Блокада Ленинграда и Финляндия
Финляндия участвовала в войне против СССР вместе с Германией, и её руководство несёт ответственность за блокаду Ленинграда. Однако до последнего времени не только в западной печати, но и в российских средствах массовой информации, в работах некоторых журналистов и, к сожалению, историков можно встретить утверждения о вынужденном якобы вступлении Финляндии в войну с Советским Союзом, об оборонительном характере этой войны, как «войны продолжение», об отсутствии у финнов каких-либо планов захвата советской территории и нежелании финского руководства участвовать в блокаде Ленинграда и, что совсем по меньшей мере удивительно, бытует утверждение о Маннергейме как спасителе, освободителе Ленинграда от блокады.
Иными словами, чётко просматривается мысль исказить суть событий, связанных с участием Финляндии в битве за Ленинград, его блокаде. В этом несомненно проявляется определённая своекорыстная цель подобных авторов, их сиюминутная политическая конъюнктура, антипатриотический настрой.
Подобное утверждение не голословно. Оно основано на анализе архивных и изданных документов, опубликованного солидного числа серьёзных исторических работ, в которых исследуется участие Финляндии во Второй мировой войне.[1] К тому же о роли Финляндии во Второй мировой войне есть и публикации общественных деятелей Финляндии, финских историков, в том числе переведённые на русский язык, объективно излагающие основные события, цели и характер этой войны.[2]
Как уже отмечалось, Финляндия объявила войну СССР 26 июня 1941 года, что пытаются объяснить как её ответ на бомбардировку советской авиацией финских аэродромов, где базировались немецкие самолёты, совершающие налёты на советскую территорию. Однако по имеющимся документам и публикациям хорошо известно, что Финляндия заранее готовилась к войне с Советским Союзом, вступив в неё в сговоре с фашистской Германией.
По мирному договору, заключённому с СССР в марте 1940 года, Финляндия обязалась не нападать на Советский Союз и не вступать ни в какие союзы, направленные на него.
Но уже через месяц финское руководство германским представителям дало заверение, что новое правительство будет проводить курс на соглашения с Германией.
Позднее Р. Рюти, ставший в конце 1940 года премьером Финляндии, так определил основы своего видения развития страны: «Всё будущее экономическое и политическое развитие Финляндии может осуществиться лишь на основе полного и добровольного (подчёркнуто - авт.) присоединении к планам Германии и включения страны в «новый порядок» в Европе».[3] Правящие круги Финляндии сознательно приняли решение о сближении с Германией.
Ещё в 70-е годы прошлого столетия У.К. Кекконен утверждал, что «даже абсолютный болван не может больше отрицать того, что небольшая финская руководящая группа заключила с нацистской Германией секретное соглашение об участии Финляндии в агрессивной войне Гитлера летом 1941 г.»[4]
Финский историк профессор Мауно Иокипии в 1987 году опубликовал капитальный труд «Рождение войны - продолжение», в котором на основе документов детально показал, как генеральные штабы Германии и Финляндии разрабатывали планы проведения совместных операций в соответствии с планом «Барбаросса». В частности, предусматривалось взаимодействие финской армии с немецкими войсками в ходе наступления на Ленинград.[5]
В январе 1941 года финский посланник в Берлине Тойво Кивимяки от имени президента Рюти официально сообщил министру иностранных дел Германии И. Риббентропу, что Финляндия полностью становится на сторону Германии.[6]
Совершенно ясно, что Финляндия не собиралась остаться в стороне от войны Германии с СССР. Германское командование с самого начала разработки планов нападения на СССР принимало в расчёт использование финляндской территории как базы для агрессии и добровольное участие Финляндии в намечаемой войне,[7] и были согласованы все детали совместных боевых действий немецких и финских войск задолго до начала агрессии Германии против Советского Союза.
