Разговор с арт-группой Doping Pong о проекте «Мистический Кино-Петербург»
До конца марта на «Ленфильме» проходит выставка «Мистическiй Кино-Петербургъ» — путеводитель по мистическим и шпионским тайнам города. «Сноб» поговорил с кураторами проекта, участниками арт-группы Doping Pong Анной Маугли и Дмитрием Мишениным — о мистике в кино и городской культуре, о Пушкине и Германе, о Сергее Курехине и ретрофутуризме.
Сноб: Мистика и Петербург — тема, с первого взгляда, довольно тривиальная. Почти как «Москва златоглавая». Но ваша выставка получилась совсем не поверхностной — образ мистического дает широкую и глубокую оптику на историю города, страны и мирового искусства. Как и когда вы впервые открыли для себя эту оптику?
Дмитрий Мишенин: Вы знаете, это как говорить: а не слишком ли примитивен поп-арт и Энди Уорхол или не слишком ли прост супрематизм Казимира Малевича. Ведь в одном случае это просто консервные банки и бутылки кока-колы, а в другом, грубо говоря, — черный, белый и красный квадраты. Мне кажется, современная журналистика уже должна перерасти этот прием клиширования. Хотя ваш вопрос звучит вполне в духе перестроечной журналистики, а большая часть фильмов, которым посвящена наша выставка, относится как раз к этому периоду. Поэтому примем его как некое вступление и стилизацию для нашей беседы.
Не нужно бояться быть простым. Знаете, какая самая хорошая идея? Та, увидев воплощение которой каждый подумает: «Боже, но я же сам хотел, мог такое придумать!»
Конечно, «мистический Петербург» — это сложившийся бренд, как и «Москва златоглавая». Но именно выставка «Мистический Кино-Петербург» наполняет это словосочетание теми самыми глубокими и тонкими смыслами, которым не мешает растиражированность термина, а напротив, придает ему истинный вид и возвращает корректное содержание.
Анна Маугли: Тема мистических взаимосвязей в отечественной истории и в том числе в кинокартинах «ленинградской школы» впервые рассматривалась в сборнике интервью «Реаниматор культового кино», а именно — в серии бесед Дмитрия с Олегом Тепцовым — на примере «Господина оформителя» и неосуществленного, к огромному сожалению, «Аменхотепа», остроумнейшего переосмысления гоголевского «Вия», где причудливо переплелись реальные события и мистификация. Вот это переплетение и легло в основу концепции выставки: мы подаем факты и аналитический материал, относящийся к избранным кинокартинам, через призму зыбкости субъективного восприятия. Рассматривая ту или иную фабулу и режиссерские методы, мы даем зрителю возможность самостоятельно открыть для себя и закономерности, и непостоянство — оценочное суждение меняется вместе с обществом, колеблется с течением времени и обрастает новой информацией. И только Петербург остается постоянной величиной — он объединяет так или иначе все отобранные нами истории, играя одну из ведущих ролей, а не выступая декорацией.
Сноб: «Мистический Кино-Петербург» далеко не первая ваша выставка. Что объединяет все ваши проекты?
Анна Маугли: Все наши выставки — отдельные полноценные произведения искусства на определенную тему. Мы пытаемся выйти за пределы общепринятых выставочных стандартов и создать наполненную драматургией театральную постановку или акустический фильм для нашей публики. Поэтому у нас такая сильная связь с кинематографом. Мы строим декорации, пишем сценарии — словом, подходим к проекту как кинорежиссеры. И в результате люди проводят на наших выставках столько времени, сколько на киносеансах, и еще возвращаются, чтобы посмотреть снова, как полюбившийся фильм. Поэтому мы всегда придумываем что-то новое: подход к сценографии, к подаче материала, к атмосфере. На выставке, посвященной Динаре Асановой, превратили зал «Таймлайн» в класс: с учительским столом около доски-экрана, на котором демонстрировались фрагменты фильмов Асановой о школе, и партами, разрисованными от руки, где смешались цитаты из всех программных фильмов и гротескные портреты главных героев.
Сноб: Предыдущий, посвященный Исааку Шварцу, ленфильмовский проект был выстроен в формате речной прогулки. Выставка «Мистический Кино-Петербург» представлена как путеводитель. Какие его основные точки и чем необычен маршрут?
