Часть I

Мой друг, ветеран органов госбезопасности Владислав Чубенко, был одним из организаторов и кураторов боевых операций по ликвидации вооруженного оуновского подполья, а впоследствии лично работал со многими покаявшимися оуновскими функционерами -  Матвиейко, Куком, Малисевичем, Магуром, Небесным и участвовал в оперативных играх советских органов госбезопасности с западными спецслужбами, поделился со мной  некоторыми воспоминаниями.

Каялись бандеровские провидныкы. Аж гай шумів.  Один из командиров УПА Юрий Стельмащук  раскололся сразу и на первом же допросе сдал всех, кого только можно было. С ним беседовал начальник УББ НКВД УССР Т. Строкач, и Стельмащук ему сдал самого Клячкивского — Клима Савура, первого командира УПА.

Сразу же была проведена чекистско-войсковая операция, в результате которой Клим Савур был ликвидирован. Потом Стельмащука возили по селам, где он прилюдно каялся на митингах и поносил УПА последними словами. Казалось бы, жизнь налаживается, можно будет тихонечко сотрудничать с органами и устраивать быт, но тут вылезли наружу подробности его участия в резне поляков летом 43-го, когда его «боёвка» за пару дней вырезала несколько тысяч человек. Притом все это подтверждалось свидетельскими показаниями.

Поэтому чекисты не расстрелять его попросту не имели права, учитывая общественное мнение. Кстати, одного из руководителей ЗП УГВР Владимира  Охримовича убили тоже не за «отказ от сотрудничества с органами» - сотрудничал, да еще как! Он, если можно так сказать, стал жертвой антибериевских чисток в МГБ. После поимки во время одного из допросов Охримович сказал фразу «якби всі міністри були такі, як Берія, то нам би було дуже добре».

Когда Берию арестовали, из Москвы потребовали все документы, где о нем упоминалось. Среди них оказался и документ с высказыванием Охримовича. В итоге, как и многим чекистам, — расстрел.

Мой друг – ветеран госбезопасности, о котором я упоминала выше, который был одним из участников операции по обезвреживанию командующего вооруженным подпольем ОУН-УПА Василия Кука, рассказал, что Кук был захвачен спецгруппой МГБ, т. е. членами УПА, завербованными МГБ. Мне ветеран так и сказал: «Парни сами все сделали, а потом позвали нас».

Оперативное мероприятие по его поимке называлось «Западня». Розыском Кука занимался 1-й отдел 4-го Управления КГБ УССР во главе с П. Свердловым и его замом Г. Клименко. Непосредственно поимка была возложена на специально созданную агентурно-боевую группу из трех перевербованных членов УПА, которых Кук знал лично.

Подготовили один из бункеров в Иванцевском лесу Львовской обл., где Кук прятался ранее. Его привели в порядок, установили два радиосигнализационных аппарата «Тревога» и заселили упомянутых выше агентов-боевиков, чтобы схрон приобрел жилой вид. В ночь на 23 мая 1954 г. в этот бункер из Рогатинского района явился ничего не подозревающий Кук со своей женой и двумя охранниками. Агентов он лично знал как надежных подпольщиков, поэтому в тот момент опасений у него не возникло. Это потом уже он на допросах вспоминал, что его удивило наличие в схроне хорошей еды, книг и т. д. Во время обеда, который приготовили агенты, он особенно хвалил одного из них, а потом прочел им лекцию, как лучше убежать от погони с собаками, посыпав свои следы спецсмесью. Кук попросил одного из парней приготовить все, чтобы помыть ноги (была такая традиция — мыть ноги после похода). Затем лег отдыхать, дав поручение агенту почистить свой американский автомат, подаренный ему Охримовичем, и при этом показал, как им пользоваться.

Когда Кук и его жена уснули, боевики обезвредили автомат, вытащили из-под подушки жены Кука Ульяны пистолет  и связали спящих. Понятно, что последовала истерика, Кук  орал боевикам: «Сколько Вам заплатили?» На что получил ответ: сделано это для того, чтобы быстрее закончилось кровопролитие на Западной Украине.

Затем Кук стал предлагать боевикам деньги - 20 тыс. рублей, золото, но безуспешно. Как заявил ему один из агентов: «Я колишній есбіст і знаю правило — хто наказав зв'язати, той і наказує розв'язати. Хіба не ви вчили нас цьому?» Затем агенты по «Тревоге» вызвали оперативную группу, и вскоре прибыли лейтенант В. Агеев и старший группы Г. Клименко, которые приветствовали Кука словами: «Ну вот наконец мы и встретились, Василий Степанович!»

Агеев с двумя оперативниками подошел к охранникам Кука, которые находились в нескольких сотнях метров от бункера и еще не знали, что их командир арестован (Кук не разрешил им заходить в бункер, а приказал находиться на расстоянии), и объявил им: «Ви арештовані за наказом провідника!» И те без колебаний позволили себя связать.

