Поход Ивана Грозного на Казань 1549 – 1550 г. Начало военной кампании
Неудачный зимний поволжский поход 1548–1549 годов лишь сильнее раззадорил грозного царя и московских воевод, которые решили «ногою твёрдой стать» в Казани.
Для достижения такой амбициозной цели в 1549 году было собрано огромное по тем временам войско численностью почти в 20 000 человек, пусть это и выглядит несолидно в сравнении с мифическими 100 000 из Казанского летописца и тем более 800 000 из сказания астраханского поэта Шерефи. Также для похода собрали внушительный артиллерийский наряд, включавший большие осадные бомбарды и мортиры. Какие цели ставились перед всеми этими силами, с чего началась военная кампания и как московские рати добирались до ханской столицы? Об этом читайте в статье.
Финальные приготовления к походу начались в ноябре 1549 года. В разрядной книге перечисляются все полки с воеводами и местами сбора:
- большой полк (воеводы Д.Ф. Бельский и В.И. Воротынский) – в Суздале;
- передовой полк – в Шуе (П.И. Шуйский) и в Муроме (В.Ф. Лопатин-Телепнев-Оболенский);
- полк правой руки (А.Б. Горбатый, В.С. Серебряный) – в Костроме;
- полк левой руки (М.И. Воротынский, Б.И. Салтыков) – в Ярославле;
- сторожевой полк (Ю.М. Булгаков, Ю.И. Кашина) – в Юрьеве.
Сам царь вместе со своим братом Юрием отправился из Белокаменной во Владимир, где формировались военный лагерь и мобилизационная площадка. Чтобы подчеркнуть важность и богоугодность мероприятия, Иван Васильевич по дороге останавливался в святых местах и слушал молебны. Так, «ноября в 24 день, в неделю, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, слушев у пречистой Богородицы всоборне молебнов», а «идучи в Володимер, царь и великий князь был у Троицы в Сергееве монастыре». 3 декабря 1549 года государь прибыл в город Мономаха. В Москве же остался в роли «И.О. царя» двоюродный брат Ивана Васильевича, князь Владимир Андреевич.
Как и во время прошлогодних событий, государь лично возглавил войска. Тем самым он позиционировал себя не просто формальным, а реальным покровителем и защитником своего народа и православной веры. Иван Васильевич уподоблялся тому самому библейскому «пастырю доброму», который «душю свою полагает за овця».
Царь и на сей раз не собирался отсиживаться во владимирском лагере, а намеревался идти вместе с ратями на Казань. Это окончательно ломало сложившуюся при Иване III и Василии III парадигму «дистанционного главнокомандующего», который осуществляет высшее стратегическое руководство, но не лезет в пекло. Слишком дорого стоило русской земле пленение Василия II татарами в битве под Суздалем 1445 года, поэтому два последующих государя предпочитали не рисковать своей персоной на передовой. К середине XVI столетия казанский вопрос достиг такой остроты, что царь решил отойти от этого принципа и своим присутствием придать решимости войскам.
Пленение великого князя Василия II в битве под Суздалем 1445 г. Миниатюра из Лицевого свода.
Сыграли определенную роль и амбиции молодого государя, недавно венчавшегося на царствие. Как упоминалось [url=http://|https://topwar.ru/238781-krovavaja-razminka-neudachnyj-pohod...]в первой публикации цикла[/url], покорение Казани на деле легитимизировало царский титул Ивана Васильевича. Не случайно венчавший его митрополит Макарий в своей молитве во всеуслышание просил бога «покорить ему всея варварскыя язывы». Личным же участием в походе государь по умолчанию «отсекал злые языки». Никто уже не посмеет утверждать, что всё сделали исключительно талантливые воеводы, в то время как царь спокойно отсиживался в Кремле или в безопасном владимирском лагере подальше от фронта.
Забегая вперед, такая самоотверженность царя и его готовность рисковать жизнью на поле боя отметили даже недруги Ивана Васильевича. В своей «Истории о великом князе Московском» первый знаменитый русский диссидент А. Курбский писал, что государь:
Вернемся во Владимир декабря 1549 года. Помимо молодого царя, туда же прибыли духовные отцы державы – митрополит Макарий и владыка Крутицкого монастыря Савва. Они благословили царские войска на подвиги и выступили перед ратниками и воеводами с пламенными речами.
Разрядная книга также приводит более приземленные напутствия святых отцов:
То есть перед нами пример военной кампании, когда назначения производились в обход принятого в Русском государстве принципа местничества, завязанного на знатность рода. Царь и боярская дума выбирали полководцев и командиров, исходя из их опыта, заслуг и талантов. Нередко это действительно помогало избежать споров и благотворно влияло на ход кампании (яркий пример — сражение на Ведроши в ходе Порубежной войны с Литвой 1500–1503 годов).