Анна Маугли: Действительно, экспозиция о музыке Исаака Шварца была стилизована под причал, окруженный маяками и сложенными из нотных партитур гиперболизированными корабликами. Путешествие же проходило в зале, оформленном в соответствии с общепринятым представлением об экскурсиях по рекам и каналам Ленинграда-Петербурга, со всеми атрибутами речного трамвайчика: столиками, которые мы «сервировали» материалами о кинофильмах, видеопопурри и голосом экскурсовода, увлекательно рассказывающего о том или ином произведении замечательного композитора, чтобы прогулка по волнам его киномузыки выглядела как ламповые видеозарисовки ленинградского телевидения.
«Мистический Кино-Петербург» в этом плане, наверное, открывает больше путей и точек для путешествия, чем предыдущие проекты, потому что посвящен не одному герою, а сразу пяти абсолютно разноплановым, самобытным режиссерам и их творениям. И к каждому ведет своя дорога. Ее надо было придумать, проложить и соединить с прочими ответвлениями: так и появились в концепции, добавляясь к магистральной мистической линии, шпионский и вампирский Петербург. Наш зритель, начиная погружение в выставку, попадает в сеть хитросплетений шпионских детективов: «Первая встреча, последняя встреча» Виталия Мельникова и «Жертва для императора» Розы Орынбасаровой, — а затем буквально оказывается опутан паутиной зыбкой, гипнотической вампирской темы, раскрытой в зале, посвященном хоррору Евгения Татарского «Пьющие кровь». А потом перемещается в зал, где две картины: «Господин оформитель» Тепцова и «Пиковая дама» Масленникова — такие несхожие и такие рифмующиеся — открываются перед ним в новых прочтениях, интригующих пересечениях и неожиданных аспектах.
Сноб: Первое, что поражает в фильме «Жертва для императора», — бюджет. Миллион долларов для 1991 года очень приличная сумма. Как отразился такой бюджет на производстве фильма: костюмах, декорациях, деталях?
Анна Маугли: Вопрос о бюджете в миллион долларов я задала одним из первых режиссеру Розе Орынбасаровой, когда мы с ней встретились при подготовке выставки. Эта информация абсолютно не соответствует действительности. Кто запустил этот слух — неизвестно. Но давайте вместе развеем очередной киномиф. Фильм снимался в экстремально сжатые сроки, в рамках крайне ограниченного бюджета. Все сцены снимались с одного дубля, так как банально не было лишней кинопленки. Все, что было снято, вошло в фильм. Никаких удаленных материалов. Все работали на чистом энтузиазме и делали чистейшее искусство. Огромную роль сыграла фантастическая работоспособность и самоотдача Розы, как и вовлеченность на грани фанатизма всего творческого коллектива и, конечно, поддержка Алексея Юрьевича Германа.
Первым покупателем картины стал Марк Рудинштейн, он же запускал прокат. Кстати, вполне возможно, что и слух о миллионном бюджете — тоже изобретение этого сумрачного пиар-гения для подогрева интереса к фильму в прессе.
Кинокартина активно и успешно каталась по зарубежным фестивалям, но вот в отечественном прокате, увы, не прозвучала так, как должна была, несмотря на все свои очевидные достоинства — полагаю, она просто опередила свое время. На сегодняшнем витке истории появление такого фильма вызвало бы большой резонанс в обществе.
Сноб: Что произошло с копией фильма и как в ходе работы над выставкой вам удалось ее восстановить и оцифровать?
Анна Маугли: Негатив «Жертвы для императора» был утерян. По крайней мере, на сегодняшний момент создатели ничего не знают о его судьбе. Одну из прокатных копий Розе Орынбасаровой удалось забрать вместе с правами у Рудинштейна. И все эти годы в нескольких катушках пленка хранилась у режиссера. Ее нам и передала Роза для оцифровки, которую мы сделали вместе с сообществом любителей редкого кино From Outer Space. Пленка за прошедшие годы серьезно мутировала, из-за чего изображение приобрело необычный янтарный оттенок, что добавило фильму хроникальной эстетики и в то же время — ауры потусторонности.
Сноб: Верно ли сказать, что точкой отсчета выставки «Мистический Кино-Петербург» стал фильм «Господин оформитель», вокруг которого уже собирались остальные картины и создавался определенный мистический образ города?
Дмитрий Мишенин: Абсолютно верно. «Господин оформитель» и его создатель Олег Павлович Тепцов — герои моей книги «Реаниматор культового кино». И это фильм-формула, на которой выстраивалась вся выставочная концепция.
