ru24.pro
Новости по-русски
Февраль
2017

Успех на техногенке определяют аналитика и творческий подход

0

Золото на Колыме активно добывают с 30-х годов прошлого века. Россыпи в то время были необыкновенно богатыми, содержание драгоценного металла в песках высоким — доходило до 30 граммов на куб, так что золотодобыча не просто процветала, а увеличивалась в объёмах ударными темпами. Но золото — невосполнимый ресурс природы, а как известно, всему приходит конец. Конечно, нельзя сказать, что россыпи истощились полностью, но целиковых месторождений почти не осталось, старатели моют там, где до них уже потрудилось не одно поколение. Но есть месторождения, которые отработаны полностью и интереса у артелей не вызывают. Однако в отходах производства остаётся немало драгметалла, который прежде не смогли извлечь из-за несовершенства технологий. И вот именно техногенные месторождения Магаданской области представляют сегодня особую ценность — по разным оценкам, в них содержится от одной до трёх тысяч тонн золота. А может быть, и больше. Но сегодня мало кто занимается «техногенкой». Почему? На этот и другие вопросы ответил директор ООО «Гран» — одного из самых успешных предприятий в этой сфере золотодобычи, Юрий БАБИЙ. Одни из немногих
 — Юрий Игнатьевич, ваша компания — одна из очень немногих, кто работает по преимуществу на «техногенке». И при этом показывает отличные результаты. Как вам это удаётся?  

У нас выработан свой подход к отработке таких месторождений. Да, содержание металла на наших россыпях невысокое, в принципе, мы работаем и на содержании 0,15–0,2 грамма на куб горной массы, но добываем по 250 и более килограммов золота. К примеру, в нынешнем сезоне намыли 280 килограммов, а в следующем думаем добыть 300–350. Объясню, как это происходит. Нам приходится промывать огромное количество песков — не менее двух миллионов кубометров в сезон. Значит, нам надо было повышать производительность своих приборов, придумывать различные усовершенствования. Чем мы и занимаемся постоянно. Так, именно наши специалисты разработали промприбор ГГМ-5. Суть новшества в том, что была изменена технологическая схема. В результате за счёт более широкого грохота суточная производительность прибора увеличилась до 2,0–2,5 тысячи тонн кубометров песков. Да и технологию обогащения мы также усовершенствовали: помимо шлюзов ставим шлюзовые приставки — подшлюзки. На последнем этапе мы используем мезоны. Таким образом, мы имеем полный цикл для улавливания тонкого золота. Mезоны мы на россыпях начали использовать первыми на Колыме, да, пожалуй, и в России. После нашего внедрения и другие золотодобывающие предприятия стали на них работать. Кстати, подшлюзки по нашим заказам, по нашим чертежам стал выпускать Магаданский механический завод. 

По заветам фараонов

 — Юрий Игнатьевич, видимо, ваши технологи используют многие предприятия?

 — Я не могу сказать, что все эти технологии — чисто наши. Как известно, новое — это хорошо забытое старое. Начинаешь что-то придумывать, смотришь — нечто похожее делали в 50-х, 40-х годах. Просто сейчас совсем другие возможности, другое оборудование, а так, в принципе, всё идёт ещё от фараонов. А главное, что технологические решения должны подбираться индивидуально для каждого полигона. Надо творчески подходить к этому делу, нельзя дать совет — делайте вот так, и всё у вас будет хорошо. И мы экспериментируем, пробуем различные варианты.

 — Но вы-то теперь полностью перешли на свои ГГМ-5?

 — Нет, у нас работают и ГГМ-3, но ГГМ-5 — гораздо более производительная техника, а это имеет огромное значение, особенно при небольшом содержании металла в песках. 

— А сколько у вас всего промприборов? 