Были и примеры, когда даже назначенные «без мест» воеводы не могли найти общий язык, из-за чего всё заканчивалось провалом. На ум приходят и неудачная попытка взять Смоленск в 1502 году, и казанская кампания Василия III 1506 года, и целый ряд других походов. Поэтому государь с боярами решили, что напутствие духовных иерархов в дополнение к царскому приказу не помешает.
Между тем из Владимира направили грамоты касимовскому царевичу Шах-Али и перешедшему на русскую службу астраханскому царевичу Едигеру. Им приказывалось прибыть со всеми своими воинами в Нижний Новгород. Туда же приехали сам царь, часть собранных войск, а заодно артиллерийские наряды. 23 января 1550 года московские рати вместе с царем выступили на Казань.
Отметим, что Шаху-Али и Едигеру, по идее, было необязательно добираться до ханской столицы через Нижний Новгород. Их лихие конницы могли потребоваться именно там, чтобы двинуться в путь вместе с артиллерией и защищать ее от возможных нападений татарских и черемисских всадников по дороге на ТВД.
Казанский мурза XVI в. Рисунок Н. Канаевой
Итого, основная войсковая группировка, которой предстояло взять город «в облогу», включала:
- 12 воевод полков: большого, передового, правой и левой руки, сторожевого, ертаула;
- большой и малый артиллерийские наряды;
- служилых татар касимовского царевича Шаха-Али, силы союзного астраханского царевича Едигера.
Снова пустимся в несложные математические «игры разума»: применим описанную в прошлой статье формулу подсчета примерной численности воинских контингентов историка А. Лобина (в среднем под рукой у одного большого воеводы 4 – 5 боевых сотен по 150 - 200 бойцов каждая). В который раз оговориться, что такая методика не претендует на истину в последней инстанции. Гораздо надежнее было бы произвести расчеты, исходя из задействованных в походе боевых корпораций детей боярских и дворян. Увы, такая детализация по рассматриваемой казанской кампании в источниках не приводится – перечисляются лишь полководцы.
В предыдущей статье не совсем корректно говорилось, что А. Лобин вывел свою пропорцию «по аналогии с Полоцким походом Ивана Грозного». На самом деле историк проанализировал боевые росписи по нескольким кампаниям времен Ливонских войн, включая «полевые» походы по «крымским вестям», операции под Юрьевом и Феллином. Это позволило ему рассчитать некое «среднее по больнице». Повторимся, что фиксированной численности полков и боевых сотен не существовало ни в 50–60-е годы XVI века, ни значительно позже. В отдельных наиболее масштабных операциях могло участвовать столько же больших воевод, сколько и в менее крупных кампаниях. Зато боевые сотни в первых мероприятиях были куда многочисленнее. Опора на данные лишь по одному походу не дала бы целостной картины..
Выпал из поля зрения прошлой статьи и вопрос о послужильцах. Изначально А. Лобин вслед за В. Пенским предполагал, что боевые слуги дворян и детей боярских не учитывались в войсковых росписях и разрядных записях. Соответственно, полученные цифры нужно умножать на два из расчета, что в среднем каждый помещик привлекал по одному послужильцу (кто-то мог не привести ни одного, а другие умудрялись собрать команду в несколько человек).
Гораздо более убедительной представляется позиция О. Курбатова, озвученная в его критическом отклике на статью А. Лобина:
Помимо сугубо военных соображений и планирования, был важен и административный аспект. Помещики получали премиальные выплаты за сбор послужильцев сверх нормы (больше, чем 1 снаряженный воин со 100 четей доброй угожей земли) и подвергались штрафам за недобор. Требовалось учесть всех боевых слуг, чтобы корректно рассчитать размеры вознаграждений и, напротив, взысканий.
Если на войсковых смотрах уже посчитали «каждую былинку», какой смысл постфактум заносить в разрядные книги только помещиков: производить ненужные арифметические действия и показывать необъективную картину? К тому же с приплюсовыванием «мертвых душ» численность войск в некоторых операциях получается фантастически огромной. Если Москва и вправду могла собрать в один поход 40–45 тыс. бойцов, почему же она так долго и с переменным успехом боролась с Великим княжеством Литовским? По оценке того же Лобина и других исследователей, Литва обладала мобилизационным потенциалом всего в 35–40 000 воинов – и то это недосягаемый на деле потолок. Да и Казань пала бы к ногам русского государя значительно раньше, располагай он такими несметными ратями.