Визит начальника генерального штаба финской армии Э. Нейнрикса в январе 1941 года в Берлин, его переговоры там стали началом целой их серии, относительно непосредственного участия Финляндии в войне против СССР на стороне Третьего рейха: визит полковника Бушенхагена в Финляндию (конец февраля - начало марта); совещание германских и финских офицеров в Зальцбурге и Берлине 25 и 26 мая; второй визит полковника Бушенхагена в Хельсинки в начале июня 1941 г. и др. «Политическое и военное руководство Финляндии, - пишет В. Эрфурт, - оказалось осведомлённым... относительно вероятности войны между Германией и Россией... Нет ничего удивительного, что в случае войны можно было ожидать дружественного отношения Финляндии к Германии».[8]
К лету 1941 года все основные военные согласования в ходе прошедших переговоров были закончены. Наступил период перехода к конкретным практическим делам подготовки войск Финляндии к совместной войне с нацистской Германией против СССР.[9]
22 сентября 1940 года Маннергейм дал согласие на прибытие в Финляндию под видом транзита в Норвегию германских войск. Его согласие позднее подтвердил премьер-министр Р. Рюти, заручившийся поддержкой министра В. Таннера.[10]
С марта 1941 года тайно началась вербовка желающих вступить в батальон СС. Из 2009 финских добровольцев годными признали 1556. После обучения финский батальон вошёл в состав дивизии «Викинг».[11]
25-28 мая германский и финский Генеральные штабы окончательно согласовали планы совместных операций, сроки мобилизации и начала наступления.[12]
13 июня генерал пехоты В. Эрфурт прибыл в Финляндию в качестве командира «штабной группа связи и взаимодействия «Север» в финской ставке.
17 июня Финляндия официально вышла из Лиги Наций. В тот же день был отдан приказ о призыве в армию, а 18 июня началась всеобщая мобилизация, а немецкие войска стали выдвигаться на севере Финляндии к советской границе и занимать позиции для наступления.[13]
17 июня германские торпедные катера и минные заградители прибыли в порт на южное побережье Финляндии.
18 июня в Генеральном штабе финской армии состоялось совещание начальников оперативных отделений штабов корпусов, на котором их проинформировали о намечаемом развитии событий.
19 июня генерал-майор Талвела записал в своём дневнике: «Предварительный приказ о наступлении получен».[14]
У немцев не было сомнения, что Финляндия вступит в войну с СССР вместе с ними. Накануне 22 июня, вечером посол Финляндии в Берлине Т.М. Кивимяки получил поздравление в этой связи и пожелание успехов Финляндии.
Кивимяки сообщил в своём донесении в Хельсинки, что был в 4 часа 30 минут утра (22 июня - авт.) приглашён И. Риббентропом на аудиенцию конфиденциального характера, во время которой Риббентроп заявил, что «Финляндия получит вознаграждение» и пожелал «крепкого братства по оружию».[15]
Нелишне привести и заявление немецкого посла в Москве Шуленбурга, когда он сообщал В.М. Молотову о начале войны Германии и СССР. На поставленный Молотовым вопрос о выезде германского посольства из СССР Шуленбург без колебаний ответил, что «...выезд через западную границу невозможен, так как Румыния и Финляндия совместно с Германией тоже должны выступить».[16]
И, пожалуй, последнее. 22 июня 1941 года в 6.00 по радио Гитлер обратился к солдатам Восточного фронта с призывом, в котором он упомянул о Финляндии, сказав, что немецкие и финские войска стоят на берегах Северного Ледовитого океана плечом к плечу, защищая финскую землю.[17] Речь Гитлера была опубликована на первой полосе крупнейшей в Финляндии газеты «Хельсингин Саномат»[18].
Некоторые политические и военные руководители Финляндии посчитали это заявление преждевременным и крайне нежелательным, создающим впечатление, что между Германией и Финляндией существует военный союз.
Однако, обратим внимание на приказ Маннергейма N4, изданный в начале войны. «В этот исторический момент, -говорится в нём, -финские и немецкие солдаты вновь как и во время освободительной войны в Финляндии в 1918 году - стояли плечом к плечу как товарищи в битве с большевизмом, с Советским Союзом... Это славное братство по оружию будет воодушевлять моих воинов в борьбе против общего врага».[19]
Нельзя не согласиться с профессором Барышниковым Н.И., утверждавшим, что дело не в том, имелось ли письменным соглашение о совместных действиях финской армии и вермахта. Финляндия взяла обязательство сражаться в военной коалиции с Германией против СССР.[20]
Следует подчеркнуть, что Финляндия фактически вступила в войну с СССР до официального её объявления.