В это время Кука и Ульяну обыскали, причем жена сама указала место, где прятала яд. Затем им позволили умыться, и тут Кук внезапно попросил у чекистов выпить. Водки не нашлось, и тогда он заявил: «Люди-люди, как вам не стыдно. Такой момент, и чарки не нашлось». После этого в машине чету Куков транспортировали до Львова, а оттуда самолетом в Киев.

После ареста для ведения его дела была создана следственная группа под руководством начальника следственного отдела КГБ УССР подполковника Пивоварца. Кук проходил под псевдонимом «заключенный № 300», а Ульяна - № 88. Их арест держали в глубокой тайне, об этом событии знало только высшее руководство КПУ и Москва. Официально же продолжали вести поиск, даже проводили оперативные мероприятия по поимке. Делалось это с целью скрыть факт ареста руководителя подполья от ЗЧ ОУН и ЗП УГВР.

На допросах Кук сразу же дал развернутые показания о структуре ОУН, деятельности ее референтур, охарактеризовал лидеров ОУН, в т. ч. и заграничных центров, дал подробные показания об их связях с разведками Англии и США. Также он написал соображения по ликвидации остатков подполья, а в ноябре 1954-го показал место на территории Рогатинского района, где были закопаны бидоны с шифрами, адресами и кодами для корреспонденции с загранцентрами, разведками США и Англии. Там же нашли вопросники от Лебедя, которые тот посылал Куку для сбора информации о советском военном потенциале.

За такое «примерное» поведение ему разрешили проживать с женой в одной камере, чекисты устраивали им вечеринки, празднование дня рождения жены и Нового года. Регулярно дарили Ульяне конфеты, в камере установили телевизор и радиоточку, были свежие газеты. Из ссылки вернули его родню, включая родителей. В феврале 1955 г. его возили на месяц в Москву, а 4 мая 1955 г. Кук написал «Декларацию о политическом признании победы советской власти над подпольем».

Каждый день им выделяли суточные плюс деньги на диетическое питание и одежду. Ульяну возили по магазинам, где она делала покупки. Чету Куков регулярно осматривали врачи и проводили квалифицированное лечение.

Постепенно их стали водить в кинотеатры, зоопарк, возить по колхозам, на Днепрогэс, ХТЗ, Донбасс, на экскурсию по музеям, в Лавру, «Софию» и даже в Асканию-Нова. В итоге они объехали практически все регионы Украины. Затем Кука с женой поселили в отдельном особняке на Нивках, естественно, под наблюдением. Вот в таких условиях он и провел эти шесть лет.

14 июля 1960 г. в связи с ходатайством КГБ УССР указом президиума Верховного Совета СССР Кук и его жена были помилованы с освобождением от уголовной ответственности. На них было распространено действие указа ПВС СССР от 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны».

Уже 21 июля было подписано постановление об освобождении четы Куков из-под стражи, им вернули изъятые при аресте деньги и вещи. 19 сентября Кук зачитал по радио свое знаменитое «Обращение», тогда же сотрудники советских спецслужб объявили, что все эти годы они вели с ЗЧ ОУН и ЗП УГВР оперативные игры, гнали им дезинформацию от имени несуществующего подполья. Представители МИ-6, ЦРУ и их оуновские помощники были шокированы этими заявлениями.

Куку выделили отдельную квартиру, дали 1000 руб. на обзаведение хозяйством и т. д. В 1964 г. КГБ помогло ему получить диплом — он заочно окончил Киевский университет по специальности «историк» — и устроило работать старшим научным сотрудником в Центральный исторический архив Киева, а затем на ту же должность в Институт истории АН УССР.

Более того, хотя пока ещё не раскрыты  все архивы органов госбезопасности, доказать трудно, но существует обоснованное подозрение, что Роман Шухевич не погиб 5 марта 1950 года в бою под Белогорщей, а точно так же, как и Василий Кук, пошел работать в интересах МГБ и советской власти. Сладко ел и мягко спал и, надо полагать, в отличие от рядовых бандероцев, кормивших вшей в гнилых схронах легендированных проводов ОУН, умер в своей постели [Замечу, что сын Романа Шухевича Юрий – нынешний почетный председатель УНА-УНСО, депутат Верховной рады – в годы Великой Отечественной войны служил в Красной армии, был награжден орденом Славы, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги»].

О «подозрении» можно прочесть в книге одного из участников борьбы с оуновским подпольем в 50-е годы, автором книг «Бандеровщина» и «Операция "Рейд”» полковника В. Санникова:

«К сожалению, я не могу и сегодня назвать имя одного из крупных руководителей подполья, попавшего в руки советской контрразведки... Назовем его условно Г. Долго гонялись за ним чекисты. Вышли на место его временного укрытия. После короткого боя находившиеся вместе с ним в хате боевики были уничтожены. На предложение сдаться провиднык отвечал огнем и отбивался гранатами. Он был нужен живым. Николай Иванович дал команду вести только отвлекающий огонь, чтобы оуновец расстрелял свой боезапас. Пулеметчикам было приказано в случае появления в секторе обстрела этого главаря бить только по ногам. Вскоре стрельба из хаты прекратилась, и в дверном проеме показался человек с двумя пистолетами в руках. Он, стоя в дверях, прицельно стрелял по приближающимся контрразведчикам. Стало ясно, что провиднык сознательно вызывает огонь на себя, имея намерение погибнуть в бою. Все правильно рассчитал Зубатенко. Не дал противнику пустить в себя последнюю пулю. Не успел провиднык уйти из жизни героем. Пулеметная очередь перебила ноги, и он без сознания рухнул на землю...