Кстати, по словам историка Б. Илюшина, который лично общался с А. Лобиным по данному вопросу, последний все-таки признал критику О. Курбатова. Лобин согласился, что «200 воинов в среднем в «сотне» – это все-таки с учетом послужильцев». Б. Илюшин же в своих расчетах сократил среднюю численность «сотни» до 150 человек. Если кто-то из читателей знает более корректный метод подсчета контингентов по рассматриваемому периоду, не стесняйтесь делиться своими мыслями в комментариях.
Возвращаясь к основной войсковой группировке в казанской кампании 1550 года, получаем 11 000 ратников. Это с учетом, что под командованием Шаха-Али и в артиллерийских нарядах было приблизительно по 1000 человек. Для сравнения, в 1487 году Ивану III хватило порядка 5200 бойцов, чтобы впервые взять Казань.
Не забудем и о дополнительных формированиях, которым надлежало поддерживать действия основной группировки. Двух воевод, князя Ивана Ивановича Пронского Турунтая и Петра Семеновича Серебряного, послали с конными отрядами к деревне Бишбалта. Снова применим формулу А. Лобина и предположим, что под их началом находилось порядка 1500 бойцов. Правда, здесь всё не так однозначно. Правомочно ли применять к этим вспомогательным формированиям описанную пропорцию воевод, «сотен» и бойцов? Подобные второстепенные отряды могли быть не столь многочисленными. В таком случае и общая численность русских войск меньше озвученных в прошлой статье 17 400 ратников.
О целях этой группировки в источниках ничего не сказано. Деревня же Бишбалта являлась главной «судоверфью» Казанского ханства. Там жили и работали мастеровые люди, которые строили речные суда, широко применяемые казанцами для военных действий и торговли. А значит, в деревне с большой вероятностью хранились запасы корабельного леса. Именно они могли стать главной целью Пронского и Серебряного. Нет, строить корабли и ставить их на сани никто не собирался, а вот порубить сухой лес на дрова – совсем другое дело. При местном климате даже весной и летом вопрос обогрева порой стоял очень остро – что уж говорить о зимних походах. Нужно было и как-то готовить еду.
Памятник в Адмиралтейской слободе в Казани, на месте бывшей деревни Бишбалта.
Русские войска, несомненно, запаслись сухими дровами и везли с собой большие обозы. В Среднем Поволжье с его низкой плотностью населения война не могла полноценно «кормить войну», так что одними рейдами по неприятельским территориям сыт и обогрет не будешь. И все же дополнительное топливо не помешало бы. Никто не знал, как долго продлится военная кампания и хватит ли запасенных дров.
Более многочисленные силы под началом 4 воевод (до 3000 всадников) направлялись в местечко Укрень. Сегодня это Уренский муниципальный округ Нижегородской области. Укренской группировке приказывалось «козанских мест воевати и кормов (фуража, прим. П. Канаева) добывати». Здесь также ставились задачи дополнительного снабжения войск за счет местного населения в жестких зимних условиях.
Еще одно формирование под руководством двух воевод послали «по Галицкой дороге к засеке». Один из указанных военачальников – это уже знакомый нам князь Иван Иванович Пронский-Турунтай, который одновременно направлялся на Бишбалту. Он же упоминается среди командующих осадными башнями (турами) непосредственно у Казани. Неясно, действительно ли Иван Иванович успевал оказываться «тут и там», подобно Фигаро, или же в источнике что-то не сходится.
Царь и впрямь мог настолько благоволить Пронскому, что дал ему побольше возможностей отличиться в военной кампании. В Новгородской летописи по списку Никольского отражен эпизод, когда летом 1547 года 70 псковичей прибыли в резиденцию государя с жалобой на поборы Ивана Ивановича, занимавшего пост псковского наместника. Царь принял делегацию в прямом смысле слова горячо: приказал обливать жалобщиков кипятком и жечь им бороды. Конечно, такая реакция государя объяснялась не столько выгораживаем своего приближенного, сколько раздражением из-за череды восстаний 1546–1547 годов: выступлений новгородских пищальников и московских черных людей. Прибавьте сюда пожар в столице и неурожай. Несчастные псковичи попросту попали под горячую руку. Да и отражен эпизод лишь в одном источнике, что заставляет задуматься, не выдумка ли это. Тем не менее Турунтай-Пронский пользовался определенным расположением Ивана Васильевича.
Не исключено также, что на самом деле в разрядную книгу прокралась ошибка, и к засеке на галицкой дороге отправлялся всего один полководец. Тогда численность этих отрядов, предположительно, достигала порядка 750 человек (около 1500 ратников, если воевод действительно было двое). Вероятная цель данного формирования – парирование казанских вылазок в галицкие земли.
