Режиссер Александр Гарцуев: Чтобы стать объектом поклонения, женщина должна быть теплой
Александр Федорович решил стать актером в 8 лет. В то время он благодаря способностям и техническому складу ума учился в математической школе, поэтому приходилось таиться от близких.
- Отец был учителем, старшие сестры поступили в технические вузы, предполагалось, что и я должен освоить нечто человеческое. Я и зубарил, зная, что точно не буду этим заниматься. Когда поступил на актерский, мой преподаватель математики плакал, сказав: «Дурак, ты погубил свою жизнь...»
- И то верно, были бы сегодня новым Биллом Гейтсом...
- Нет, у меня в характере достаточная степень разгильдяйства, которое пригодно только в творчестве. Разгильдяйство в творчестве – это свобода. С конца 80-х ненавижу стоять в очередях, идти по заведомо определенному ходу. Как-то унизительно быть винтиком. С определенного момента уже не стою и ничего ни от кого не жду. Как в тюрьме: не верь, не бойся, не проси (улыбается)...
- Жестко. А какой момент стал переломным?
- Когда почувствовал себя более-менее взрослым, после 30-ти, в тот самый период, который называется кризисом среднего возраста.
- Сильно штормило?
- Очень сильно. Я знаю много таких мужчин, они определенного склада, от 30 до 40 лет: ловят этого «зайчика», который не дает покоя. Он приходит неожиданно, ко мне достаточно рано – года в 32.
Я вдруг подумал, что вот уже более 10 лет занимаюсь работой, о которой мечтал, - и совершенно не доволен своей жизнью. А ведь впереди будет именно так, только хуже: играешь - что дадут, не свои роли. Актер очень зависимая профессия. Она невероятно интересная, особенно для тех, кому повезет, кого полюбит судьба и режиссеры.
Таких мало – я и по своему театру сужу: 3-5 человек, которые не бросят в меня камень. Все остальные бросят, считая, что я с ними несправедлив. Но такова система: есть художественный руководитель, и он, как сказал один известный белорусский режиссер, - Ленин, потому его и поставили. Завтра его уберут, и он станет Троцким, но сегодня он решает все...
Да, этим людям больно – я сам был в ситуации второго эшелона. Это был период лихих 90-х: зарплаты нищие, друзья предложили пойти в бизнес, получать нормальные деньги. Тогда и заштормило, и я решил уйти из театра. Но уходя, громко-громко хлопнуть дверью. Сейчас бы этого не делал, но тогда хотелось, чтобы запомнили, кого потеряли (улыбается).
Я попросил у Раевского (в то время Валерий Раевский был художественным руководителем Театра им. Я.Купалы. – ред.) право поставить на Малой сцене маленький спектакль - бесплатно, без денег, без декораций. Хотел сделать то, в чем понимал, и что, казалось, никому не нужно. Шахнуть от души, чтобы все охренели: спектакль бы запретили, и я со спокойной душой, хлопнув дверью, ушел бы в бизнес.
Работал свободно, не оглядываясь. Лет 25 прошло, а я всё вспоминаю то внутреннее ощущение свободы: без оглядки, без страха. Я сделал спектакль «Кровавая Мэри», он объехал всю Европу, весь бывший СССР, бесконечное количество фестивалей, и везде - победы-победы-победы. Как в сказке: безоговорочная победа, новый европейский театр в нашей стране - и это меня, конечно, остановило...
«Справедливым и хорошим быть невозможно»
- Режиссура пришла сама, в 94-95-м, но для этого надо было отработать в театре 10 лет. В 22 года это не появится.
Первый свой спектакль «Черный квадрат» я поставил в Театре белорусской драматургии - тогда он назывался «Вольная сцена». Спектакль шел лет 20, пока я сам его не снял.
Затем была «Кровавая Мэри» в Купаловском, еще несколько спектаклей. Потом я учился в Москве, с 2001 года официально стал режиссером в Театре Янки Купалы. Не худруком, просто очередным режиссером. До 2012 года ставил спектакли.