21 июня 1941 года финский флот высадил десант на демилитаризованные, согласно Женевской конвенции 1921 года, Аландские острова, были арестованы сотрудники советского консульства. В тот же день финские подводные лодки участвовали совместно с немецкими в минировании Финского залива.
22 июня финская диверсионная группа пыталась взорвать шлюзы Беломоро-Балтийского канала.[21]
И всякое словоблудие о якобы настойчивом стремлении Финляндии сохранить нейтралитет, остаться в стороне войны Германии и СССР[22] лишено всякого основания, противоречит историческим фактам и есть ни что иное, как стремление исказить смысл происходящих событий, не имеет под собой реальной почвы.
Так же миф, внедряемый длительное время финскими средствами пропаганды в сознание финнов - рассуждение об оборонительном характере войны с СССР, о якобы защите от «восточного агрессора».
На самом деле, финское руководство с самого начала войны ставило агрессивные цели, предусматривающие продвижение финской армии в глубь территории Советского Союза, об овладении Северной Карелией, о расширении территории за границы 1939 года. Речь шла о захвате значительной территории СССР. При этом подчёркивалось, что и Ленинград не останется у русских.
По существу, основные цели Финляндии в войне против СССР были раскрыты уже в приказе Маннергейма, поступившем в финские подразделения накануне вторжения в СССР. В нём говорилось: «Во время освободительной войны в 1918 году я заявил Карелии, Финляндии и Беломорью, что не вложу своего меча в ножны до тех пор, пока Финляндия и Восточная Карелия не станут свободными... Двадцать три года Беломорье и Олонец ждали исполнения этого обета: полтора года Финская Карелия, опустевшая после героической зимней войны, ждала настоящего расцвета.
Бойцы освободительной войны. Новый день настал: Карелия поднимается в наши ряды... Свободная Карелия и Финляндия блистают перед нами в могучем водовороте событий мировой истории...
Солдаты! Земля, на которую вы вступаете, напитана кровью и страданиями нашего племени, это святая земля. Ваши победы освободят Карелию, ваши деяния создадут для Финляндии великое счастливое будущее».[23]
Эти патетические строчки -, подчёркивает Э. Иоффе,- были призваны оправдать в глазах солдат оккупацию русской Карелии, ибо идея «Великой Финляндии» с границей до Белого моря, издавна пропагандируемая националистическими кругами, не имела широкой популярности в глазах народа.[24]
Заявляя на весь мир о защите страны, о советской агрессии, между собой финские государственные деятели не считали нужным скрывать истинные цели войны. 30 мая 1941 года Р. Рюти в узком кругу обсуждал вопрос относительно определения будущих границ Финляндии на востоке. Было решено информировать Берлин о том, что это рубеж видится таким: «Нева - Ладожское озеро - Онежское озеро-Белое море».[25]
25 июня на заседении финского парламента депутат Салмила заявил: «Нам необходимо объединить теперь все финские племена, нам нужно осуществить идею создания Великой Финляндии и добиться того, чтобы передвинуть границы туда, где проходит самая прямая линия от Белого моря до Ладожского озера. На реплику же одного из коллег: «Не надо говорить всего того, о чем думаешь», - объединить братские народы успокоительно заметил, что заседание все равно закрытое».[26]
Особое место в этих планах отводилось овладении Ленинградом, что отмечают и объективно историки Финляндии. «В определении главнокомандующим общих оперативных планов в начальной стадии войны,- отмечал Алпо Руси, - вопрос о взятии Ленинграда составлял сущность финско-немецкого сотрудничества».
Известный в Финляндии историк участник войны, полковник Вольф Халсти писал: «Падение Ленинграда рассматривалось в качестве первостепенной возможности, как в ходе войны, так и в конечном итоге». Известный в Финляндии историк участник войны, полковник Вольф Халсти писал: «Падение Ленинграда рассматривалось в качестве первостепенной важности как в ходе войны, так и в конечном итоге.