Царь с охраной, часть московского войска, татарские царевичи Шах-Али и Едигер, а также артиллерийские наряды двигались к ханской столице по льду и берегу Волги. Пушки с пищалями перевозили на санях и волоках. Ни о каком «торжествующем обновлении пути на дровнях» речи не шло. Доставка к Казани внушительного артиллерийского парка требовала титанических усилий. Зачастую в походах орудия тянули на своих горбах мобилизованные посошные крестьяне, поскольку тягловых лошадей не хватало. Уже во времена Ливонских войн датский дипломат Якоб Ульфельд в своем «Путешествии в Россию» опишет, как прямо у него на глазах большую осадную бомбарду «Павлин» калибром в 13 пудов перетаскивали ни много ни мало 800 посошников.
Дипломату едва ли удалось точно пересчитать по головам этих бедняг. Автор явно преувеличивает, чтобы подчеркнуть ужасное отношение к людям у «московитов». Но инженерных войск и лошадей для выполнения столь непростой логистической задачи и вправду требовалось немало.
В разрядных книгах и источниках не расписываются маршруты всех собранных полков к Казани. Отряды В. Ф. Лопатина, очевидно, добирались из Мурома к столице ханства «полем», по так называемой Царской сакме. Этот тракт упоминается в источниках еще со времен правления Ивана III. По некоторым версиям, сакма примерно соответствовала участку нынешней автомагистрали М-12 Москва — Казань.
Маршрут русских войск от Москвы до Казани в 1552 году.
Сам царь вместе с союзными татарскими царевичами и артиллерией прибыли к Казани 12 февраля 1550 года. Путь в 356 верст от Нижнего Новгорода удалось преодолеть за 22 дня, то есть в сутки войска в среднем проходили по 16 верст. Быстро это или медленно, сказать сложно. Другого подобного опыта продвижения к городу зимой не было ни до, ни после. Зимний казанский поход 1548–15449 годов, сорванный оттепелью, не в счет. Остается сравнивать сроки с более поздними и хорошо задокументированными операциями на других ТВД. Во время все того же Полоцкого похода 1563 года «большой огнестрельный наряд» преодолел 160 верст по зимнему пути за 24 дня, а за сутки удавалось пройти лишь 5,5–6,5 верст. Получается, в 1550 году войска с пушками двигались к Казани вдвое быстрее. Однако сам артиллерийский парк в Полоцкой кампании был намного серьезнее и требовал больших усилий для транспортировки.
Судя по свидетельству, что «пришол царь и великий князь х Козани на масленой недели в понедельник да стоял у Козани две (до Э., О.) недели, а приступ был к городу во вторник на Федоровой недели», события разворачивались крайне динамично. Все полки и артиллерийские наряды явно добрались до ТВД синхронно.
О дальнейших событиях и завершении этой военной кампании читайте в следующей, заключительной публикации цикла.
Источники
Х. Шерифи. «Зафер наме-и Вилайет-и казан» // vostlit.info.
Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977
Сочинениея Андрея Курбского. История о великом князе московском // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 11. XVI век. СПб., 2001.
Литература:
Пенской, В.В. Военное дело Московского государства. От Василия Тёмного до Михаила Романова. Вторая половина XV — начало XVII вв. — М.: «Центрполиграф», 2018
Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. М., 1991
Алишев С. Х. Казань и Москва: межгосударственные отношения в XV–XVI веках. Казань, 1995.
Илюшин Б. А. «Война лета 7014». Московско-казанский конфликт 1505–1507. Н. Новгород, 2018.
Лобин А. Артиллерия Ивана Грозного. М. 2019
Аксанов А.В. Казанское ханство и Московская Русь: Межгосударственные отношения в контексте герменевтического исследования. Казань. 2016.
В.А. Волков, Р.М. Введенский. Русско-казанская война 1547 – 1552 годов. Осада и взятие Казани
Флоря Б. Иван Грозный. М. 2019
А.А. Зимин, А.Л. Хорошкевич. Россия времени Ивана Грозного. М. 1982
О. А. Курбатов, Отклик на статью А.Н. Лобина «К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.»
А. Н. Лобин, К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.
Для достижения такой амбициозной цели в 1549 году было собрано огромное по тем временам войско численностью почти в 20 000 человек, пусть это и выглядит несолидно в сравнении с мифическими 100 000 из Казанского летописца и тем более 800 000 из сказания астраханского поэта Шерефи. Также для похода собрали внушительный артиллерийский наряд, включавший большие осадные бомбарды и мортиры. Какие цели ставились перед всеми этими силами, с чего началась военная кампания и как московские рати добирались до ханской столицы? Об этом читайте в статье.