- В этом вашем «очередным» столько трагедии... Наверное, беда в том, что вам всегда мало?
- Да. Мне и сейчас мало... Не знаю, правда, чего. Свободы. Казалось бы – художественный руководитель театра: у тебя власть, возможности. А вот сижу порой и думаю: а вот как-то «очередным» было легче, делал спектакль – и все.
Сегодня понимаю, что делать спектакль – это очень мало, худруком нужно столько всего разгребать. Казалось бы, я не директор, тем не менее приходится разгребать взаимоотношения, состав труппы, ее обиды, ее приходы... И я понял, что справедливым и хорошим для всех быть невозможно. Всегда будет некая целесообразность, где обязательно есть пострадавшая сторона. Сколько обиженных было на Валерия Николаевича Раевского, и я в том числе, казалось - за несправедливость, не понимаю, как он 35 проруководил театром.
- Что для вас страшнее – обижаться или обижать?
- Обижать страшнее, жестче. Сидишь там себе – роль не дали! – обижаешься. И все. А тут приходится выслушивать нелицеприятное, а сколько всего я еще не слышу... Видишь – человек в плохом состоянии. Ты тоже был такой, ты помнишь. Не знаешь, что делать, что дальше, и как его убедить, что все нормально, что он занимает свое место?
«Нельзя так не уважать актеров»
- Когда вы стали взрослым, какие желания остались? В постсоветский период считалось, что состоявшийся мужчина должен иметь набор: квартиру, машину, дачу...
- Этот джентльменский набор у меня есть, думаю, здесь мои желания совпадают с желаниями народа. Другое дело, что труд у нас, к сожалению, оплачивается несоразмерно, неправильно. Если говорить об актерах, это просто убийственно, так нельзя не уважать людей. Настолько мизерные зарплаты, что я не могу, хотя имею право, запретить своему актеру сниматься в кино. Да, молодые актеры живут в арендных квартирах, но для многих ее оплата - это вся театральная зарплата в 2,5 - 3 миллиона старыми...
Некоторые считают актерский хлеб легким. Расскажу смешную, но показательную историю. Лет 10 назад в Театре Янки Купалы шел ремонт служебного входа. Стояли леса, на них - маляр, недели две красил-штукатурил и сверху, по-своему, все подмечал. Как-то, находясь в игривом кураже, я громогласно выдал, кося под начальника: «Ну, что тут у нас, скоро вы тут?!»
Он испугался, отрапортовал: «Заутра заканчываем, мы вам и туалет сделали, и буфет, и там, дзе крычат...» И решил пояснить, на полном серьезе выдал фразу, которую хоть на стенку вешай – такая квинтэссенция понимания профессии: «Будет очень харашо, глядите: пришел, папиу, пасцау, пакрычау, апять папиу и дамой пайшоу...». Так наш труд выглядел с его лесов.
А вот другая история. Так сложились обстоятельства, что весной мне нужно было выпустить спектакль за 12 дней, с ноля. Первым желанием было отказаться, но я сам себе бросил вызов. Спал по три-четыре часа в сутки, репетировал пять часов, а часов 8-9 готовился к следующей репетиции. Перепечатывал тексты, редактировал, жил как во сне: невероятные по накалу и драйву ощущения, при этом я понимал, что они запредельные, их нельзя повторять. До сих пор не отошел, хотя это было в конце апреля. И знаете - мне понравилось то состояние. Я удивлялся находкам, решениям: легким, быстрым, креативным. Двадцатичасовой рабочий день в течение 12-ти дней без перерыва!
- Нашли чем хвастаться! А про здоровье подумали?
- Да, инфаркт я не заметил. Не так давно сходил к врачу, сделали кардиограмму, спрашивают: «У вас же инфаркт был, чего вы молчите?» Отвечаю: «Да я его и не заметил...» Говорю им полушутя: «Отец умер на четвертом инфаркте, у меня еще три в запасе...» Ну а что делать?