— В этом году работало 13, в следующем запустим 15 промприборов, приобрели два новых, приобрели и другую необходимую технику и механизмы. Дело в том, что в этом году мы начали отработку нового для нас месторождения — Бургаги. Если два наших прежних участка — «Дусканья» и «Анич» — это техногенные россыпи, то на этот раз мы в 2015 году выиграли лицензию на целиковую россыпь. На Бургаги мы пока зафиксировали содержание 0,3–0,4 грамма золота на кубометр, но это только начало. Проведём доразведку, посмотрим, что она покажет. Кстати, в прежние годы это месторождение считалось некондиционным, никто его не брал, а вот мы взяли и работаем. 

— Может ли тут случиться неотход запасов?

 — В данном случае я так не думаю. А вообще это дело обычное. Знаете, в 40– 50-х годах почти всегда наблюдался переотход запасов на 20–30 процентов — геологи страховались, для них делом чести было соответствие их данных реальной добыче. Сегодня не так. Но, повторюсь, на Бургаги такая ситуация вряд ли возможна. 

Внутренние резервы

 — Как долго вы планируете вести добычу на этом месторождении?

 — В среднем мы на каждой россыпи работаем по 15 лет. Так было на участках «Клин», «Низкий», на «Дусканье» мы моем с 2005 года, и работы там хватит года до 2025-го, это большое по площади месторождение. И хотя до нас на этой россыпи было добыто 13 тонн золота, мы тоже уже намыли 1,7 тонны. Да и на остальных наших участках надеемся добывать золото лет 15–20 при нашей технологии. Мы идём сплошной линией, не выбираем кусочки пожирнее, а по-горняцки «врезаемся в забой» и ведём сплошную отработку. В этом методе свои преимущества — меньше затрат на горно-подготовительные работы, на строительство различных сооружений, на переезды с участка на участок. Мы ведь не ищем богатые земли очень рентабельной отработки. Берём то, что есть, и стараемся работать рентабельно. Все эти метания из района в район… Не зря же говорят, что два переезда — это один пожар.

 — У вас все участки в Тенькинском районе? 

— Да, все три. Причём расположены они компактно, находятся хоть и в отдалённой от цивилизации местности — до наших месторождений 350 километров от Магадана, но каждое в 20 километрах друг от друга. Это очень рационально, как вы понимаете, такое расположение месторождений даёт и логистические преимущества, и многие другие. Прежде у нас были участки, между которыми расстояние составляло по 100–150 километров, но мы их уже отработали и теперь берём лицензии в нашем же районе, чтобы всё было рядом.

 — Юрий Игнатьевич, вот вы сказали, что не ищете богатые земли. Но, тем не менее, «Гран» работает рентабельно. За счёт чего?

 — Да, нам это удаётся. Среднестатистическая рентабельность возникает при добыче двух килограммов золота на одного члена коллектива старателей. Смотрите: у нас трудятся в среднем 200 человек, в 2016 году мы намыли 280 килограммов металла. Понятно, что по два килограмма на человека не выходит. Но рентабельность у нас нормальная. У нас и зарплата старателей одна из самых высоких в регионе — в среднем 100 тысяч рублей в месяц. О том, что мы постоянно модернизируем свою технику, повышаем её производительность, я уже сказал. Второй момент — организация производственного процесса, я бы сказал, воспитание трудового коллектива. Я всегда добиваюсь, чтобы каждый чётко знал и выполнял свои обязанности, чтобы ничто и никогда не простаивало. Расположение полигонов у нас всегда выверено, горные работы производятся в оптимальные сроки в оптимальных координатах, техника работает бесперебойно. Образец для меня — хороший завод, где всё выверено до секунды, как на японском конвейере. Вот к этому и надо стремиться, что я и делаю. Так что рентабельность, то есть снижение себестоимости производства золота, у нас достигается в хорошей степени за счёт внутренних резервов. И они у нас ещё далеко не исчерпаны.

 По законам абсурда 

— Если возможно так успешно работать на «техногенке», почему другие компании этим если и занимаются, то в очень скромных масштабах? 