«Пастырь добрый» выдвигается на Казань
Финальные приготовления к походу начались в ноябре 1549 года. В разрядной книге перечисляются все полки с воеводами и местами сбора:
- большой полк (воеводы Д.Ф. Бельский и В.И. Воротынский) – в Суздале;
- передовой полк – в Шуе (П.И. Шуйский) и в Муроме (В.Ф. Лопатин-Телепнев-Оболенский);
- полк правой руки (А.Б. Горбатый, В.С. Серебряный) – в Костроме;
- полк левой руки (М.И. Воротынский, Б.И. Салтыков) – в Ярославле;
- сторожевой полк (Ю.М. Булгаков, Ю.И. Кашина) – в Юрьеве.
Сам царь вместе со своим братом Юрием отправился из Белокаменной во Владимир, где формировались военный лагерь и мобилизационная площадка. Чтобы подчеркнуть важность и богоугодность мероприятия, Иван Васильевич по дороге останавливался в святых местах и слушал молебны. Так, «ноября в 24 день, в неделю, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии, слушев у пречистой Богородицы всоборне молебнов», а «идучи в Володимер, царь и великий князь был у Троицы в Сергееве монастыре». 3 декабря 1549 года государь прибыл в город Мономаха. В Москве же остался в роли «И.О. царя» двоюродный брат Ивана Васильевича, князь Владимир Андреевич.
Как и во время прошлогодних событий, государь лично возглавил войска. Тем самым он позиционировал себя не просто формальным, а реальным покровителем и защитником своего народа и православной веры. Иван Васильевич уподоблялся тому самому библейскому «пастырю доброму», который «душю свою полагает за овця».
Царь и на сей раз не собирался отсиживаться во владимирском лагере, а намеревался идти вместе с ратями на Казань. Это окончательно ломало сложившуюся при Иване III и Василии III парадигму «дистанционного главнокомандующего», который осуществляет высшее стратегическое руководство, но не лезет в пекло. Слишком дорого стоило русской земле пленение Василия II татарами в битве под Суздалем 1445 года, поэтому два последующих государя предпочитали не рисковать своей персоной на передовой. К середине XVI столетия казанский вопрос достиг такой остроты, что царь решил отойти от этого принципа и своим присутствием придать решимости войскам.
Пленение великого князя Василия II в битве под Суздалем 1445 г. Миниатюра из Лицевого свода.
Сыграли определенную роль и амбиции молодого государя, недавно венчавшегося на царствие. Как упоминалось [url=http://|https://topwar.ru/238781-krovavaja-razminka-neudachnyj-pohod...]в первой публикации цикла[/url], покорение Казани на деле легитимизировало царский титул Ивана Васильевича. Не случайно венчавший его митрополит Макарий в своей молитве во всеуслышание просил бога «покорить ему всея варварскыя язывы». Личным же участием в походе государь по умолчанию «отсекал злые языки». Никто уже не посмеет утверждать, что всё сделали исключительно талантливые воеводы, в то время как царь спокойно отсиживался в Кремле или в безопасном владимирском лагере подальше от фронта.
Забегая вперед, такая самоотверженность царя и его готовность рисковать жизнью на поле боя отметили даже недруги Ивана Васильевича. В своей «Истории о великом князе Московском» первый знаменитый русский диссидент А. Курбский писал, что государь:
«подвигся многожды сам, не щадечи здравия своего, на сопротивнаго и горшаго своего супостата царя казанского... не хотяше покою наслажатися, в прекрасных полатех затворясь пребывать, яко есть нынешним западным царем обычай».
«Христовою любовью связуйтеся» и «ходите без мест»
Вернемся во Владимир декабря 1549 года. Помимо молодого царя, туда же прибыли духовные отцы державы – митрополит Макарий и владыка Крутицкого монастыря Савва. Они благословили царские войска на подвиги и выступили перед ратниками и воеводами с пламенными речами.
«Христовою любовью связуйтесь подвязатися Хритова ради стада… и за святые церкви и за православное хритианство… противу врагов стояти межественно», – отчеканил митрополит Макарий.
Разрядная книга также приводит более приземленные напутствия святых отцов:
«И бояре б и воеводы, и князи, и дворяне, и дети боярские для земского (земного) дела все ходили без мест».
То есть перед нами пример военной кампании, когда назначения производились в обход принятого в Русском государстве принципа местничества, завязанного на знатность рода. Царь и боярская дума выбирали полководцев и командиров, исходя из их опыта, заслуг и талантов. Нередко это действительно помогало избежать споров и благотворно влияло на ход кампании (яркий пример — сражение на Ведроши в ходе Порубежной войны с Литвой 1500–1503 годов).
