От чертежника в «шарашке» до архитектора. Кто создал герб России
Двуглавый орел как герб Московского государства впервые появился на печати Ивана III в 1497 году. Современный вариант символа был утвержден Указом президента страны Бориса Ельцина 30 ноября 1993 года.
Герб известен во всем мире, но мало кто знает имя художника, его создавшего. А это петербуржец Евгений Ильич Ухналев, годы жизни которого – 1931-2015.
У мастера была трудная судьба, совпадающая с самыми драматическими страницами истории страны.
Никаких денег!
Как получилось, что именно Ухналеву доверили создание государственных символов новой России? Мастер вспоминал: «Я работал в Эрмитаже главным архитектором, а в начале 1990-х – главным художником. С предложением создать герб ко мне обратился заместитель директора музея, главный герольдмейстер Георгий Вилинбахов. На работу ушло года два, помимо герба я стал автором знаков президентской власти и высших государственных наград.
Кстати, никаких денег, кроме обычной зарплаты, мне не платили. Как-то звонит один художник-доброхот: «Женя, надо было бы материально поддержать товарищей». – «Да я за эти работы не получил ни рубля!» Насчет денег давно выработал формулу: «На «Докторскую» колбасу хватает, а больше и не надо». Да еще чтобы за бугор съездить, мир посмотреть».
Не обидно ли, что мое имя малоизвестно? Я не тщеславен, слава Богу. Тщеславных людей считаю очень несчастными, они всю жизнь неудовлетворенные, у них плачущие лица. Кстати, во всем мире имена художников, создателей символов государственной власти, за редчайшими исключениями, неизвестны. Разве что в «специальной» литературе, о которой знают два-три историка, можно разыскать некоторые имена.
Вот и автор первого российского ордена Андрея Первозванного, учрежденного Петром Первым, неизвестен. Причем до 1917 года образ несколько раз менялся. Интересно, что до революции сам орден зачастую не вручался, а только диплом. Награжденный заказывал ювелирам изготовление награды за свои деньги, все зависело от кошелька, поэтому есть ордена в бриллиантах. Прототипом современного ордена для меня был петровский».
Приличнейшие люди
Вместе с родителями Евгений пережил блокаду, эвакуацию, после школы поступил в техникум, где на него написали донос. В 17 лет Ухналева посадили, обвинив в планах прорыть подземный ход от Ленинграда до Москвы к мавзолею, чтобы убить товарища Сталина. Дали 25 лет лагерей. Сначала Евгений работал на шахте, потом – чертежником в «шарашке».
Ухналев вспоминал: «Я попал в Воркуту в августе 1949 года, в «благое время», если так можно сказать – когда уголовники и политики были разделены. Сидевшие по «58-й статье», это на 70 процентов приличнейшие люди. Как-то я, 17-летний оголец, сказал крепкое словцо, так окружающие меня одернули, мол, это некрасиво, ты же из нормальной семьи, из хорошего города. И вокруг мата было мало – процентов 15 от того, что слышишь сейчас на улице. Я об этом мате задумывался, откуда родился ныне существующий? И пришел к выводу, что из научно-исследовательских институтов, с 60-х годов начиная – вот там это родилось, в среде «инженерной интеллигенции». Это у них был кураж, «припролетарение».
О лагерных временах напоминают зарисовки, сделанные тогда и чудом сохранившиеся. В «шарашке» Евгений работал чертежником, так что у него был стол, профессиональные принадлежности, и – возможность рисовать.
Освободили Ухналева через шесть лет, уже после смерти Сталина, позже – реабилитировали.
Евгений Ильич рассказывал: «Прошло 54 года после моего освобождения, и в 2008 году я вновь оказался в тех местах – снимали документальный фильм. Меня поразило, что от лагеря ничего не осталось, голая тундра... Сложное чувство овладело: зачем все это было нужно? Сажать, убивать людей – для чего? Покаяния в обществе нет и, думаю, не будет.
В Петербурге мы сами, бывшие заключенные, установили на Троицкой площади памятник жертвам ГУЛАГа.
Люблю и ненавижу
Всю жизнь Ухналев прожил в Петербурге, его отношение к городу было сложным: «Все жалуются на климат, любят стонать: «Раньше никогда такого не было, вся эта грязь, снег... » Да всегда город был таким! Я родился в 1931 году и всегда его помню серым, зимним, слякотным, и почти никогда – ярким, солнечным, теплым. Даже не могу сказать, плохо это или хорошо. Для меня он такой. Я его в равной степени люблю и ненавижу. Особенно с тех пор, когда стал ездить «за бугор» и увидел, какие есть на земле прекрасные города! А у этого такой имидж. Он – некое существо, живущее само по себе и менее всего думающее о нас. Он нас только терпит».