— Трудно сказать. Кто-то не умеет, кто-то не хочет связываться. Одна из причин, я думаю, это то, что профессиональных, «коренных» старателей осталось не так уж много. Появляются те, кто поработал прежде в другой сфере, заработал сколько-то денег и решил начать мыть золото. В случае если повезло — попался участок с высоким содержанием металла, удачное место, подфартило с погодой, это может компенсировать все недоработки, просчёты. Но ведь такой вариант, во-первых, может никогда больше не повториться, во-вторых, встречается нечасто. Так что надёжнее всего рассчитывать на свой профессионализм, на точный расчёт, на надёжность техники. Однако отработку техногенных месторождений сдерживают и другие причины.

 — Какие именно? 

— Противоречивые законодательные акты, отсутствие стимулирующих механизмов со стороны государства. Каким образом сегодня отрабатываются техногенные россыпи? Прежде чем приступить к добыче, надо получить лицензию. Соответственно, надо провести разведочные работы, весьма дорогие, и поставить на баланс запасы. Вдобавок месторождение далеко не всегда возможно разведать существующими сегодня методами. Но даже если разведали, надо пройти все процедуры — заплатить за экспертизы, поставить запасы на баланс, и за это тоже заплатить. Всё это долго, трудно и дорого. Но в противном случае можно получить много проблем — незаконная добыча золота строго карается законом. Всё это — законодательный абсурд, государство на этом только теряет. Не лучше ли было бы разрешить отрабатывать техногенное месторождение на условиях коммерческого риска, а по результатам добычи старатели платили бы причитающиеся налоги? Второй вопрос — это как раз налог на добычу полезных ископаемых — НДПИ. По одному закону мы не должны его платить, если на месторождении нет балансовых запасов. Но по другому распоряжению правительства РФ — обязаны. Да мы и платим, понимая, что в бюджете не хватает денег, что в федеральном, что в областном. Но насколько это справедливо? 

Пропавшие отчёты

 — Юрий Игнатьевич, а каким образом вы выходите из этой ситуации? 

— Надо понимать, что «техногенка» «техногенке» рознь. При выборе объекта нужна аналитика, надо всё просчитать, и я это всегда делаю. Смотрим месторождение: разрезы, как располагается золото — по вертикали, по горизонтали, как оно отрабатывалось. Есть же журналы отработки, всё можно проанализировать. Допустим, стало понятно, что в горной массе золото с торфами, в бортах недоработанных, всё смешано. Вот его можно брать и работать. Если это «техногенка», где золото размазано, то такое месторождение неинтересно. То есть аналитика стоит на первом месте. А вести разведку современными методами, значит, получить далеко не всегда достоверные сведения. 

— Но вы же её всё равно ведёте?

 — Мы так делаем разведку: взяли, допустим, 12 километров участка и через каждый километр разведали, от сопки до сопки, и видим всю картину. Вот после этого начинаем работать. Конечно, если бы Геоком занимался аналитикой и выставлял такие разведанные месторождения на аукцион, это значительно бы повысило привлекательность техногенных россыпей. Но этого, к сожалению, нет. Однако это не самая большая беда. Хуже другое. То, что наработали геологи в советское время, результаты их труда — на 50 процентов всё это пропало в 90-е годы, после развала Союза. Оказалось, что отчёты далеко не всегда сдавались в архив, а были разбросаны по приискам, по ГОКам. Что произошло тогда с отраслью, сами знаете, так что документы важнейшие побросали, вывезли на свалку, да просто сожгли, когда всё развалилось. Вот это народное достояние и было уничтожено, осталось очень мало этих бесценных отчётов. А если бы они были, насколько легче работалось бы сейчас! Всегда можно было бы покопаться в архивах, найти подходящее месторождение. А так работаем, можно сказать, по памяти — знаем, что вот здесь раньше мыли, там было вроде бы золото… Подаём заявку на лицензию, а на неё даже подтверждающих материалов нет. 