Были и примеры, когда даже назначенные «без мест» воеводы не могли найти общий язык, из-за чего всё заканчивалось провалом. На ум приходят и неудачная попытка взять Смоленск в 1502 году, и казанская кампания Василия III 1506 года, и целый ряд других походов. Поэтому государь с боярами решили, что напутствие духовных иерархов в дополнение к царскому приказу не помешает.
Основной кулак московского войска
Между тем из Владимира направили грамоты касимовскому царевичу Шах-Али и перешедшему на русскую службу астраханскому царевичу Едигеру. Им приказывалось прибыть со всеми своими воинами в Нижний Новгород. Туда же приехали сам царь, часть собранных войск, а заодно артиллерийские наряды. 23 января 1550 года московские рати вместе с царем выступили на Казань.
Отметим, что Шаху-Али и Едигеру, по идее, было необязательно добираться до ханской столицы через Нижний Новгород. Их лихие конницы могли потребоваться именно там, чтобы двинуться в путь вместе с артиллерией и защищать ее от возможных нападений татарских и черемисских всадников по дороге на ТВД.
Казанский мурза XVI в. Рисунок Н. Канаевой
Итого, основная войсковая группировка, которой предстояло взять город «в облогу», включала:
- 12 воевод полков: большого, передового, правой и левой руки, сторожевого, ертаула;
- большой и малый артиллерийские наряды;
- служилых татар касимовского царевича Шаха-Али, силы союзного астраханского царевича Едигера.
Снова пустимся в несложные математические «игры разума»: применим описанную в прошлой статье формулу подсчета примерной численности воинских контингентов историка А. Лобина (в среднем под рукой у одного большого воеводы 4 – 5 боевых сотен по 150 - 200 бойцов каждая). В который раз оговориться, что такая методика не претендует на истину в последней инстанции. Гораздо надежнее было бы произвести расчеты, исходя из задействованных в походе боевых корпораций детей боярских и дворян. Увы, такая детализация по рассматриваемой казанской кампании в источниках не приводится – перечисляются лишь полководцы.
В предыдущей статье не совсем корректно говорилось, что А. Лобин вывел свою пропорцию «по аналогии с Полоцким походом Ивана Грозного». На самом деле историк проанализировал боевые росписи по нескольким кампаниям времен Ливонских войн, включая «полевые» походы по «крымским вестям», операции под Юрьевом и Феллином. Это позволило ему рассчитать некое «среднее по больнице». Повторимся, что фиксированной численности полков и боевых сотен не существовало ни в 50–60-е годы XVI века, ни значительно позже. В отдельных наиболее масштабных операциях могло участвовать столько же больших воевод, сколько и в менее крупных кампаниях. Зато боевые сотни в первых мероприятиях были куда многочисленнее. Опора на данные лишь по одному походу не дала бы целостной картины..
Выпал из поля зрения прошлой статьи и вопрос о послужильцах. Изначально А. Лобин вслед за В. Пенским предполагал, что боевые слуги дворян и детей боярских не учитывались в войсковых росписях и разрядных записях. Соответственно, полученные цифры нужно умножать на два из расчета, что в среднем каждый помещик привлекал по одному послужильцу (кто-то мог не привести ни одного, а другие умудрялись собрать команду в несколько человек).
Гораздо более убедительной представляется позиция О. Курбатова, озвученная в его критическом отклике на статью А. Лобина:
«Исходя из предложенного самим же автором принципа «работы со всеми известными материалами документального характера», не могу сходу согласиться с его безосновательным утверждением, что «боевые холопы, конечно же, не учитывались в разряде» этой кампании. Можно подумать, что воеводам в начале похода было важнее узнать уровень явки детей боярских (по «естям» и «нетям»), а не сметить реальную боевую силу «сотен» (как это происходило с казачьими станицами и «людьми» татарских и горских князей)».
Помимо сугубо военных соображений и планирования, был важен и административный аспект. Помещики получали премиальные выплаты за сбор послужильцев сверх нормы (больше, чем 1 снаряженный воин со 100 четей доброй угожей земли) и подвергались штрафам за недобор. Требовалось учесть всех боевых слуг, чтобы корректно рассчитать размеры вознаграждений и, напротив, взысканий.
Если на войсковых смотрах уже посчитали «каждую былинку», какой смысл постфактум заносить в разрядные книги только помещиков: производить ненужные арифметические действия и показывать необъективную картину? К тому же с приплюсовыванием «мертвых душ» численность войск в некоторых операциях получается фантастически огромной. Если Москва и вправду могла собрать в один поход 40–45 тыс. бойцов, почему же она так долго и с переменным успехом боролась с Великим княжеством Литовским? По оценке того же Лобина и других исследователей, Литва обладала мобилизационным потенциалом всего в 35–40 000 воинов – и то это недосягаемый на деле потолок. Да и Казань пала бы к ногам русского государя значительно раньше, располагай он такими несметными ратями.