За организованным и старательным лечением Николай Иванович следил лично. Сделали все возможное. Привлекли лучших хирургов. Было проведено несколько сложных операций, в том числе врачами, специально вызванными из Москвы. Спасли ногу провидныку. Николай Иванович почти ежедневно впервые дни лечения бывал у больного, часами сидел у его постели. О жизни говорили. И о смерти. Нужной или бессмысленной. Дело мы имели не просто с врагом советской власти. Провиднык был образованным, интеллигентным человеком. Привлечь умного врага на свою сторону — особое мастерство. Филигранная работа, осуществлять которую дано далеко не каждому чекисту-агентуристу. Николай Иванович «играл» с открытыми картами.

Долго продолжалось идеологическое противостояние. Удалось его убедить. Нет, он практически остался на позициях украинского националиста. Его убедили в другом. В борьбе за призрачную «самостийную и незалежную» погибли тысячи людей. Сотни тысяч оторваны от своей родины, родных земель и находятся в лагерях или на спецпоселении. Если он считает себя истинным патриотом Украины, пусть поможет несчастным вернуться на родину, к своим хатам и землям. Ему предлагается программа борьбы за свой народ в условиях сложившейся и исторически закрепленной временем украинской государственности. Существует Советская Украина, и ОУН бессильна изменить ход истории. Именно ОУН виновата в геноциде нации — развязав кровавую бойню в Западной Украине, вызвала тем самым ответную реакцию всей советской мощи. Надо спасать жизни людей, это святая обязанность любого украинца во имя интересов нации.

Да, Г. был нужен нам живым. Да, мы рассчитывали на его помощь, Да, он был бы обречен, если бы не пошел на сотрудничество с нами... Его ознакомили с некоторой информацией наших надежных источников в оуновских зарубежных центрах. Ложь и обман исходили из Мюнхена. Не о судьбе гибнущего подполья думали зарубежные лидеры ОУН, а только о своей выгоде, своем благополучии... Ему доказали это документально. Он убедился, что это не фальшивка, сфабрикованная госбезопасностью. И провиднык сдался. Он попросил только об одном: его бывшие руководители по подполью и друзья, подчиненные никогда не должны узнать о его захвате и сотрудничестве с госбезопасностью. Он должен для всех, кто знал его по подполью, умереть. Навсегда. Для всех. Пусть думают, что он погиб героем. Он попросил изменить его имя. Расстаться с ним навсегда. Взять имя другого человека и начать новую жизнь...

Чекисты сдержали слово. Все условия были выполнены. В последующем он оказал большую помощь органам госбезопасности, спас жизни и облегчил участь многих участников Сопротивления...»

Полковник Владислав Чубенко – автор пособий по борьбе с бандеровщиной и документальных книг, рассказывал, что  цензура до начала перестройки в СССР в 80-х годах прошлого века  просто запрещала в его книгах о борьбе с закордонной агентурой использовать  термин «радиоигры».

Более двадцати лет, до сентября 1988 года участники операции «Бумеранг» львовский врач Святослав Игнатьевич Панчишин и киевский журналист Юрий Александрович Иванченко дурачили закордонные националистические центры и их кураторов из западных разведок, изображая «бурную антисоветскую деятельность» и отвлекая время, человеческие, организационные и финансовые ресурсы на «работу» впустую. 

В результате было нейтрализовано более 20 эмиссаров с паспортами граждан США, Англии, Франции, ФРГ, получено и сдано в макулатуру несколько тонн националистической литературы, перехвачены и локализованы ряд лиц, завербованных заграничными органами, получено и освоено большое количество информации о деятельности западных спецслужб и наццентров.  И операция могла бы успешно продолжаться не один год, если бы не желание Михаила Горбачева  сделать «жест дружбы» в адрес Запада.

В общем, финал операции “Бумеранг” стал едва ли не последним триумфом советской контрразведки в борьбе против подрывной работы закордонных националистических центров.

А сегодня украинские мифотворцы продолжают распространять информационную осетрину второй свежести и рассказывать доверчивым недорослям, мечтающим хоть чем-то гордиться, что  Че Гевара и Фидель Кастро восхищались Шухевичем и Бандерой, а генерал де Голль заявлял «Если бы у меня была такая армия, как УПА, немецкий сапог никогда не топтал бы землю Франции».