Август 1991-го был вывихом, а не надломом русской истории

 

25 лет назад был убит Советский Союз – события 19–22 августа 1991 года лишили власти все руководство страны. То, что называли путчем, на самом деле было переворотом – отстранением тех людей, которые были против ликвидации СССР. Спустя четверть века надо называть вещи своими именами.

Наша страна распадалась дважды за последние сто лет, и хотя формально СССР был ликвидирован в декабре 1991-го, а Российская империя – осенью 1917-го, смертельные удары по государству были нанесены в другие дни.

Для империи это произошло 2 марта 1917-го, в день отречения царя Николая Второго, а для СССР – в четыре августовских дня, когда в стране сменилось руководство. Оба события были связаны с потерей власти первым лицом – но если император был загнан в угол и фактически принужден к отречению в результате верхушечного заговора, то президент СССР был сам виноват в потере власти.

Горбачев практически спровоцировал создание ГКЧП, не желая брать на себя ответственность за спасение страны – и в результате потерял и власть, и страну. Уроки марта 17-го и августа 91-го относятся к самым трагическим в истории нашей страны, и поэтому так важно понимать, что же именно происходило в те дни.

Вопреки расхожей и настойчиво продвигаемой версии, СССР летом 1991-го не был обречен на гибель – да, слабый и запутавшийся, лишенный стратегического видения Горбачев своими непродуманными реформами довел страну до ручки.

Ослабив и, по сути, запустив процесс демонтажа власти КПСС (которая была не политической партией, а стержнем всей властной вертикали), он привел страну к двоевластию и росту сепаратизма, что вкупе с неправильно организованной, но кардинальной реформой экономики вызвало разбалансировку всех механизмов управления государством, экономический кризис и общественную смуту.

Подготовленный им вместе с руководителями союзных республик и некоторых российских автономий новый Союзный договор по сути превращал СССР в конфедерацию – то есть в неустойчивое государственное образование, обреченное на распад.

Учитывая набравшее к тому времени силу движение за отделение в Прибалтике и Закавказье (часть республик уже в одностороннем порядке объявили о независимости), было понятно, что подписание даже всеми остальными республиками нового договора не гарантирует сохранение государства.

Горбачев вел СССР к ликвидации – не желая этого, но в силу своей слабости, двуличности, недальновидности и непонимания происходящих процессов. Силен он был лишь в интригах и лавировании ради удержания своей власти – что парализовало волю его коллег в руководстве страны, соблюдавших принцип единоначалия даже тогда, когда признаки надвигавшейся катастрофы были видны уже невооруженным глазом.

И это притом что подавляющая часть союзного руководства понимала необходимость смены курса и разрушительный характер двоевластия (когда набиравшие силу и не подчинявшиеся центру новые руководители союзных республик фактически растаскивали единую страну).

Но ни в 1990-м, ни в первой половине 1991-го планов отстранения Горбачева не было – все внимание было сосредоточено на приходящих к власти в республиках «демократах», то есть формируемой тогда же разношерстной оппозиции, объединяло которую лишь стремление лишить власти КПСС.

Ельцин казался главной угрозой как Кремлю, так и единству страны – притом что главная угроза исходила от слабости и двуличности самого Горбачева, который заигрывал как с «демократами», так и с коммунистами, как со сторонниками единого государства, так и с сепаратистами. Остановить развал страны можно было только сверху – и именно этого ждали от Горбачева его коллеги по коллективному руководству страной.

Тогда им еще формально считалось Политбюро ЦК КПСС – но с 1990 года центр принятия решений переместился в Кремль. Горбачев, в отличие от его предшественников-генсеков, уже фактически не был связан никакими ограничениями коллективного руководства – а ведь именно коллегиальная форма принятия или как минимум обсуждения решений была присуща советской элите. Нарушение этого принципа Хрущевым как раз и стало главной причиной его смещения – тот самый «волюнтаризм».

С Горбачевым, который был меньшим самодуром по форме, но большим по содержанию, система дала сбой – его не сняли с должности генсека. Что, впрочем, объясняется во многом и тем, что в 1990-м он подстраховался, учредив для себя пост президента СССР (избираемого парламентом).

Летом 1991-го уже практически ни у кого в верхах не оставалось иллюзий, что Горбачев может самостоятельно исправить ситуацию. Единственным более-менее действовавшим коллегиальным органом был Совет безопасности СССР, в который кроме Горбачева входило восемь человек, все высшее руководство страны. Именно большинство Совбеза и попыталось остановить распад государства – подготовив, по поручению того же Горбачева, план введения чрезвычайного положения и особого управления.