Кстати, по словам историка Б. Илюшина, который лично общался с А. Лобиным по данному вопросу, последний все-таки признал критику О. Курбатова. Лобин согласился, что «200 воинов в среднем в «сотне» – это все-таки с учетом послужильцев». Б. Илюшин же в своих расчетах сократил среднюю численность «сотни» до 150 человек. Если кто-то из читателей знает более корректный метод подсчета контингентов по рассматриваемому периоду, не стесняйтесь делиться своими мыслями в комментариях.
Возвращаясь к основной войсковой группировке в казанской кампании 1550 года, получаем 11 000 ратников. Это с учетом, что под командованием Шаха-Али и в артиллерийских нарядах было приблизительно по 1000 человек. Для сравнения, в 1487 году Ивану III хватило порядка 5200 бойцов, чтобы впервые взять Казань.
Вспомогательные войсковые группировки
Не забудем и о дополнительных формированиях, которым надлежало поддерживать действия основной группировки. Двух воевод, князя Ивана Ивановича Пронского Турунтая и Петра Семеновича Серебряного, послали с конными отрядами к деревне Бишбалта. Снова применим формулу А. Лобина и предположим, что под их началом находилось порядка 1500 бойцов. Правда, здесь всё не так однозначно. Правомочно ли применять к этим вспомогательным формированиям описанную пропорцию воевод, «сотен» и бойцов? Подобные второстепенные отряды могли быть не столь многочисленными. В таком случае и общая численность русских войск меньше озвученных в прошлой статье 17 400 ратников.
О целях этой группировки в источниках ничего не сказано. Деревня же Бишбалта являлась главной «судоверфью» Казанского ханства. Там жили и работали мастеровые люди, которые строили речные суда, широко применяемые казанцами для военных действий и торговли. А значит, в деревне с большой вероятностью хранились запасы корабельного леса. Именно они могли стать главной целью Пронского и Серебряного. Нет, строить корабли и ставить их на сани никто не собирался, а вот порубить сухой лес на дрова – совсем другое дело. При местном климате даже весной и летом вопрос обогрева порой стоял очень остро – что уж говорить о зимних походах. Нужно было и как-то готовить еду.
Памятник в Адмиралтейской слободе в Казани, на месте бывшей деревни Бишбалта.
Русские войска, несомненно, запаслись сухими дровами и везли с собой большие обозы. В Среднем Поволжье с его низкой плотностью населения война не могла полноценно «кормить войну», так что одними рейдами по неприятельским территориям сыт и обогрет не будешь. И все же дополнительное топливо не помешало бы. Никто не знал, как долго продлится военная кампания и хватит ли запасенных дров.
Более многочисленные силы под началом 4 воевод (до 3000 всадников) направлялись в местечко Укрень. Сегодня это Уренский муниципальный округ Нижегородской области. Укренской группировке приказывалось «козанских мест воевати и кормов (фуража, прим. П. Канаева) добывати». Здесь также ставились задачи дополнительного снабжения войск за счет местного населения в жестких зимних условиях.
Еще одно формирование под руководством двух воевод послали «по Галицкой дороге к засеке». Один из указанных военачальников – это уже знакомый нам князь Иван Иванович Пронский-Турунтай, который одновременно направлялся на Бишбалту. Он же упоминается среди командующих осадными башнями (турами) непосредственно у Казани. Неясно, действительно ли Иван Иванович успевал оказываться «тут и там», подобно Фигаро, или же в источнике что-то не сходится.
Царь и впрямь мог настолько благоволить Пронскому, что дал ему побольше возможностей отличиться в военной кампании. В Новгородской летописи по списку Никольского отражен эпизод, когда летом 1547 года 70 псковичей прибыли в резиденцию государя с жалобой на поборы Ивана Ивановича, занимавшего пост псковского наместника. Царь принял делегацию в прямом смысле слова горячо: приказал обливать жалобщиков кипятком и жечь им бороды. Конечно, такая реакция государя объяснялась не столько выгораживаем своего приближенного, сколько раздражением из-за череды восстаний 1546–1547 годов: выступлений новгородских пищальников и московских черных людей. Прибавьте сюда пожар в столице и неурожай. Несчастные псковичи попросту попали под горячую руку. Да и отражен эпизод лишь в одном источнике, что заставляет задуматься, не выдумка ли это. Тем не менее Турунтай-Пронский пользовался определенным расположением Ивана Васильевича.
