашеного воску целые картины; охоту за зайцем с борзыми, которую раз всего нам пришлось видеть, вылепил очень удачно, также переход через Граник и сражение при Арбеллах, со слонами, колесницами, украшенными стеклярусом, и косами из фольги». До наших дней сохранились 13 картин, 51 акварель и около 450 графических работ, выполненных карандашом и чернилами (на отдельных листах и в альбомах).

Как и все дети из дворянских семей, он брал уроки рисования и живописи. К его ученическим годам, вероятно, относится копия полотна Антона Лосенко «Андрей Первозванный». Долгое время считалось, что она была исполнена неизвестным художником, однако в 1972 году реставраторы обнаружили подпись поэта. Скорее всего, данная работа была создана им в имении бабушки, усадьбе Тарханы, незадолго до отъезда в Первопрестольную, в университетский благородный пансион. Наставником Мишеля в этом закрытом учебном заведении для мальчиков из знатных семей стал художник-акварелист Александр Солоницкий, с которым у юного поэта сложились хорошие отношения. Ученик даже подарил учителю тетрадку со своими стихами. В письме тете Марии Акимовне юноша рассказывал: «Скоро я начну рисовать с (buste) бюстов... какое удовольствие! К тому ж Александр Степанович мне показывает также, как должно рисовать пейзажи». К этому периоду относятся выполненные Лермонтовым копии гравюр («Ребенок, тянущийся к матери» и «Мадонна с младенцем).

В 1830 году он поступил в Императорский Московский университет. Примерно тогда же написал пьесу «Испанцы» и создал серию графических работ, составивших «испанский цикл». Среди них есть, например, акварельное изображение героини, о которой в ремарке третьего действия говорится: «Эмилия входит бледная, в черном платье, в черном покрывале и с крестиком на груди своей». Считается, что на портрете — возлюбленная поэта, сестра его близкого друга Алексея Варвара Лопухина. Кисти Лермонтова принадлежит еще два акварельных портрета этой девушки, а также множество карандашных рисунков, которые, по мнению исследователей, ее изображают. Аким Шан-Гирей свидетельствовал: «Будучи студентом, он был страстно влюблен... в молоденькую, милую, умную как день и в полном смысле восхитительную Варвару Александровну Лопухину... Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей».

В Московском университете поэт отучился всего два года, затем подал прошение об увольнении и в 1832-м переехал в Петербург. Здесь поступил в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Занятий живописью и рисованием при этом не оставил. Его новым наставником стал Петр Заболотский, академик Императорской академии художеств, написавший впоследствии два прижизненных портрета Лермонтова, в том числе самый известный — в красном мундире лейб-гвардии Гусарского полка. В 1832–1833 годы Михаил Юрьевич создал первое из известных нам живописных произведений «Герцог Лерма». Увлеченный в то время Испанией наш гений считал, что его род восходит к пиренейской аристократии, хотя на самом деле предки жили в Шотландии (родоначальником являлся Джордж Лермонт, поступивший на службу к царю Михаилу Федоровичу и ставший после перехода в православие Юрием Андреевичем). Об обстоятельствах создания портрета испанского герцога сын Алексея Лопухина Александр поведал следующее: «Отец рассказывал мне, что Лермонтов вообще, а в молодости в особенности, постоянно искал новой деятельности и, как говорил, не мог остановиться на той, которая должна бы его поглотить всецело, и потому, часто меняя занятия, он, попадая на новое, всегда с полным увлечением предавался ему. И вот в один из таких периодов, когда он занимался исключительно математикой, он однажды до поздней ночи работал над разрешением какой-то задачи, которое ему не удавалось, и утомленный заснул над ней. Тогда ему приснился человек, изображенный на прилагаемом полотне, который помог ему разрешить задачу. Лермонтов проснулся, изложил разрешение на доске и под свежим впечатлением мелом и углем нарисовал портрет приснившегося ему человека на штукатурной стене его комнаты. На другой день отец мой пришел будить Лермонтова, увидел нарисованное, и Лермонтов рассказал ему, в чем дело. Лицо изображенное было настолько характерно, что отец хотел сохранить его и призвал мастера, который должен был сделать раму кругом нарисованного, а самое изображение покрыть стеклом, но мастер оказался настолько неумелым, что при первом приступе штукатурка с рисунком развалилась. Отец был в отчаянии, но Лермонтов успокоил его, говоря: «Ничего, мне эта рожа так в голову врезалась, что я тебе намалюю ее на полотне», что и исполнил. Отец говорил, что сходство вышло поразительное».

Михаил Юрьевич был очень точен в рисунке, недаром считался превосходным карикатуристом. Наталья Огарева-Тучкова вспоминала: «Бабушка Лермонтова просила внука не писать более стихов, живя в постоянных опасениях за него. Внук... стал рисовать карикатуры, которые были так похожи и удачны, что наделали много шума в высшем петербургском обществе». Впрочем, художник-поэт высмеивал не только окружавших его людей, к себе он был столь же беспощаден. К примеру, на известном «Автошарже» изобразил себя с ногами колесом (последствие падения с лошади).