Но Горбачев медлил с ним, параллельно ведя игру с союзными республиками и «демократами» – и в итоге уже накануне подписания нового Союзного договора нервы у членов Совбеза не выдержали, и они прилетели к Горбачеву в Форос. И тут Горбачев сделал то, что и погубило СССР.

Он не сказал ни да, ни нет – отказавшись взять на себя ответственность за наведение порядка, он на предложенный ему план действий без него (якобы он болен и поэтому временно управление на себя берет Государственный комитет по чрезвычайному правлению) сказал что-то вроде «ну, валяйте, действуйте». Это было справедливо истолковано членами Совбеза как согласие – притом что было типичной горбачевской «подставой». Если бы все получилось, он бы вышел из тени, если бы провалилось – осудил бы переворот. Вот только ставкой была не его власть, а страна.

ГКЧП мог победить даже и без Горбачева, точнее, как раз только без него он и мог бы победить – если бы действовал без оглядки на него, взяв на себя всю ответственность не только на словах, но и на деле. Но шесть членов Совета безопасности, пять из которых (вице-президент, ставший и. о. президента, премьер-министр, министры обороны и внутренних дел, глава КГБ) вошли в ГКЧП, и еще один, глава парламента, поддержал их – не смогли забыть про Горбачева.

Появись тогда во главе новой власти сильный и ответственный лидер, он мог бы за короткое время остановить процесс дезинтеграции – 19 августа даже самые сепаратистски настроенные лидеры республик, вроде Гамсахурдии, были готовы подчиниться воле Москвы.

Но воля не проявилась – высшие лидеры страны отдали всю инициативу Ельцину, который после двухдневного стояния многотысячного митинга вокруг Белого дома добился полной пропагандистской победы. И тогда члены ГКЧП поехали за советом к Горбачеву – который к тому времени уже решил избавиться от неудачников, изобразив из себя «пленника».

Страна была проиграна в эти три дня. Члены ГКЧП, то есть вся верхушка союзного руководства, были арестованы, вернувшийся из «плена» Горбачев формально остался президентом, но потерял остатки уважения и практически всю власть. 23 августа Ельцин в прямом эфире в присутствии Горбачева подписал указ о приостановлении деятельности Компартии РСФСР, а на следующий день генсек подал в отставку и призвал КПСС к самороспуску – союзная вертикаль власти окончательно рухнула.

Последующие четыре месяца были уже агонией Советского Союза – все республики провозглашали свою независимость, переговоры о спасении Союза в виде некоей конфедерации, которые пытался вести Горбачев, никто уже не воспринимал серьезно.

В первую очередь потому, что в победившем российском руководстве взяла верх линия бывшего тогда правой рукой Ельцина Геннадия Бурбулиса – союзное государство должно быть демонтировано, в России нужно проводить ускоренные реформы по созданию рыночной демократии (для чего уже к ноябрю было сформировано правительство из гайдаровцев во главе с тем же самым Бурбулисом).

Никто в руководстве России не бился за единую страну – хотя шансы сохранить ее хотя бы в виде конфедерации, если бы Москва показала свою заинтересованность, все же были. Те же среднеазиатские республики по большому счету не рвались к полной независимости – но их, по сути, поставили перед фактом роспуска СССР.

Потому что люди, получившие власть в Москве, не мыслили категориями русской истории – для них СССР был той «тюрьмой народов», о которой применительно к Российской империи рассказывали ранние большевистские учебники, той же «империей зла», как тому учила западная пропаганда.

К власти пришла не знающая истории, не чувствовавшая страну и народ новая «элита» – представители ментально прозападной части «интеллигенции». На обличении советской власти, на борьбе с «привилегиями номенклатуры» и «диктатуры КПСС» они получили определенную народную поддержку – испарившуюся уже к весне 92-го, когда стали видны первые плоды их деятельности, но этого времени хватило, чтобы ликвидировать СССР и изменить социальный строй.

«Коричневый путч красных», как называли действия ГКЧП «сторонники свободной России», провалился – потому что был не путчем, а сочетанием интриг и предательства Горбачева и отчаянной попытки государственников и патриотов спасти СССР. Победила «демократия» – похоронившая единую страну и ее социально-экономический уклад. Последствия августа 1991-го до сих пор определяют нашу жизнь, и та же война в Донбассе – это лишь отзвуки трагедии того лета.

Сделанное и не сделанное в августе 1991-го уже не изменить – но Крым и Евразийский союз показывают, что трагедия 25-летней давности была вывихом, а не надломом русской истории. И неудача операции по спасению страны, предпринятой ГКЧП, не отменяет того, что их дело было правое.

Петр Акопов