Надежда на «техногенку» 

— Понятно, что россыпи истощаются. Но скажите, если бы государство за свой счёт активно вело поисковые работы, можно было бы надеяться на новые целиковые россыпи? 

— Вряд ли. Колымская земля разведана, во всяком случае по россыпям, на 99 процентов. Нет распадка, где бы не побывали геологи. Ну, что-то, возможно, и появится, однако больших месторождений не будет. Остались места, где в советское время запрещалось работать по соображениям охраны природы — нерестовые речки, например. Там сейчас золото находят. Есть какие-то возможности на побережье Охотского моря… Но если по рудному золоту на Колыме хорошие перспективы, то по россыпному, на мой взгляд, стоит рассчитывать в основном на техногенные месторождения. Тем более что если и есть целиковые месторождения, то они находятся в таких труднодоступных местах, что их отработка будет нерентабельной. Как говорится, «за морем телушка — полушка, да рубль — перевоз».

 — Скажите, вы сами не задумывались о добыче рудного металла? 

— Я занимался рудным золотом в бытность моей работы на Тенькинском ГОКе, строил рудник «Ветренский», так что знаю, что это такое, — всё-таки 42 года в золотодобыче. Но сейчас заниматься рудой желания нет. На мой век, даже на несколько жизней, хватит россыпного. Как говорят специалисты, правда все по-разному, в техногенных месторождениях Колымы содержится от одной до трёх тысяч (!) тонн золота. Так что есть что добывать.

 И опять о кадрах

 — А вы можете себя представить в другой профессии?

 — Нет, конечно. Мне крупно повезло — у меня и хобби, и профессия совпадают. На Колыму я приехал после срочной службы на флоте и стал работать проходчиком на шахтах участка «Ёлочка» прииска имени ХХI съезда КПСС. Так и определилась моя жизнь. Чуть позже назначили меня бригадиром комсомольско-молодёжной бригады, и через пару лет мы заняли первое место по области. Ездил в командировку в Эфиопию — монтировал промприборы, вскрывал полигоны вместе с другими специалистами. Потом вернулся на Колыму, работал начальником участка подземной добычи прииска Курчатовский, работал, как я уже сказал, на Тенькинском ГОКе. Без отрыва от производства окончил Магаданский политехникум, потом Московский горный институт. Так что, как видите, я горняк до мозга костей.

 — Юрий Игнатьевич, с вами-то понятно. Но вот вы сказали, что золотодобытчиков по призванию, таких, как вы, например, осталось немного. Видимо, как и вся отрасль, «Гран» испытывает дефицит кадров? 

— Разумеется. Во всём бизнесе кадры — проблема, а в горной отрасли особенно. Не хотят нынче молодые ехать в тайгу, все стремятся стать юристами, менеджерами. Если на ГОКах и рудниках ещё терпимая ситуация: туда чаще идут выпускники вузов и техникумов, то на россыпях острая нехватка специалистов. Особенно тяжкая ситуация с обогатителями. И горняков-то раз-два и обчёлся, а такое направление как обогащение вообще ушло из вузов. Стараемся учить сами. Не хватает не только инженеров, но и рабочих. Привозим молодых, учим. Но скажу, что лучшие наши сотрудники — колымчане, которые отработали на россыпях, потом своих детей привели. Вот это кадры. А в основном у молодёжи старательской романтики не осталось. И это очень печально.

 — На Колыме уже два раза проходил конкурс профессионального мастерства «Старательский фарт». Как вы думаете, это поможет привлечь в профессию молодёжь?

 — Трудно сказать, но сама затея хорошая. Даже если для нескольких человек добыча золота станет делом их жизни, это уже хорошо. Интерес к старательской добыче должен возродиться, без этого будущее отрасли представляется печальным. Придут временщики, которым лишь бы набить карман, а там хоть трава не расти. Но я, проработав всю сознательную жизнь в золотодобыче, не хочу в это верить.

Источник: biznes-gazeta.ru