Ленский в ушанке и Онегин с двустволкой
Во всём виноват Чайковский?
Поэт Борис Заходер как-то заметил:Всё то, что натворили дураки,
Поверьте мне, такие пустяки
В сравненье с тем,
Что может сделать гений.
Особенно – из лучших побуждений!
Вы вправе спросить: Чайковский-то при чём?! Чем он провинился перед русской культурой, чего такого натворил несуразного?
Ну что же, начнём издалека. Написать оперу на сюжет пушкинского романа предложила композитору певица Елизавета Лавровская в мае 1877 года – за утренним чаем. Чайковскому поначалу эта мысль показалась дикой, но в тот же день он увлёкся ею и ночью уже набросал сценарий.
К тому времени Пётр Ильич сам оказался в ситуации, напоминавшей онегинский сюжет. Во время работы над оперой он получил несколько любовных посланий от Антонины Милюковой, с которой мимолётно познакомился в 1872 году на светском приёме. Поначалу композитор, как и Онегин, ответил холодным отказом. Но, создавая оперу, так сопереживал Татьяне Лариной и был зол на Онегина, что решил: с влюблённой девушкой так поступать бессердечно. Получив очередное письмо с признаниями, он сделал Антонине предложение, хотя позже уточнял: «Я был как бы в бреду». Чайковский женился на Милюковой летом 1877 года, но честно предупредил, что не любит её. Многие отмечали, что девушка была неумна, не отличалась особыми достоинствами. Преподаватель консерватории Лернер на вопрос Петра Ильича, помнит ли он студентку Милюкову, коротко бросил: «Дура».
Вскоре супруги стали жить врозь. В письме сестре (1879) Пётр Ильич признавал: «Я муж Антонины Ивановны, безжалостно с ней поступивший…». Однако затем возненавидел жену и в письмах братьям называл её «мерзавка», «стерва», «гадина». Сама Милюкова после смерти мужа в воспоминаниях о нём не произнесла ни одного дурного слова. Напротив, написала: ««„Евгений Онегин“ – самая лучшая из всех его опер. Она хороша, потому что написана под влиянием любви. Она прямо написана про нас. Онегин – он сам, а Татьяна – я».
В октябре 1896 года Милюкова попала в больницу для душевнобольных с диагнозом «хроническая паранойя». Она пережила Чайковского на 24 года, 20 из которых провела в сумасшедшем доме, где и скончалась.
Сплошная кунанбаевщина
С музыкальной точки зрения опера блистательна. Но, на мой взгляд, она одновременно гениальна и отвратительна. Двойственное отношение к ней высказывал, к примеру, Иван Тургенев. Писатель был в восторге от музыки и в возмущении от надругательства над сюжетом.Конечно, сюжет «Онегина» композитору (как и любому образованному человеку) в общих чертах был знаком. Но что той фабулы? Полюбила – отказал, глупая дуэль и смерть Ленского, Татьяна и Онегин на балу… Прелесть пушкинского творения в другом: в суждениях об эпохе, иронических зарисовках быта, политики, культуры, привычек и суеверий русского общества.
Конечно, в границах оперного жанра передать это невозможно. И Чайковский решает взять для «сценариума» лишь то, что связано с личными судьбами и переживаниями героев. Первый акт – знакомство семейства Лариных с Онегиным, письмо Татьяны и отказ Онегина; второй – бал в доме Лариных, сцена ревности Ленского и дуэль; третий – бал в Санкт-Петербурге.
Так себе планчик-конспектик. Забавно, но в тот же 1887 год, когда Чайковский «положил» «Онегина» на музыку, поэт Абай Кунанбаев (казахский Пушкин) подобным манером «перевёл» роман на родной язык! Абай резонно решил, что целиком «энциклопедия русской жизни» степнякам неинтересна. А потому представил историю Татьяны и Онегина как переписку двух влюблённых. При этом из образа Онегина убран весь негатив, зато «показан недюжинный характер главного героя, ловко справляющегося с соперниками» (Шериаздан Елеукенов). Для аула – самое то. К слову: в финале Абай Онегина таки убивает.
За помощью в создании либретто Чайковский обратился к своему приятелю Константину Шиловскому – художнику-любителю, скульптору, музыканту и стихотворцу. Тот и слепил нечто нелепое, переврал роман, искалечил стихи Пушкина да к тому же насовал в текст собственные нескладушки.
Представьте: в первой же картине Онегин, впервые увидев Татьяну и вступив с ней в беседу, сходу сообщает:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог…
И так далее. Слава Богу, публика не слышит заветного «Когда же чёрт возьмёт тебя!». Хотя в полном праве сама домыслить, поскольку по ходу беседы после слов «Не отходя ни шагу прочь» Татьяна и Онегин входят в дом и разговора попросту не слышно. Вы вообще можете себе представить, чтобы аристократ начинал знакомство с дамой, повествуя о том, как задолбал его своей придурью умирающий дядюшка?!