- Беречь себя и близких.
- Значит, не работать, я не умею по-другому. Старший коллега однажды посоветовал, как быть с высоким давлением: «А ты сядь во время репетиции на последний ряд, запрокинь голову и расслабься минут на 40...» А что актеры в это время будут делать?
«Если ты клуша - тебя любой бросит»
- Александр Федорович, как же, наверное, непросто с вами близким: вы настолько горите театром, будто вокруг ничего и не существует. Или по молодости казалось: вот завтра всего достигну - и тогда заживем?
- Было такое, сейчас понимаю, что ценить надо сегодняшний день. Кормление себя завтраками – гиблое дело, зачем отмахиваться от жизни? Жаль, что это понимаешь, когда впереди уже меньше, чем сзади... Жизнью надо учиться наслаждаться, можно быть недовольным профессионально, но то, чего не хватает, – недостижимо, его всегда будет не хватать, это и есть путь развития. Если будет хватать – все остановится.
- Как женщине быть счастливой рядом с таким мужчиной-трудоголиком?
- С такими, как я, тяжело: либо тебя понимают, либо нет... Вся моя семья состоит из женщин, даже собака Груша – женщина, мне с ними очень повезло (улыбается). С Зоей мы вместе 32 года... Кто-то другой столько не выдержал бы. Благодарности здесь мало, слишком мелкое слово. Я глубоко уважаю и ценю все жертвы ради меня. Потому что если бы жизнь сложилась по-другому, еще неизвестно, где бы я был, кем и был ли бы я вообще.
- Александр Федорович, поделитесь мудростью сохранения отношений: почему мужчины уходят, чего они вообще хотят?
- Женщина должна помнить, что она была, есть и будет объектом восхищения и поклонения. Но для этого надо ею быть, надо быть теплой. Нельзя превращаться в клушу: захапать мужика и дальше «любите, какая есть, я двоих детей родила, никуда не денется!» Да денется!
Женщина – не просто половое создание, это божество. И если в 15 ей достаточно букета цветов, то в зрелом возрасте за тобой что-то должно быть помимо кошелька. Ты должен быть ей интересен, если она не сволочь, конечно, когда нужны только деньги. Это и есть мужское самоутверждение.
Когда мужчина перестает быть мужчиной, то и карьера у него останавливается: ему как-то уже и не надо... Все из-за женщин, не напрямую, но в итоге все равно все вращается вокруг семьи. Когда мужчине становится не нужна женщина – ему становится не нужно вообще ни хрена, даже деньги.
Мужская мотивация всегда сопряжена с женским полом. Это не обязательно секс: есть жена, есть дети, дочь. Есть просто женщины, которые смотрят на тебя, для них тоже надо кем-то быть, не просто старым пердуном, которому все равно. Но и женщина должна быть интересной мужчине, потому что секс уйдет на второй план, а потом и вообще уйдет, это физиология.
Наступает период, когда с близким человеком хорошо помолчать, можно не заниматься сексом, ибо нечем, да и не надо уже, но это любовь, наверное, настоящая. Иногда говорят: «Она переросла в уважение...» Почему переросла? Это и есть та самая любовь, к которой мы так стремимся: глубочайшее, безусловное уважение к самому родному человеку.
ДОСЬЕ «КП»
Александр ГАРЦУЕВ, 57 лет, с 1980 года - актер, с 2001 – режиссер Театра имени Янки Купалы. Окончил актерский факультет Белорусского государственного театрально-художественного института, режиссерский факультет РАТИ-ГИТИС, стажировался под руководством знаменитого режиссера Леонида Хейфеца. С 2012 года – художественный руководитель Республиканского театра белорусской драматургии. Сыграл десятки ролей в кино, в сериалах «Каменская», «Журов-2», «Останьтесь навсегда». Жена – прима Купаловского театра, заслуженная артистка Беларуси Зоя Белохвостик. Дочь – Валентина Гарцуева, актриса Купаловского театра.