Формула эта звучит так: «Господин оформитель» — великий фильм, события которого разворачиваются на фоне стремительно приближающегося конца света (крушения Российской Империи), снятый во времена второго конца света (краха СССР). Разумеется, это мироощущение русского человека, для которого гибель Родины сопоставима с Апокалипсисом.
Так что, да, с этого фильма и началась работа над концепцией выставки. Но потом совершенно гармонично в ней появились «Пиковая дама» и «Первая встреча, последняя встреча», так как они уже изначально были запрограммированы высшими силами стать частью экспозиции, потому что так или иначе пересекались с историей создания «Господина оформителя»: взаимопроникновением мотивов этих картин, фабулой, временем создания, освещаемой эпохой, сюжетными поворотами, ключевыми эпизодами, местами съемок, эстетикой и стилистикой — отдельные сноски, посвященные этим пересечениям, можно найти в экспликациях выставки. Например, стоит привести тот факт, что исполнитель одной из главных ролей в «Господине оформителе» Михаил Козаков дважды в качестве режиссера приступал к постановке «Пиковой дамы» и дважды его замысел трагически срывался. И Олег Павлович Тепцов серьезно работал над своим видением «Пиковой дамы» и даже получил согласие Тины Тернер исполнить роль старой графини. Но увы, тоже не сошлись звезды...
А теперь я не могу представить эту выставку и без «Пьющих кровь» или «Жертвы для императора». Эти истории гармонично и бесшовно интегрировались в тело концепции, выигрышно дополнив и украсив ее.
Сноб: Чем для вас уникальна картина «Господин оформитель»?
Дмитрий Мишенин: Для меня это совершенно личное кино. Ведь я сам четверть века работаю «господином оформителем». Я уже много лет переписываюсь с автором фильма, подписываясь именем альтер эго — Платон Андреевич. Я учился любви к живописи символистов по этому фильму, общению с клиентами, то есть заказчиками картин, заново открывал для себя Петербург. Получается, когда режиссер лично познакомился со мной, он познакомился в некоторой степени с персонификацией своего героя, хотя первоначально этот герой, конечно, сам Тепцов. Это был полный взаимопонимания контакт, который увенчался сначала книгой-интервью «Реаниматор культового кино», потом — основанными на ней творческими встречами, а теперь — выставкой.
Сноб: Почему вам важно было представить именно первую версию «Господина оформителя» на выставке?
Дмитрий Мишенин: Выставка обязательно должна содержать что-то, что посетитель никогда не сможет больше увидеть, как на хорошем концерте. И в этом плане демонстрация в специальном мини-зале первой, короткой версии «Господина оформителя» 1986 года — идеальное решение.
Дипломный фильм Олега Тепцова — это редчайший артефакт и музейный экспонат. Выставка закроется, и для массового зрителя снова будет доступна только полная версия ленты. Поэтому так важно для всех специалистов и ценителей сходить на выставку… Хотел сказать: сходить в кино…
Сноб: С точки зрения хронологии первый фильм — «Пиковая дама» Игоря Масленникова. Корректно ли сказать, что он определил некоторые «законы жанра» или «архетипы», с которыми работали будущие авторы «мистических» кинолент? Например, игра в карты или образ роковой женщины?
Дмитрий Мишенин: Думаю, это все же определил Пушкин, потому и слоган выставки: «Кинофантазмы „Ленфильма” — от „Пиковой дамы” Пушкина до „Господина оформителя” Олега Тепцова». Просто у Масленникова лучше всех пока получилось экранизировать это волшебное произведение.
«Пиковая дама» — структурообразующий фильм для нашей выставки. Во-первых, Пушкин — это вообще начало всей русской литературы. И мотив карточной игры, мотив вызова судьбе, мотив схватки с Роком, очевидно связан и с фильмом «Господин оформитель», и также он пронизывает все наши программные фильмы, как единая нить. Но не только эти пересечения связывают картины. Если разбирать каждый фильм, непременно открываются новые объединяющие нити.
Художник-постановщик Исаак Каплан, один из столпов «Ленфильма», работал и на «Пиковой даме», и на «Первой встрече, последней встрече», и на «Пьющих кровь». И музыку Курехина мы слышим и в «Господине оформителе», и в «Пьющих кровь»…
А когда я узнал, что Алексей Герман — продюсер «Жертвы для императора», подумал: «Ну вот и прелестно, теперь наш слоган не „От Пушкина — до Тепцова”, а „От Германна — до Германа”».