Или сцена, когда Онегин замечает Ленскому, что выбрал бы из двух сестёр Татьяну, а не Ольгу:
В чертах у Ольги жизни нет,
Точь-в-точь в Ван-Диковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне.
В романе следует вполне предсказуемая реакция:
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
В опере, напротив, Ленский обращается к Онегину:
Ах, милый друг!
Волна и камень,
Стихи и проза, лёд и пламень…
Короче, мы различны с тобой «взаимной разнотой». Милый друг?! После того, как «лепший кореш» обгадил предмет твоей страсти с головы до ног?!
Всё либретто – сплошь опошление Пушкина и хамское отношение к его роману. Как говорил Труляля из «Алисы в Зазеркалье»: «задом наперёд, совсем наоборот». Хотя бы завершающая сцена бала, где вдруг разразился речью муж Татьяны, который заодно с голосом обрёл фамилию Гремин. Пушкин характеризует его походя несколькими презрительными строками:
и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
В опере Гремин исполнил арию с дикими купюрами, переврав Пушкина полностью и окончательно. Генерал заявляет, что любви все возрасты покорны, и её порывы благотворны как в молодости, так и в старости. Между тем в романе Пушкин утверждает совершенно иное:
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мёртвый след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Поздравляю, гражданин, соврамши-с…
И это «соврамши-с» растекается по либретто от первого слова до последнего. Просто откройте роман и сравните.
Чайковский с приятелем так увлеклись, что поначалу даже заставили в последней картине оперы Татьяну пасть в объятия Онегина... Но перед представлением оперы в Большом театре Пётр Ильич всё же отказался от такого финала.
Лобстером по голове
И всё же опера Чайковского – безусловный шедевр. Гениальная музыка взяла верх над гениальным текстом. Но стоит ли этому аплодировать? В новом тысячелетии оперный «Онегин» подвергся столь грандиозным издевательствам, что Пётр Ильич, как говорится, нервно курит в туалете. По полной досталось не только Пушкину, но и Чайковскому. Самый громкий скандал грянул на той же сцене московского Большого театра, где с 2006 по 2008 годы звучал обновлённый «Евгений Онегин» в глумливой постановке Дмитрия Чернякова.О, это было нечто! Декорации одни и те же в течение всего действия – большая комната со столом посередине. Всё происходило либо за столом, либо вокруг стола, либо на столе.
Вот мнение очевидца: «Первая сцена в доме Лариных. За столом сидят многочисленные домочадцы, соседи и иже с ними. Гремят тарелками, чавкают, вешают пиджаки на спинки стульев. Маменька заставляет Татьяну и Ольгу петь для гостей, что они и делают, повернувшись спиной (!) к зрительному залу».
Ленский, который приревновал у Лариных Онегина к Ольге, в явном неадеквате «скакал в колпаке, всех смешил и забавлял… маменька там же принародно влепила Ленскому хорошую оплеуху(!!!)». Арию «Куда, куда вы удалились» он поёт все в той же комнате, посреди утренних остатков пиршества и убирающих горничных с вениками и швабрами.
Особенно феерична сцена дуэли. Ленский выходит в тулупе и ушанке, тряся заряженной двустволкой. Онегин пытается отобрать у него ружьё (типа «спички не игрушка»), завязывается борьба, ружжо стреляет, Ленский умирает. Критик Юлия Бедерова предложила своё видение: «Марионеточная перебранка жалкого Пьеро и бодренького Буратино... У них на двоих одно (чеховское!) ружье, вслед за потасовкой – «случайный» выстрел в пузо, на глазах у изумленной толпы… На столе – грязная посуда и Ленский».
Онегину тоже не свезло: на его голову пробегающий официант вываливает лобстера, затем он тискает и обжимает Татьяну, но её вовремя умыкает муж, Евгений стреляет себе в висок из пластмассового пистолета, но происходит осечка…
Критик Екатерина Бирюкова в припадке восхищения извергла блистательный пассаж: «Дмитрий Черняков добился невозможного – объяснил, что мы, оказывается, почти ничего не знали про её (оперы «Евгений Онегин» и романа Пушкина. – А.С.) хрестоматийных героев».
Это да. Это бесспорно. А сколько ещё нам предстоит узнать… Так, в постановке Мюнхенской оперы «Евгений Онегин» подан как гомосексуальная драма Ленского и Онегина, именно на этой почве Онегин убивает Ленского…
А что, вдруг именно этот ракурс Петру Ильичу бы понравился? Во всяком случае, эксперименты наверняка продолжатся. И то сказать: Чайковскому было можно, а нынешним почему нельзя? То ли ещё будет, ой-ёй-ёй… Впрочем, это уже из другой оперы.