Приведем мнение военного историка Хельге Сеппяла, который в книге «Битва за Ленинград и Финляндия» утверждает, что согласно взглядам финской вставки, в широких немецких планах овладения Ленинградом «являлось фактом нашего участия в этой операции».[27]
При этом финские руководители вели речь не просто о захвате Ленинграда, но и об его уничтожении.
24 июня 1941 г. финский посланник в Берлине Кивимяки вручил Г. Герингу Железный крест с цепью. В ответ Геринг заявил: «Финляндия сможет теперь сражаться вместе с Германией за обладание таких границ, которые будут гораздо легче защищать и, чтобы при этом имелись в виду этнические факторы».
Сообщая об этом в Хельсинки Кивимяки сообщил: «Мы можем теперь взять что захотим, также и Петербург, который как и Москву, лучше уничтожить... Россию надо разбить на небольшие государства».[28]
В ноте, направленной правительству США 11 ноября 1941 г., сообщалось: «Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года».
Что же имелось в виду под занятием «позиций противника», лежащих за границами 1939 года. Ответ на этот вопрос содержится в сообщении президента Р.Рюти германскому посланнику в Хельсинки: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке... Ленинград надо ликвидировать как крупный город».[29]
Особенно наглядно проявился характер войны Финляндии с СССР в переходе финскими войсками старой государственной границы и захвате ими значительной части территории СССР, в содействии группе армий «Север» в попытках захвата Ленинграда.
Стало абсолютно ясно, что финны сражаются не за восстановление, как им внушала пропаганда, а за цели «Великой Финляндии» и за овладение Ленинградом. Руководители Финляндии стали соучастниками и пособниками преступлений нацистов и история вынесла им свой приговор.
Ленинград выстоял. Провал его захвата немецкими и финскими войсками кое-кто из авторов связывает с особой позицией, занятой Маннергеймом, якобы отвергнувшим требования германского командования об участии финских войск в овладении городом и приостановившим осенью 1941 года их наступление на Ленинград, что он не хотел участвовать в осаде и разрушении города, где провел молодые годы и прожил четверть века, якобы который он любил.[30]
В.Савицкий утверждает: «В ходе жестокой войны судьба сделала врагами русского маршала Георгия Жукова и маршала Финляндии Карла Густава Маннергейма. Но, будучи врагами они словно добрые союзники, защитили от разграбления и уничтожения горд Святого Петра».[31] Это очередная легенда - попытка изобразить Маннергейма в роли некоего миролюбца. Для таких утверждений нет никаких серьезных оснований, её убедительно опровергают реальные факты.
Отметил, что Маннергейм знал о намерении немцев овладеть Ленинградом, однако не только не возражал против этих планов, но и дал согласие на участие в наступлении на Ленинград финских войск. Когда 25-28 мая 1941 года в Зальцбурге и Цоссене вырабатывали оперативные планы совместных германо-финских действий по захвату Ленинграда там начальник финского генерального штаба Хейнрикс выполнял конкретные указания, данные Маннергеймом.
5 июня 1941 года у Маннергейма состоялась беседа с генералом Талвела, получившим вскоре после этого назначение командовать финским VI корпусом, перед которым ставилась задача наступать на ленинградском направлении. В своих мемуарах Талвела пишет: «Маршал объявил мне, когда я прибыл к нему, что Германия на днях совершит нападение на Советский Союз... что немцы не просят нас ни о чем другом, кроме как нанести сильнейший удар в направлении Ленинграда. Он объявил о создании специальной группы (подчеркнуто - авт.) для осуществления этого удара и предложил мне ею командовать...».[32] На что Талвела с величайшим воодушевлением согласился.
Как мы уже отмечали, не возражал Маннергейм, как и другие ответственные руководители Финляндии, против уничтожения фашистами Ленинграда. Об этом финнов широко оповещала печать.
28 октября 1941 года достаточно распространенная в стране газета «Пякке», представлявшая влиятельную партию «Аграрный союз», писала: «Петербург и Москва будут уничтожены еще до взятия их. К подготовленным действиям уже приступили».