Сноб: Поговорим про Евгения Татарского. Режиссер «Пьющих кровь» уже в начале 90-х был если не классиком, то одним из признанных мастеров «Ленфильма». Как вы считаете, почему он решился взяться за такой необычный и новый для него жанр и как ему удалось избежать вульгарности, свойственной первым российским экспериментам в жанре ужасов?
Дмитрий Мишенин: Евгений Татарский — настоящий мэтр, и потому мог делать что угодно в искусстве, и даже побыть немного вульгарным, если бы вдруг захотел.
«Золотая мина» и «Приключения принца Флоризеля» — это абсолютно классические ленты, после которых даже можно снять, поддавшись моде, ужастик. Но вы правы: он справился с этим блестяще, и действительно получился один из лучших русских фильмов ужасов. Хотя вряд ли Евгений Маркович об этом думал: «А сниму-ка я модный вампирский хоррор, который станет образцом». Просто сделал вместе со своей командой все с душой, без оглядки на все связанные в то время с кинопроизводством трудности.
Сейчас, работая над выставкой, мы вдруг обнаружили явную связь Татарского со славянским Голливудом Романа Полански и поняли, что финал фильма — практически оммаж фильму «Бесстрашные убийцы вампиров», только у нас многообещающе и кровожадно улыбается в камеру жена Харатьяна, а там оборачивается вурдалаком Шэрон Тейт.
У меня в этом фильме любимая часть — финал. Когда под зловеще бодрый курехинский вальсок демонстрируется панорамный вид на Чернышеву дачу и кровавое небо над ней. Поздняя советская психоделия.
Для меня эта сцена очень важна еще и потому, что это мой родной район, и я гулял вокруг именно этой усадьбы всю юность. Символично или мистично, но там находилась и находится детская художественная школа. Я никогда в ней не учился, но стал художником. Наверное, регулярные прогулки вокруг таких мест уже сами по себе настраивают тебя на определенный лад на всю жизнь.
Сноб: Какую роль в фильмах и в самой выставке играет музыка? Не в мистических и романтических настроениях формировался феномен Сергея Курехина как кинокомпозитора? Он ведь и дальше, в «Замке» Балабанова, продолжал ту же мистическую интонацию, но уже на грани абсурда?
Дмитрий Мишенин: Тимоти Мишенин делает музыкальное оформление уже к третьей нашей выставке на «Ленфильме». Весь саунд-дизайн экспозиции — вплетение киноцитат и спецэффектов в вычищенные аудиотреки каждого фильма. Конечно, для нас это такой же важный элемент экспозиции, как и сам саундтрек для фильма. И в этот раз большой акцент аудиомикса — на Сергее Курехине. Мистика в том, что выставка совпала с его юбилеем в этом году. На музыкальном фестивале «Стереолето», проходившем в «Порту Севкабель» ко дню рождения Курехина, мы сделали mushroom booth (грибная инсталляция. — англ.) — инсталляцию «Затерянный мир Сергея Курехина», сведя воедино свою картину «Затерянный мир» с бесконечной трансляцией нарезки «того самого» выпуска «Пятого колеса», телесюжета «Ленин — гриб». То есть эта инсталляция была больше не про музыку Курехина, а про его артистический перформанс, взломавший сознание миллионов советских телезрителей.
На «Ленфильме» же мы сосредоточились на вершине, на мой взгляд, музыкального творчества Сергея Курехина, а именно — на саундтреках. Он раскрылся в них не как шоумен, а как гениальный композитор. В этом плане саундтрек «Господина оформителя» мне всегда казался высшим проявлением его Дара. Но, работая над выставкой, мы открыли для себя заново саундтрек фильма «Пьющие кровь» и убедились, что это также сильнейшее музыкальное оформление, без которого фильм потерял бы буквально половину своего очарования.
Сноб: Невозможно не провести параллель выставки «Мистический Кино-Петербург» с выставкой «Виктор Цой. Легенда», кураторами которой вы также выступали, и даже приглашали героев ленфильмовского проекта: режиссера Олега Тепцова и съемочную группу Розы Орынбасаровой — на «Севкабель», где развернулась экспозиция. Как для вас связаны эти два проекта? Было ли чувство некоего единого полотна, в котором сосуществуют обе выставки, как в фильме АССА, где хроника последних дней Павла I переплетается с событиями 1980-х?