После отъезда в ссылку на Кавказ автор крамольного стихотворения «Смерть поэта» исполнил свой акварельный «Автопортрет». Самые ранние, детские изображения Мишеля были написаны неизвестными художниками, вероятно, крепостными. Облик взрослого Лермонтова запечатлели Заболотский и однополчанин Михаила Юрьевича барон Дмитрий фон Пален. Соученик поэта по школе юнкеров Александр Меринский рассказывал: «Лермонтов был брюнет, с бледновато-желтым лицом, с черными как уголь глазами, взгляд которых, как он сам выразился о Печорине, был иногда тяжел. Невысокого роста, широкоплечий, он не был красив, но почему-то внимание каждого, и не знавшего, кто он, невольно на нем останавливалось». Это описание дополнил в свое время писатель Иван Панаев: «Лермонтов знал силу своих глаз и любил смущать и мучить людей робких и нервических своим долгим и пронзительным взглядом». Аким Шан-Гирей отметил иные черты мятежной, вольнолюбивой натуры: «Он был характера скорее веселого, любил общество, особенно женское, в котором почти вырос и которому нравился живостью своего остроумия и склонностью к эпиграмме; часто посещал театр, балы, маскарады». Участник покорения Кавказа генерал-лейтенант Константин Мамацев вспоминал: «Когда он оставался один или с людьми, которых он любил, он становился задумчив, и тогда лицо его принимало необыкновенно выразительное, серьезное и даже грустное выражение».

На автопортрете Лермонтов изображен задумчивым, даже печальным, что сильно разнится с образом шалуна, дебошира Мишеля, каким его представляли друзья и знакомые. Позировал он на фоне кавказского пейзажа в мундире Нижегородского драгунского полка. Эту работу в 1838 году (во время их последней встречи) подарил Варваре Лопухиной, а та впоследствии передала автопортрет родственнице Лермонтова Александре Верещагиной — вместе с его рукописями (муж Варвары Александровны был против любых упоминаний имени ее воздыхателя). На протяжении многих лет акварель считалась утерянной, пока не всплыла в 1934 году на аукционе в Германии. Тремя десятилетиями позже ее привез в Советский Союз исследователь и популяризатор творчества Михаила Юрьевича Ираклий Андроников.

Поездка на Кавказ, пусть и вынужденная, придала новый импульс творчеству поэта, влюбленного в эти края с юных лет: впервые приехав сюда с бабушкой в десятилетнем возрасте, он был покорен дикой природой, о чем позднее писал:

Хотя я судьбой на заре моих дней,

О южные горы, отторгнут от вас,

Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз.

Как сладкую песню отчизны моей,

Люблю я Кавказ.

В младенческих летах я мать потерял.

Но мнилось, что в розовый вечера час

Та степь повторяла мне памятный глас.

За это люблю я вершины тех скал,

Люблю я Кавказ.

Я счастлив был с вами, ущелия гор;

Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.

Там видел я пару божественных глаз;

И сердце лепечет, воспомня тот взор:

Люблю я Кавказ!

Близкому другу Святославу Раевскому великий поэт признавался: «С тех пор как я выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании — то на перекладной, то верхом: изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже. Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал... Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (имеется в виду Крестовая гора. — «Свой») на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке, и, право, я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства; для меня горный воздух — бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит — ничего не надо в эту минуту: так сидел бы да смотрел целую жизнь».

Кавказу художник-поэт посвятил целую серию произведений. Некоторые зарисовки были сделаны «по горячим следам», другие написаны по памяти в Пятигорске, Тифлисе или даже Петербурге. Работы всегда отличались особой точностью. Андронников утверждал: «Рисунки Лермонтова — не развлечение странствующего офицера, не занятие от нечего делать, а род записных книжек поэта, часть его вдохновенной и упорной работы. В них отразилась культура работы Лермонтова, внутренняя связь его многообразных талантов».

«С Кавказа он привез несколько довольно удачных видов своей работы, писанных масляными красками», — вспоминал Аким Шан-Гирей. В числе прочего Михаил Юрьевич запечатлел древнюю столицу Грузии Мцхету и тамошний храм Джвари, построенный еще в VII столетии. Считается, что именно он был увековечен в поэме «Мцыри», вдохновив поэта на написание волнующих строк:

Немного лет тому назад,

Там, где сливаются, шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи Арагвы и Куры,

Был монастырь. Из-за горы

И нынче видит пешеход

Столбы обрушенных ворот,

И башни, и церковный свод:

Но не курится уж под ним

Кадильниц благовонный дым,

Не слышно пенье в поздний час

Молящих иноков за нас...

Не являясь профессиональным художником, Лермонтов обладал безусловным талантом в изобразительном искусстве. Однополчанин русского гения Александр Арнольди вспоминал: «В свободное от службы время, а его было много, Лермонтов очень хорошо писал масляными красками по воспоминанию разные кавказские виды, и у меня хранится до сих пор вид его работы на долину Кубани, с цепью снеговых гор на горизонте, при заходящем солнце и двумя конными фигурами черкесов, а также голова горца, которую он сделал в один присест... Я часто заставал его за работой и живо помню его грызущим перо с досады, что мысли и стих негладко ложатся на бумагу».

Картину Лермонтова «Крестовый перевал» копировал сам Архип Куинджи — это ли не настоящее признание. Михаил Юрьевич тем не менее предпочел литературное поприще. Как бы то ни было, художник в нем нередко помогал литератору и, по словам поэтессы Евдокии Ростопчиной, «он, сам хороший пейзажист, дополнял поэта живописцем».