21 октября во фронтовой газете «Похьян» крупным шрифтом были выделены слова о необходимости ликвидации Ленинграда: «Его уничтожение будет означать решающий исторический поворот в жизни финского народа».[33] Зная это, Маннергейм вел в наступление финские войска на ленинградском направлении во взаимодействии с германской армией «Север».
К 1 сентября 1941 года финские войска вышли на Карельском перешейке к старой государственной границе. Перед финнами встал вопрос, остановить ли их наступление на границе или двигаться дальше.
1 сентября Маннергейм принял решение продвигаться вперед через границу так далеко, как это окажется выгодным для занятия позиций для наступления на Ленинград, его блокады.» Старая государственная граница на перешейке достигнута... говорилось в приказе - нам надо вести борьбу до конца...»
В течение нескольких дней финны пытались штурмовать старую государственную границу, они форсировали реку Сестру, им удалось взять Старый Белоостров и ряд населенных пунктов за рекой Сестрой, выйти на ближние подступы к Сестрорецку.
4 сентября они захватили один из передовых дотов Карельского укрепрайона.[34]
4 сентября финскую ставку посетил генерал Йодль, который по поручению Гитлера вручил Маннергейму Железные кресты всех трех степеней, дабы отметить успехи финских вооруженных сил в лице их главнокомандующего. Маннергейм уведомил высокого немецкого гостя, что Карельская армия в этот же день предприняла новое наступление.
Не плохо бы помнить о награждении Гитлером Маннергейма тем, кто устраивает выставку документов о его жизни, отдавал приказ о салюте из пушек Петропавловской крепости в честь его 140-летнего юбилея, призывает к организации музея Маннергейма и т.п.
В результате контратак советских войск перед Сестрорецком они были остановлены.
5 сентября части Красной армии заняли Старый Белоостров.
7 сентября им удалось продвинуться в районе Каллелово, а также остановить продвижение финских частей у озера Светлое. Вместе с тем, необходимо иметь в виду, что финские войска продолжали наступление на перешейке между Ладожским и Онежским озерами. К моменту начала блокады Ленинграда они вышли к реке Свирь, а к 21 сентября на рубеж Свирьстрой - Подпорожье - Вознесенье.[35]
Здесь они рассчитывали соединиться с войсками группы армий «Север». Однако на этом рубеже наступление финской армии было остановлено советскими войсками. Финны перешли к обороне, а позднее Маннергейм принял решение о приостановлении наступления.
В чем же причина, заставившая Маннергейма принять такое решение? Профессор Барышников Н.И. отмечает по крайней мере четыре фактора военно-политического характера. Во-первых, на подступах к Ленинграду финская армия встретила возросшее сопротивление советских войск, заставивших ее остановиться. К тому же финской армии потребовалось бы прорвать Карельский укрепленный район, взломать долговременные сооружения, которые при отсутствии у финнов тяжелой артиллерии и пикирующих бомбардировщиках было практически невозможно.
23 сентября Гитлер направил письмо Маннергейму, в котором сообщал, что на германском фронте южнее Ленинграда сложилось крайне тяжелое положение. Красная армия в результате многочисленных поражений и отступлений закалилась и приобрела поразительную сопротивляемость, и даже все чаще переходила в атаки, а тающие немецкие дивизии, с июня 1941 года непрерывно участвующие в боях и потратившие на это много сил, могли отражать их только с трудом.»[36]
Финские войска также несли большие потери. 3-я финская дивизия во время наступления, предпринятого по приказу генерал-полковника фон Фалькенхорста в районе Кестеньги, потеряла в течение недели... треть своих офицеров... О том, что подобные действия непозволительны, маршал (Маннергейм - авт.) возмущенно заявил немецкому генералу..., ведь у него просто нет возможности возмещать столь высокие потери». Потери финнов к сентябрю 1942 года составили 33303 убитых, 82282 раненых и 3390 пропавших без вести.[37]
Маннергейм был крайне обеспокоен постоянным сокращением боевого состава финских войск, пытаясь найти способ их предотвращения. Проведение всеобщей мобилизации, привело к перенапряжению сил всей страны. В армию были призваны даже пожилые мужчины.