Дмитрий Мишенин: Это совершенно разные проекты. В одном случае — выставка Цоя, над которой работала огромная команда и были суперспонсоры. В другом — проект на «Ленфильме» — работа маленького коллектива до разрыва жил и в условиях крайне ограниченного бюджета. Впрочем, одно общее есть — результат.
Практически все, что мы делаем, пересекается и превращается в единую мозаику. Вы даже не представляете, насколько эти пересечения иногда мистичны. Мы можем сказать, что «Мистический Кино-Петербург» — это экранизация фрагмента книги «Реаниматор культового кино». И на выставке, посвященной Цою, тоже есть такой зал — «Цитадель смерти», который можно назвать экранизацией другого фрагмента этой книги. И таким образом мы приходим к тому, о чем уже говорили: наши выставки — это наши фильмы. И, рассказывая именно про наши выставочные проекты, пресса впервые стала использовать термины, в большей мере относящиеся к кино, например блокбастер, и сравнивать кураторов с режиссерами, когда был придуман формат выставки-байопика, вообще изменивший подход к экспозициям и задавший абсолютно новый уровень качества подачи. Мы ввели моду на выставки, куда зрители приходят каждый день, а не только на вернисажи и финисажи, гарантирующие им фуршет, как это было принято раньше у большинства галеристов.
Нам не было дано стать режиссерами, но как кураторы мы собрали свои полные залы, устроили шумные премьеры, и наш зритель обожает многократные просмотры, так что современным отечественным кинематографистам есть чему у нас поучиться. Потому что сами мы постоянно учимся, и это естественно, у лучших, вдохновляемся творчеством наших и зарубежных киноклассиков.
Сноб: Проект Doping Pong начинался и развивался, работая с современным цифровым искусством и с «неоромантическими» советскими образами. «Мистический Кино-Петербург» — ваша первая большая работа с дореволюционными образами и эстетикой той эпохи? Получается, что и на Серебряный век вы смотрите как неоромантики?
Анна Маугли: Вы знаете, лучше всего этот неоромантический взгляд проявлен на примере нашего оммажа картине Жана Дельвиля La Mysteriosa, или «Таинственная», — почтительный поклон «Моне Лизе 1890-х» от поколения 1990-х. Так оформлен лестничный переход из холла в пространство, посвященное «Пиковой даме» и «Господину оформителю».
Мы придумали историю-мистификацию с дополненным кадром для кинокартины «Господин оформитель». Нам всегда его там не хватало. Ведь героиня картины «Таинственная» — основной референс для главной героини «Господина оформителя» Анны-Марии в исполнении Анны Демьяненко. И нас всегда поражало, почему в фильме ни в первой, ни во второй версиях нет кадра, где Демьяненко, с ее кукольным фарфоровым личиком и невероятными глазами, оживила бы именно эту картину, хотя подобная рифма сама напрашивается. Так пришла идея самим сделать этот никогда не существовавший в фильме «Господин оформитель» кадр и расположить между первым и вторым этажом. И это символично, так как сам фильм завис между двумя мирами: Россией и СССР. В этом образе наш художник Посторонним В. воплотил связь времен. Получается, что Олег Тепцов — звено между Серебряным веком и Doping Pong. Так же и мы для кого-то будем следующим звеном. Это преемственность. Это и есть традиция. Не пустые слова, а действительная связь поколений через искусство.
Сноб: Можно ли сказать, что «Мистический Кино-Петербург» — это какая-то отдельная и единая киновселенная со своей топологией, образами и героями?
Дмитрий Мишенин: Я думаю, это родное понятие для всех, кто родился и вырос в нашем городе. И для тех, кто живет в других городах, но искренно любит его и выделяет для себя. Как петербуржцы, к примеру, любят Париж или Венецию. Кто-то так же относится к Петербургу. Это город, способный вызывать непреходящую любовь, хотя в нем помимо красот и мистики много и смерти, и декаданса. И я рад, что все выставки на «Ленфильме», благодаря, конечно, в первую очередь гениальным режиссерам, помещают нас в таинственную и поэтичную атмосферу любимого города, который они запечатлели на кинопленке в разные годы, навсегда сохранив ушедшие виды. И проект «Мистический Кино-Петербург» — даже больше, чем другие. В нем как будто оживает сам дух родного города. Когда над входом на «Ленфильм» зажглась неоновая вывеска с логотипом выставки (в виде сложившейся в треугольник кинопленки, обрамляющей глаз, в котором отражен Сфинкс с Египетского моста), руководитель и продюсер проекта сказала мне: «Отличный новый логотип для студии». И я, без ложной скромности, с ней полностью согласен. Этот дизайн — прямая отсылка к лучезарной дельте, к Божественному оку, украшающему храмы Санкт-Петербурга. А «Ленфильм» для нас — храм искусства. Когда я увидел в позднеосенней тьме этот свет, исходящий от новой вывески над старинной студией, то понял, насколько наш город нуждается в нем.