Не исключено также, что на самом деле в разрядную книгу прокралась ошибка, и к засеке на галицкой дороге отправлялся всего один полководец. Тогда численность этих отрядов, предположительно, достигала порядка 750 человек (около 1500 ратников, если воевод действительно было двое). Вероятная цель данного формирования – парирование казанских вылазок в галицкие земли.
Путь к Казани
Царь с охраной, часть московского войска, татарские царевичи Шах-Али и Едигер, а также артиллерийские наряды двигались к ханской столице по льду и берегу Волги. Пушки с пищалями перевозили на санях и волоках. Ни о каком «торжествующем обновлении пути на дровнях» речи не шло. Доставка к Казани внушительного артиллерийского парка требовала титанических усилий. Зачастую в походах орудия тянули на своих горбах мобилизованные посошные крестьяне, поскольку тягловых лошадей не хватало. Уже во времена Ливонских войн датский дипломат Якоб Ульфельд в своем «Путешествии в Россию» опишет, как прямо у него на глазах большую осадную бомбарду «Павлин» калибром в 13 пудов перетаскивали ни много ни мало 800 посошников.
Дипломату едва ли удалось точно пересчитать по головам этих бедняг. Автор явно преувеличивает, чтобы подчеркнуть ужасное отношение к людям у «московитов». Но инженерных войск и лошадей для выполнения столь непростой логистической задачи и вправду требовалось немало.
В разрядных книгах и источниках не расписываются маршруты всех собранных полков к Казани. Отряды В. Ф. Лопатина, очевидно, добирались из Мурома к столице ханства «полем», по так называемой Царской сакме. Этот тракт упоминается в источниках еще со времен правления Ивана III. По некоторым версиям, сакма примерно соответствовала участку нынешней автомагистрали М-12 Москва — Казань.
Маршрут русских войск от Москвы до Казани в 1552 году.
Сам царь вместе с союзными татарскими царевичами и артиллерией прибыли к Казани 12 февраля 1550 года. Путь в 356 верст от Нижнего Новгорода удалось преодолеть за 22 дня, то есть в сутки войска в среднем проходили по 16 верст. Быстро это или медленно, сказать сложно. Другого подобного опыта продвижения к городу зимой не было ни до, ни после. Зимний казанский поход 1548–15449 годов, сорванный оттепелью, не в счет. Остается сравнивать сроки с более поздними и хорошо задокументированными операциями на других ТВД. Во время все того же Полоцкого похода 1563 года «большой огнестрельный наряд» преодолел 160 верст по зимнему пути за 24 дня, а за сутки удавалось пройти лишь 5,5–6,5 верст. Получается, в 1550 году войска с пушками двигались к Казани вдвое быстрее. Однако сам артиллерийский парк в Полоцкой кампании был намного серьезнее и требовал больших усилий для транспортировки.
Судя по свидетельству, что «пришол царь и великий князь х Козани на масленой недели в понедельник да стоял у Козани две (до Э., О.) недели, а приступ был к городу во вторник на Федоровой недели», события разворачивались крайне динамично. Все полки и артиллерийские наряды явно добрались до ТВД синхронно.
О дальнейших событиях и завершении этой военной кампании читайте в следующей, заключительной публикации цикла.
Источники
Х. Шерифи. «Зафер наме-и Вилайет-и казан» // vostlit.info.
Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1977
Сочинениея Андрея Курбского. История о великом князе московском // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 11. XVI век. СПб., 2001.
Литература:
Пенской, В.В. Военное дело Московского государства. От Василия Тёмного до Михаила Романова. Вторая половина XV — начало XVII вв. — М.: «Центрполиграф», 2018
Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. М., 1991
Алишев С. Х. Казань и Москва: межгосударственные отношения в XV–XVI веках. Казань, 1995.
Илюшин Б. А. «Война лета 7014». Московско-казанский конфликт 1505–1507. Н. Новгород, 2018.
Лобин А. Артиллерия Ивана Грозного. М. 2019
Аксанов А.В. Казанское ханство и Московская Русь: Межгосударственные отношения в контексте герменевтического исследования. Казань. 2016.
В.А. Волков, Р.М. Введенский. Русско-казанская война 1547 – 1552 годов. Осада и взятие Казани
Флоря Б. Иван Грозный. М. 2019
А.А. Зимин, А.Л. Хорошкевич. Россия времени Ивана Грозного. М. 1982
О. А. Курбатов, Отклик на статью А.Н. Лобина «К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.»
А. Н. Лобин, К вопросу о численности вооруженных сил Российского государства в XVI в.