Вопрос «Труда»: Что потеряли и что обрели мы 25 лет назад?

8 декабря 1991 года руководители России, Украины и Белоруссии подписали Беловежские соглашения, закрепившие фактический распад Советского Союза. Формально СССР просуществовал до 26 декабря 1991-го, но это уже были судороги. А с января 1992-го Россия открыла новую страницу в своей истории...

Михаил Делягин, директор Института проблем глобализации

— Потеряли огромную высокоразвитую технологическую цивилизацию. А еще самое гуманистическое общество в истории. Взамен обрели свободу ругать друг друга, ездить за границу, больше потреблять. Но всем ли сегодня хватает денег съездить за рубеж? И сколько из сотен сортов колбасы безопасны для организма?

Дмитрий Орешкин, политолог

— Получили рыночную экономику, конвертируемый рубль. Появился смысл зарабатывать и стимул производить именно то, на что есть спрос. Благодаря реформам начала 90-х мы не голодаем и можем одеться. Вопрос «где достать ботинки?» сменился вопросом «где достать деньги?». И это, поверьте, большой прогресс. Много ли мы потеряли? Не думаю. По опросам социологов, в 1990-м проблема утраты единого государства стояла на 5-6-м месте у советских граждан. А на первых строчках — товарный дефицит, безработица, криминал. Теперь, когда с едой проблема решена, а за авто не надо стоять в очереди годами, людям захотелось великой страны. Проснулась ностальгия по СССР. Все хотят жить в стране, первой отправившей человека в космос. Но все ли хотят во имя космоса тесниться в коммуналке? Сегодня на россиянина приходится 25 кв. метров жилплощади. А в гагаринские годы их было всего семь.

Олег Шеин, депутат Госдумы РФ

— Произошло раздербанивание национального богатства между начальниками. Беловежские соглашения лишь увенчали давно зревший процесс. Распад страны отвечал аппетитам партноменклатуры в республиках. Все хотели стать большой рыбой в маленьком пруду. Чаяния народа, конечно, никого не волновали. Все это сопровождалось крахом экономики и локальными войнами. Был третий путь между советским застоем и диким капитализмом. Но плохо организованное общество с крепкой верой в «доброго царя» не восприняло его. Коллапс был, видимо, неизбежен.

Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока

— Страна обрела новую жизнь. А хороша ли она — вопрос. Те, кто был никем в СССР, в новой России смогли стать начальниками, госчиновниками, олигархами. А кто-то потерял смысл жизни. Ничего нового: так было, так будет. История не знает сослагательного наклонения. Распад Римской империи — хорош он или плох? Рабу-то все равно, легату — катастрофа. А вождь варварского племени получает огромные возможности. Вот и мы в большинстве своем сегодня пытаемся выжить. Но разве не тем же занимались наши дедушки? Рассуждать о том, как люди мастерски усложняют друг другу жизнь, удобно только стороннему наблюдателю.

Павел Пожигайло, исполнительный директор Всероссийского хорового общества

— Мы потеряли страну в 300 млн человек. Это самодостаточный рынок. Потеряли подходы к Европейскому союзу, не удержали Прибалтику. А ведь на момент 1990 года не более 10% прибалтов были настроены к Центру агрессивно, остальные выжидали. А многие понимали, что обретение независимости маленькой страной несет большие испытания в скором будущем. Конечно, если распад СССР был неотвратим, этим нужно было переболеть. Вылезли скрытые болячки, и это плюс. Мы лучше понимаем наших соседей, знаем историю недуга. Сейчас главное — назначить правильное лечение. Власть пытается восстановить прежние связи в формате ЕврАзЭС. Дело за дипломатией, экономическими реформами. В нашей политике не хватает деятелей с примаковской брутальностью, слишком много легковесов. Нам жизненно необходима новая управленческая элита. Появится она, сдвинется дело с мертвой точки — и тогда ностальгия по СССР уступит место историческому оптимизму.