Сноб: Есть ли для вас примеры современных российских фильмов, сериалов, арт-проектов, которые могли бы войти в лонг-лист «Мистического Кино-Петербурга»?
Дмитрий Мишенин: Если бы я был стрит-артистом, мои граффити выглядели бы так: «Я ненавижу хип-хоп, я ненавижу тикток». Ну, и, может быть, я исписал бы пару стен названиями групп Ленинградского рок-клуба. Я не ретроград, я ретрофутурист. Хочу взять в будущее все самое лучшее из прошлого, а в прошлом оставить все скучное современное. Мне надоело уговаривать себя до конца смотреть тот или иной продукт жизнедеятельности современного российского кинематографа. Уговаривать себя найти в нем прогрессивные и позитивные моменты, пересчитывать их, как крупицы ценной породы, и слезиться от благости, реанимируя пребывающую в перманентной коме надежду на возрождение. Уговаривать себя понять автора, вникать, что же он хотел сказать, и вообще верить, что он в принципе что-то хотел и почти смог сказать, но у него не совсем получилось. Я скучаю по нормальному русскому искусству, которое радует взор и душу, которое удивляет, к которому не нужно подстраиваться от безысходности и которое захватывает тебя само по себе. И это я нахожу в советском кино и совсем не нахожу в российском. Увы.
Но я всегда открыт новому. И возможно, я еще увижу фильмы, сделанные в России, смотря которые мне не нужно будет заставлять себя высидеть до конца и уговаривать, что они действительно интересные. Ну а пока их нет, я буду писать сценарии новых выставок, вдохновляясь советскими фильмами, и показывать «акустическое кино».
Мы не просто так стали работать с культовыми кинорежиссерами или делать проекты о легендарных личностях. Просто нам с ними интереснее и комфортнее. А то, что и им оказывается наше творчество близко, говорит о том, что мы нашли свою компанию: Doping Pong оформляет винил с саундтреками фильмов 70-х годов и рисует картины по мотивам фильмов 80-х, публикует интервью с режиссерами, годящимися нам в родители. Потому что в этом во всем больше красоты и жизни, чем в том, что сейчас выдают за актуальное искусство. Поэтому если творчество арт-группы Doping Pong сможет сохранить и передать красоту русского искусства хотя бы одному художнику, режиссеру или писателю в будущем, тогда наша миссия будет выполнена. Значит, традиции не прервутся.
Сноб: Вообще, «Мистический Кино-Петербург» — простая для вас тема? В «призрачном» Петербурге можно рассмотреть и ужасающие образы истории города, начиная с эпохи строительства и заканчивая блокадой? Или это уже совсем другая история?
Дмитрий Мишенин: Моя бабушка Мария Константиновна рассказывала мне в детстве, что Санкт-Петербург «построен на человеческих костях», я буквально цитирую ее слова. Так и представлял себе Казанский собор, который в то время был Ленинградским музеем истории религии и атеизма, стоящим на фундаменте из костей, да еще и в непролазных лесах, на болотах, где тяжело работали тысячи изнуренных людей по приказу царя, решившего именно здесь создать сказочный европейский город, как когда-то фараоны, приказывавшие древним мастерам и простым каменщикам строить пирамиды. Картина в моей детской голове возникла, скажем так, устрашающая (поужаснее картин Билибина — с Бабой-ягой и светящимися черепами): все в черно-бордовых тонах, безрадостное и окруженное дремучим лесом. И в этом древнем лесу, на болоте и среди человеческих костей воздвигаются архитектурные памятники невиданной красоты. Ну как тут обойтись без волшебства и мистики? Это же натурально иллюстрация из русской сказки — то, что описывала мне бабушка. Конечно, магия присутствовала во время сотворения Петербурга. Мощная человеческая магия созидания и преодоления. И она продолжает пульсировать и в нем, и в нас, а иначе тут выжить невозможно.
Беседовал Миша Кихот