«Ветер поморов пронес меня над планетой...»

Федор Конюхов не устает удивлять мир. На сей раз он облетел вокруг планеты на воздушном шаре «Мортон» и побил мировой рекорд скорости, много лет принадлежавший американскому воздухоплавателю Стиву Фоссету. А ведь Конюхов, в отличие от американца, еще и универсал. Имеет за плечами восхождения на Эверест, арктические гонки на собачьих упряжках, кругосветные плавания на веслах и под парусом и многое другое. В большом спорте универсалы давно не побеждают нигде, кроме многоборья. Но Федор ломает и этот стереотип, оставляя далеко позади экстремалов, так сказать, узкого профиля. После прилета в Москву из Австралии, где состоялся старт и финиш кругосветки, Федор Конюхов рассказал о своем воздушном путешествии в редакции «Труда».

— Этот перелет я задумал 15 лет назад, а непосредственно к подготовке мы приступили в 2014 году. Я рад, что среди бизнесменов нашлись неравнодушные люди, романтики, поддержавшие этот экстремальный проект. Хочу особо отметить, что «Мортон» — фирма российская, и ее название происходит из русского языка. Мортоном называли северный ветер поморы, среди которых есть мои предки. Со мной была икона, писанная на святом Афоне. А еще в самые трудные минуты я повторял как заклинание, что родной «северный ветер» обязательно мне поможет даже в Южном полушарии. Ведь я на самом деле там тоже не чужой. Примерно в тех же широтах уже шесть раз ходил на веслах и под парусом.

В результате все закончилось просто замечательно. Мы мечтали побить рекорд Стива Фоссета хотя бы на несколько часов. Но в итоге завершили кругосветку за 11 суток — на двое суток раньше американца.

Если честно, я не представлял, насколько будет сложно. В отличие от путешествий по воде, в гондоле не было возможности просто нормально отдохнуть и поесть. Все 11 суток в напряжении, в постоянном движении. На высоте четырех километров пришлось надеть кислородную мас-ку, которую потом почти не снимал. Потому что ниже семи километров я уже не спускался. Можно сказать, что вся жизнь постоянно держалась на тоненькой трубочке, соединявшей рот с кислородным баллоном.

На высоте не только разреженный воздух, но еще и холод. Маски замерзали, покрывались инеем и даже льдом. Приходилось ими пользоваться попеременно — через одну дышу, другую грею под одеждой на груди. Постоянно регулировал подачу кислорода, гелия, чтобы не терять высоту. К слову, на этой высоте пролегают воздушные коридоры. Приходилось постоянно быть на связи с диспетчерами, когда летел над Чили, Аргентиной и Бразилией, Австралией, Новой Зеландией и Таити. Всем этим людям хочу выразить сердечную благодарность. Диспетчеры, случалось, корректировали курс даже гигантских боингов, чтобы мне не пришлось совершать сложные и нередко опасные маневры. Я такое их отношение объясняю большим резонансом, которое создала мировая пресса вокруг моего полета, и, конечно, личным энтузиазмом и душевными качествами самих диспетчеров. Я счастлив, что так много людей совершенно бескорыстно помогали мне победить воздушный океан. Тем более что после гибели Фоссета не так много на планете осталось воздухоплавателей международного уровня.

Возможно, кто-то решил, что Земля маленькая, раз ее можно облететь за полторы недели. Но эти 11 суток для меня по ощущениям растянулись на месяцы. Помню, когда услышал сообщение, что вот-вот покажется Южная Америка, последний час на подлете к берегу тянулся целую вечность.

Но, пожалуй, труднее всего было не смыкать глаз. Сна в привычном понимании этого слова вообще не было. Приходилось каждый час, а то и чаще, выходить из гондолы, контролировать и регулировать работу горелок, следить за тучами, за кислородом. Стоило уснуть, и я мог бы упасть вместе с воздушным шаром в море. Во время полета забывался только так называемым волчьим сном. Это когда сознание на короткое время отключается — как у смертельно уставшего водителя, который с открытыми глазами дремлет за рулем.

А еще испытанием стал холод. Температура в кабине все время была ниже нуля. Большую часть продуктов пришлось выбросить, потому что смерзлись. Питался всухомятку, энергетическими батончиками, сухофруктами, шоколадом. Воду подогревал от основных горелок, в алюминиевом чайнике.

Но при всех трудностях и тяготах, сопровождавших меня в полете, оставалось время и на эмоции. Восхищали потрясающие пейзажи, которые открывались с заоблачной высоты. Любовался закатами и восходами, фотографировал, когда позволяли условия. В ясный день на большой высоте солнце буквально обжигает. Именно по этой причине шар был покрыт светоотражающим слоем. А в ночное время столбик термометра снаружи кабины падал до температуры минус 55 градусов. Правда, там атмосфера сильно разрежена и холод не столь остро ощущаешь, как на уровне моря. Но нет худа без добра: вращение шара вокруг оси не давало кабине перегреваться, а мне — заснуть днем, когда разные стороны гондолы попеременно попадали из солнцепека в тень. Забавно было наблюдать, как быстро образуется иней, а потом так же быстро тает. Но если еще доведется отправиться в такое путешествие, то я бы увеличил высоту полета, а на гондоле спроектировал наддув воздуха.

Я не люблю жить воспоминаниями. Сейчас уже идет подготовка к очередным путешествиям. Из крупных своих ближайших мероприятий отмечу погружение на дно Марианской впадины на глубину 11 километров. Посмотрел на мир из-за облаков, теперь им полюбуюсь из-под толщи воды. А следом хочу подняться в стратосферу, на высоту 25 тысяч метров. Тогда между верхней и нижней точкой моего пребывания на планете будет 36 километров. На мой взгляд, очень достойная, почти космическая высота.

Зачем я все это делаю? Просто жить без преодоления не могу. А еще хочу, чтобы в нашей стране как можно больше людей стремились к вершинам. Чтобы друзья, родные и близкие встречали первопроходцев из мирных экспедиций, а не с поля боя. Как, надеюсь, все мы будем встречать наших олимпийцев, которые в Рио покорят новые мировые рекорды.