МЫ ИХ ЧИТАЕМ В ПЕРЕВОДЕ. Томас Элиот

ПЕЙЗАЖИ

1. Нью-Гемпшир

Голоса детей в саду,
Плоды еще не созрели, -
Рыжая головка, красная головка
Мелькают сквозь зелень.
Черное крыло, белое крыло в вышине,
Двадцать лет прошло - и конец весне.
Нынешнее горе, ожиданье бед,
Спрячь меня, укрой, листьев свет.
Черное крыло, рыжая головка,
Вверх - вниз,
Веселись,
Держись, на яблоню взбираясь ловко.

2. Вирджиния

Красная, красная речка.
Тягучее зноя теченье
И есть тишина.
Воля недвижна так не бывает,
Как недвижна река. Только ли
По случайной пересмешника нотке
Чувствуешь зноя движенье?
Застыли холмы. Ворота. Деревья,
Белесые и розоватые, ждут, ожидают.
Застой, затуханье. Или жизнь
Без движенья. Но вечно в движенье
Железные мысли - пришли со мной
И уходят со мной -
Красная, красная речка.

3. Уск

Тише: ветку сломишь невзначай,
Не увидишь здесь
Белого оленя у белого ручья.
Оглянись - не наткнись - старых чар
Не буди. Чуть спустись,
Осторожно, не сорвись вниз.
Погляди:
Под гору и вверх ползут пути,
Там отыщешь отдых,
Где ложится серый свет на зеленый воздух.
Молится паломник, небо в звездах.

4. Рэннох, под Гленкоу

Здесь голодают вороны, терпеливый олень упорно
Ищет пищу, чтоб самому стать добычей. Меж
Мшистым болотом и рыхлым небом не сыщешь места
Ни для разбега, ни для полета. Крошится материя.
В разреженном воздухе ледяная луна
Или пылающий серп. Тропинка вьется среди
Апатичных обломков давней войны,
Безжизненных груд металла;
Неразборчивый гомон греха сродни
Тишине. Память сильней
Мертвых костей. Следом тащится честь,
У нее такая длинная тень, что костям
Не под силу тягаться с ней на этой
Длинной тропе.

5. Кэйп Энн

Скорей, скорей, послушай скорей, как поет воробей,
На заре, на закате поет полевой воробей,
Водяной воробей. Гляди, как вертится,
Танцует в полдень щегол. Может быть, встретится
Певчий пугливый дрозд. В небе звенит
Перепелки пронзительный свист. Куропатка сидит,
В камышах затаившись. Иди по следам водяного
дрозда.
Гляди, как ласточка в танце взвилась стрелой.
Тишь. Молча приветствуй летучую мышь над землей!
Все восхитительны. Очень милы. Очень. Очень.
И все же оставь эту землю, оставь навсегда
Ее хозяину истинному - сильной чайке морской.
Хватит льстить. Разговор закончен.

***

Очи, что видал в слезах,
Как в тумане, -
Здесь, в призрачном царстве смерти
Виденьем явились эти глаза,
Но мне не видна ни одна слеза, -
Это мое наказанье.

Это мое наказанье -
Глаз не увижу сих,
Твердого взгляда их,
Глаз не увижу до
Входа в царство истинной смерти,
Где так же, как здесь,
Вспыхнут глаза на миг,
На мгновенье сверкнет слеза,
Чтобы нас предать осмеянью.

СТРОКИ ДЛЯ СТАРИКА

В ловушке-яме тигр взбешен,
Хвостом колотит, как хлыстом,
Почти как я, неистов он,
Когда увижу, как мой враг
Висит на дереве, дурак,
Иль вдруг почую вражью кровь.
Я обнажаю мудрый клык,
С шипеньем высунув язык,
Не ведает юнца любовь
Ни горечи такой, ни страсти.
И в золотом глазу моем
Себя увидевший болван
Поймет, что вправду он чурбан.
В моем кто усомнится счастье?

***

Когда настала, корчась в лихорадке, ночь,
Я сбросив одеяло, вперился во мрак,
Что ползал по столу среди бумаг,
Он спрыгнул на пол вдруг шипя,
И воровато вдоль стены шнырял,
На потолке вдруг распростерся надо мной,
Расставив щупальца, он прыгнуть норовил.

Когда ж заря пришла в себя
И посмотрела с тошнотой, что разбередила:
Глаза людей и ноги —
Прошаркал я к окну взглянуть на мир,
Послушать, как поет мое безумие на мостовой
(Бормочет и поет навеселе старик слепой —
На стоптанных подошвах грязь множества канав)
Под это пенье мир начал распадаться…
Родиться бы с корявыми клешнями
И драпать ото всех по дну морскому.

***

Дрожал проспект, стреляя светом,
Извозчиков дымилась цепь,
И вверх змеями извивалась
Толпа безжизненных калек.
И каждый маму вспоминает,
Вспотевший лобик вытирает,
И в хоровод детей вступает
С подругой первой на лугу.
И бонны медленно шагают,
Как злые феи с тростью длинной,
А гувернеры в отдаленье
Ждут окончанья торжества.
И змеи бледные проспекта
Ползут по лестницам осклизлым
И видят клети, в клетях лица
Подруг торжественного дня.
И исковерканные очи
Глядят с глубоким состраданьем
На вверх ползущие тела.
И прежним именем ласкают,
И в хоровод детей вступают
С распущенной косою длинной,
С глазами точно крылья птиц.

***
В четыре ветер налетел
Колокола он раскачал
Меж смертью вознося и жизнью
Здесь - в царстве призрачной смерти
Запутанной борьбы тревожит отзвук
Что это - сон или другое:
В воде чернеющей реки
Привиделось лицо в слезах?
По ту сторону черной реки
Вижу врагов с мечами в руках.
За истинной смерти рекою
Всадники Ада с мечами в руках.

НА ОБОРОНУ ОСТРОВОВ

строительного камня, многих веков
терпеливого возделывания английской
земли и английской поэзии
сомкнутся с воспоминаниями о нынешней
обороне островов,
с воспоминаниями об отправленных
на серые корабли - линейные, торговые,
рыболовные - о тех, кто легли костьми
в английскую мостовую на дне морском,
о тех, кто по новым правилам бился со смертью,
боролся с властью мрака в огне и воздухе,
о тех, кто дорогами предков пришел на поля
Фландрии, Франции, тех, неразгромленных
в день разгрома, сдержанных в день торжества,
изменивших обычаям предков лишь в вооружении,

и снова о тех, для кого дорогами славы
служат тропинки и улицы Англии:
чтобы сказать былым и грядущим поколениям
нашей крови и нашего языка, что
сейчас мы заняли наши места, повинуясь приказу.

ПОСВЯЩЕНИЕ ЖЕНЕ

Пусть эти памятники немолчной музыки
Для той кому обязан крадущимся наслаждением
В миг пробужденья чувства обостряющим
И ритмом сна, отдохновение дарующим.
 Дыханьем в унисон
Двух тел благоухающих друг другом
Двух дум в одной не требующей слов
Двух слов в одном не требующем смысла.
Никакой зиме не заморозить
Никакому зною не засушить
В нашем и только нашем розарии наших роз,
Но строки этого посвящения предназначены
 для сторонних глаз:
Личные слова адресованы тебе публично.