Летом 1941 года ставшие под ружье мужчины, а также женщины[38] составили 16 процентов населения Финляндии, что стало огромным бременем, которое с каждым днем становилось всё тяжелее и его последствия проявлялись повсюду: экономика, транспортный кризис, недостаток тепла и продуктов. В. Эрфурт констатирует: «Из разных слоев общества, и особенно от людей старшего поколения, все чаще слышался призыв вернуться к своим семьям, и на прежние рабочие места»[39]
Во вторых, возникли серьезные сомнения в возможности и способности немецких войск в дальнейшем взломать оборону города. В условиях, когда наступление немцев на Ленинград захлебнулись, для финнов односторонний штурм города означал бы колоссальные потери, уничтожение значительной части финской армии.
23 августа 1941 года Маннергейм получил от Кейтеля письмо, в котором тот ставил его в известность, что немцы не намерены сразу брать Ленинград штурмом, а окружить его с юга и перед финскими войсками ставилась задача продолжать наступление на ленинградском направлении.
В ответе Кейтелю 27 августа Маннергейм писал, что финская армия находится в таком состоянии, что не сможет наступать.[40]
Оценивая сложившееся положение, что немецкое наступление на подступах к Ленинграду захлебнулось и они не могут штурмовать его, а финнов Берлин побуждает решительно действовать, Маннергейм в своих воспоминаниях пишет: «наступление на петербургские укрепления, имеющиеся между границей и Петербургом, потребуют, вероятно, много жертв, поскольку сильны защищены, и не лучше ли, брать его с юга или же вообще, не заставлять ли капитулировать жителей города с помощью голода.»[41]
Как видно, финское командование все свои успехи и неудачи увязывали только с конкретными действиями вермахта.[42]
В-третьих, в финских частях начало развиваться дезертирство и последовали отказы со стороны целого ряда солдат переходить рубеж старой государственной границы на Карельском перешейке, а также форсировать реку Свирь для дальнейшего наступления вглубь советской территории.[43]
«Боевой дух финских войск непрерывно падал. В августе из частей Карельской армии дезертировало 135 человек, в сентябре - 210, а в октябре - 445. В 17-й пехотной дивизии сотни человек отказались выполнить приказ о форсировании реки Свирь. Росли и другие, по оценке того времени, «военные преступления», в том числе выступления с протестом. В 1941 году на фронте таких было зарегистрировано более трех с половиной тысяч.[44]
В-четвертых, следует учитывать и такой фактор как настойчивое усиление требований со стороны США и Англии к Финляндии прекратить агрессию против СССР.
Финские ответственные деятели, руководящие государством и вооруженными силами не могли совершенно игнорировать позицию, занимаемую по отношению к Финляндии Англией и США, не учитывать их возможности повлиять на судьбу Финляндии в случае поражения Германии.[45]
29 ноября 1941 года к Маннергейму лично обратился У.Черчиль. В своем послании маршалу он писал: «Ваши войска, несомненно, продвинулись достаточно далеко для обеспечения безопасности страны и могли бы теперь остановиться... Можно просто выйти из боя, немедленно прекратить военные операции... и выйти из войны де-факто».[46]
Еще ранее правительство США вручило памятную записку президенту Финляндии, в которой отмечалось, что если наступательные действия финских войск за пределами границ Финляндии будут продолжены, «то в таком случае в отношении с ней сразу же возникнет кризис».[47]
И хотя ответ Маннергейма на письмо Черчилля и реакция правительства Финляндии на памятную записку США были негативные, финское руководство не могло не учитывать позицию этих государств как в настоящее время, так и, особенно в перспективе.
Финские войска не вели наступательных действий на Карельском перешейке в 1942 году. К указанным причинам их отказа от наступления надо учитывать также и тревожное настроение, которое охватило Маннергейма в связи с поражением немецких войск под Москвой.
20 января 1942 года Эрфурт сообщил Кейтелю, что Маннергейм впал в «характерный для него глубокий пессимизм и не хочет приступать ни к каким действиям, которые способствовали бы улучшению общего положения немцев на восточном фронте особенно на ленинградском направлении».
