Между жизнью и смертью

От модератора: не то что с удовольствием - с наслаждением представляю вашему вниманию творчество Эдуарда Симоняна. Напомню, что это один из рыбаков, переживших недавно труднейшие дни на полузатопленной лодке в бурном Охотском море . Я понял сразу... Всё! Когда ошибся, Засуетился, прибавляя бед, За всё хватаясь разом, матерился, А паника хихикала в ответ. В висках стучат слова: Сынок, без риска, Ошибок море не прощает - в этом суть. Ведёшь себя как разгильдяй, мальчишка! Проверь! Подумай! Дураком не будь! Какие люди это говорили - Чьё слово для меня не просто звук. Спасали, помогали и прощали. Какой я после этого им друг Напротив взгляд немой, со мной парнишка. Позвали помогать, он и не знал... Джек Лондон был моей настольной книжкой, И, шансы посчитав, ему сказал: Короче, так... Санек, поздняк метаться, Вопрос извечный быть или не быть , За каждый метр моря нужно драться, Бороться! Не сдаваться и не ныть! Гребли до ночи, в рацию кричали, Не зная - это просто мелофон , И в крике этом помощи искали... Пока нас не унёс вечерний шторм. И с этого момента начинался Наш общий путь, известный небесам. Нет! Там история ещё писалась, А ветер начинал трепать Корсар . Крутил, бросал, унёс на Докучайку. Ночь наступила, в пене гиблый мыс. Работая, из рук и весел спайка, Встречая гребни, пену сёк и грыз. Хлестало, выло, билось и хрипело, Что было страшно посмотреть вокруг. Но незаметно утро посветлело... Пришла уверенность, что не утонем вдруг. Очнулись. Подвели итог стараньям: Пределы острова, под Тятей, севера, Известны мне районы обитанья, Но вот воды нет в лодке ни глотка. Ждём вертолёт, ПСКР и шхуны, Тихонько шкрябаем. До берега пять миль. Натянутые нервы, словно струны, Над нами глаз дракона, полный штиль. Тревога! Ожидание! Надежда! Она уйдёт последней, как всегда! Есть жизнь и смерть, а мы попали между. И на душе - беда! Беда! Беда! Последний раз на землю оглянулся, В лицо подули южные ветра, И, встретившись с восточным, развернулся, Растаяли в тумане берега. Решили отдохнуть, я отключился. На вахте юнга греется, не спит. На корме костерок в ночи дымится, Очнулся - всё пылает и горит. Пролил бензин неопытной рукою. Не рассчитал объем. Туши! - кричит. Нет, это шутка, это не со мною! Взрывается баллон, второй горит. У Ревизора есть немая сцена: Тут пауза, но после грянул гром. Я, извергая молнии, грыз вену: Ты нас убил... И это первый шторм! Какое искушение взорваться, Инстинктам первобытным волю дать, Всех обвинив в своей беде, сорваться, А не спокойно выхода искать. С утра повел дневник. Так было надо... Мы третьи сутки боремся, живём. Я знаю: если шторм, то эта дата Укажет день, когда мы пропадём. Стянул борта пружиной видим, держит. Санёк уже не шутит - кругом смерть, Но всё себя ещё наивно тешит, Надеется увидеть землю, твердь. Шесть пароходов, самолёт над нами, Как вас встречал надеждой юный друг... И каждый раз эмоцию сменяли На слабость, безразличие, испуг. Упала птица с неба, как просвирка, Мне знаки не нужны. Я верю так. Взяв крепкою рукой, несет за шкирку, И видит, как вы молитесь в церквях. Вам я обязан к жизни возвращеньем, Хотя и не достоин ваших слёз. Заглядывая в душу, жгли сомненья Кто в этом мире я, и что принёс. Всё меньше шансов, шторм уже не важен. Если замёрзнем - эта смерть легка. Но вот когда тебя настигла жажда - За горло держит тяжкая рука, Моменты паники и искушенье бесов, Всё на разрыв, желания в 3D. Становится безумен мир и тесен, Когда все мысли только о воде. И это пережили с конденсатом, Пройдет и это - мудрый Соломон. Под утро на бортах копилась влага Даруя водоросли, приносит море корм. Ты, Господи, велик своим вниманьем К моей персоне грешной и земной. Через страданье, слабость и отчаянье Шепчу: Великий Боже! Боже мой! И никогда, ты знаешь, не менялись Мои устои веры на гроши, Блудили, отклонялись и терялись, Но все ошибки были от души. Одну твердил, как Отче Наш , молитву: Я не достоин, Господи, тебя! Не надо Врат, достаточно калитки, Когда сквозь муки приведешь к себе, любя. Я понял и увидел в ряде чисел, Что вырезал на тронцевой доске, - Вернул мне силу и наполнил смыслом, Над бездной удержав на волоске.