21 января президент Р. Рюти сообщил: «Маршал весьма пессимистичен относительно положения немцев в России. Считает, что оно довольно тревожно и ведет даже к катастрофе».
15 февраля 1942 года Маннергейм заявил немецкому дипломату К. Шнурре: «Я больше не наступаю».[48]
Однако военно-политическое руководство Германии прилагало усилия, чтобы добиться подключения финских войск к совместной наступательной операции. При этом они учитывали мнения некоторых генералов финской армии.
Так, в директиве Командующего группой войск «Карельский перешеек» генерал-лейтенанта Х. Эквиста, подписанной 24 мая 1942 года, говорилось: «... Остановка наших войск прошлой осенью на Карельской перешейке не является показателем того, что в нынешнем положении, вполне естественно, не может быть начато наступление с целью уничтожения окруженного Петербурга, поскольку это необходимо для нашей безопасности. Это вполне гармонирует с общими целями нашей войны.»[49]
Подключить финнов к намечаемому летом 1942 года немецким командованием масштабному наступлению немецкой армии преследовал визит Гитлера в Финляндию, предлогом для которого послужил 75-летний юбилей Маннергейма. В ходе визита Гитлер поздравил маршала с юбилеем вручил ему Орден Немецкого орла с большим золотым крестом. Во время бесед с Маннергеймом Гитлер информировал его о планах наступления немецких армий. Как отмечалось в подписанной Гитлером директиве 5 апреля 1942 года предусматривалось «на севере взять Ленинград и установить связь на суше с финнами, а на Южном фланге фронта осуществить прорыв на Кавказ».[50]
Н.И. Барышников в статье «Тайные визиты А. Гитлера в Финляндию и Г. Маннергейма в Германию в июне 1942 г.»[51] приводит запись речи Гитлера на встрече с руководителями Финляндии. В ней, в частности, говорилось: «Усилиями немцев город и его укрепления будут уничтожены. Тогда Финляндия освободится от русского кошмара... С начала осени надо решить судьбу Петербурга... может, следует также уничтожить гражданское население Петербурга, поскольку русские являются такими ненадежными и коварными, а посему нет причины их жалеть».
Однако Гитлер не убедил Маннергейма в победном для Германии исходе войны. Но когда проявились крупные успехи немецкого наступления на сталинградском и кавказском направлениях, настроения и намерения Маннергейма стали меняться. 15 июля 1942 года генерал Туомпо записал в своем дневнике: «Крупное наступление Германии... Маршал в хорошей форме и хорошо себя чувствует».[52]
23 июля Гитлер подписал директиву в которой группе армии «Север» ставилась задача подготовить захват Ленинграда (операция «Фойерцаубер» «Волшебный огонь» - авт.) Позже операция эта получила новое кодовое название - «Нордлихт» - «Nordlicht» - («Северное сияние») Руководство операции было возложено на генерал-фельдмаршала Э. Манштейна.
Эрфурт В. пишет, что «... германское командование уже получило согласие на содействие финских сухопутных сил в наступлении на Ленинград (кодовое название операции «Нордлихт» - «Nordlicht» - «Северное Сияние»... Маннергейм в своем, как всегда очень вежливом и сдержанном ответе от 4 сентября 1942 года в принципе не отказался от участия финнов в операции «Нордлихт». При этом он ссылался на то, что возможности финской армии якобы весьма ограничены.»[53]
Однако план германского командования не был выполнен. Началась операция советских войск, вошедшая в историю как Синявинская наступательная операция. Операция не привела к прорыву блокады Ленинграда. Однако наступательные действия Ленинградского и Волховского фронтов заставили немецкое командование отказаться от плана штурма Ленинграда. «Дивизии нашей армии понесли значительные потери, - писал Манштейн. - Вместе с тем была израсходована значительная часть боеприпасов, предназначенных для наступления на Ленинград. Поэтому о скором проведении наступления не могло быть и речи.»[54]
Однако германское командование все же предприняло одну операцию - попытку перерезать Дорогу жизни, осуществив захват острова Сухо, позволявшего контролировать движения по Ладожскому озеру, чтобы добиться ужесточения блокады Ленинграда.
22 октября 1942 года десантные баржи, немецкие минные заградители и и